Беглый 1. 9
Артём, как всегда встает раньше меня, он уже чисто выбрит и заставляет проституток варить кофе. Если бы я делал кастинг в театре Радика – Артём бы у меня всю жизнь играл подтянутых эсэсовских штурмбанфюреров.
- А твой отец где работает? – это мне, вместо доброго утра.
- В универе историю преподает, а что , ты теперь и его телевизор хочешь запустить на движение? Перепуганные окрестные жители в страхе называли его черный телемастер, от него не было спасения! И это у тебя называется “исполнить делюгу”, да ? Телепузик херов.
- Заткнись. С сегодняшнего дня твой отец – замполит Мирабадского райвоенкомата, понял?
- Замполит ? А ты не перепутал ничего – давай уже сразу министр обороны?
- Сейчас мы поедем Женьку от армии отмазывать. Через твоего отца, разумеется. Женька вроде как к мирабадскому приписан. Точно.
***
Флаг над комендатурой уже узбекский, но внутри царит скоросшивательный запах советского учреждения. Мы с умным видом завсегдатаев гуляем по коридорам.
Пистолеты, автоматы, люди в разрезе, а так же памятки по химической и биологической защите размазаны по всем стенам. Эти светлые образы я помню еще со школы, улыбаюсь им, как старым приятелям.
Куда с приписными? Во второй отдел? А мы не опоздали? Спасибо, спасибо! А где бы глянуть на график медкомиссии? Спасибо вам огромное, с меня – шоколадка. Артём, похоже, попал в родную стихию.
Дождавшись когда мы остаемся одни в мужском туалете, знаток системы Станиславского быстро расшатывает решетку на маленьком окне, и по одному вытаскивает из нее гвозди. Теперь если решетку толкнуть по-сильнее, она сразу вывалится прямо на Проспект Космонавтов.
- Готовы декорации!
Артём больно хлопает меня по спине
- Попёрли за главным героем
***
Женьку мы находим довольно легко. Он уже обрил башку и обреченно чертит что-то прутиком рядом с детской песочницей. Лысина, унылый взгляд и эта геометрия на песке делают его похожим на античного философа.
На репетиции он теперь не ходит, потому и не слышал, очевидно, о нашей выходке с телевизором Радика. Как и вся труппа в день нашего набега на театр, Женька очень рад видеть Артёма.
Сказать, что Женька счастливо считает дни до призыва, значит солгать. Служитель Мельпомены рвёт и мечет.
- Я родился в СССР. Какого хера мне делать в армии Узбекистана, кого от кого защищать? Мраки. В бега подамся, наверное! Вот с тобой и двину, Арт!
Сегодня Женьке повезло. Оказывается мой отец – настоящий замполит райвоенкомата, и все легко сможет уладить. Делов-то! Надо бы только военкома задобрить.
Военный билет стоит всего триста баксов. Что ты – это еще дешево, по- знакомству. Путевка в рай. Проще пареной репы. Себе мы, так и быть, ничего не возьмем, в память о старой дружбе. Поможем в беде. Ага.
У Женьки только сто двадцать баксов. Вот незадача! А нельзя за сто двадцать?
Нельзя. За сто двадцать никак. Маловато , конечно сто двадцать, хватит только на отсрочку от призыва. Отсрочка это тоже классно, на самом-то деле. Может армию отменят или потом еще бабки появятся на военный билет. Ага. А ты как думал? Не, что не говори, а отсрочка это просто подарок судьбы.
***
Одной ногой уже в отмазке, Женька везет меня на такси в “военкомат моего отца”. Артем остается ждать во дворе около дома. Он не любит ни военкоматов, ни казематов. У него к униформе презрение свободного художника. А вот с Женьки, с Женьки точно пузырь за удачное разрешение проблем.
“Ящик!” - обещает счастливый призывник.
Оставив потеющего Женьку в вестибюле под крылатым афоризмом юртбаши - “Узбекистан – супердержава в недалеком будущем”, я скорым шагом иду в мужской туалет, и сразу как рыба ныряю в приготовленную амбразуру.
Штукатурка в местах где мы вытащили из решетки гвозди, теперь сочится белесыми струйками. Они оставляют неровные лампасы на моих ранглерах. Теперь кажется, что в военкомате мне успели присвоить внеочередное воинское звание - генерал лейтенант, если судить по ширине полосы. В нагрудном кармане – денежное довольствие в сумме сто двадцать самых безусловных единиц на свете.
Через полчаса я возвращаюсь к Артему.
У меня осталось приписное свидетельство Женьки и справка с места его жительства.
На это раз совесть меня мучит гораздо меньше, чем после зачистки квартиры Радика от телевизионного приемника. Вообще, вещи о которых до отсидки мне было страшно подумать, теперь стали нормой жизни. Исправительная система исправила меня. Я стал профессионалом. Не смысле качества преступлений. В смысле воровать теперь стало как ходить на работу.
Артем закидывает приписное и справку в Женькин почтовый ящик, они ему еще пригодятся, и в довольно скором времени. Вечером, уже потерявший надежду, он будет рад и этому.
Деньги аккуратно перегнув, Артем пихает себе в карман.
- А я думал мы сразу поделим бабло?
- С какого это? Все пойдет на бензин. На дорогу.
- Бензин? Какой еще бензин, а тачка? Дай хоть на карманные расходы!
- Есть у меня одна на примете, цинканули добрые люди. Кия Спортидж, джипчик такой с сидюком. Коробка- автомат. С комфортом попрём. Кое где и без дороги проскочим. А на карман тебе зачем? Все в одном общаке!
- Артем, нас же разменяют за этот джипчик! Давай поездом лучше двинем. Тише едешь, как говорится…
В Узбекистане люди так любят свои тачки, что первый принятый после независимости закон был увеличить потолок за угон с пяти лет до двадцати пяти, с вышаком в исключительных случаях. После этого многие стали оставлять машины с открытыми дверями.
- В поезде нас выпотрошат проверками документов. Две границы – сначала узбеки, потом казахи, потом русские – и все шерлок холмсы загребущие.
А тачка - херня делов. Хозяйка джипа держит кабак. “Европа” - называется. Грибочки с биточками. Возвращается за полночь. Соседи уже спят. Мы будем ждать ее прямо в гараже. В аккурате. Иной раз она с собой выручку привозит – но уж тут разрабатывать надо, пасти. Время нет. Тут уж как карта ляжет – повезет еще и фаршированную ее голубу примем. С икрой.
Оглаушим с легонца, не больно так, заберём бабло, рыжье и тачилу. В тачке сиди плейер! Сам проверял!Дисков только путёвых прикупим и в путь.
Прикинь как в Москву с ветерком под Оффспринг помчим! Там, наверное, даже кондиционер есть. Я знаешь как езжу – только на мотоцикле можно догнать и то – не каждом.
- Так, подожди, разбой это раз, глаушить то чем-то надо, правильно? Уже не грабеж, друг мой , а разбой, угон – два, ранее судимые – это три, еще пару висяков прилепят по ходу пьесы, потом и повезёт, выручку ее накроем – вот тебе и особо крупные размеры…. и – гуд бай, Америка! Вышаком пахнет твой спортидж. Стоит ли того овчинка?
- Овчинка это ты самый и есть. Овца. Если ссышь – я сам все исполню. И в Москву поеду – сам. Разбойник херов, Дубровский блин! Обычный гоп стоп.
- Рутинный
- Чего?
- Рутинный, говорю, гоп-стоп. Слушай, может давай лучше от армии еще кого отмажем? Работает же схема – чего в дебри лезть? Чик-чирики.
- Каароче, у тебя время до завтра подумать, я лична еду в джипе или ваще нахер не еду. Закрыли тему.
Я молчу в ответ, и мы едем смотреть насколько сложно будет проникнуть в гараж.
***
-Если залить в замок эпоксидной шпаклевки без отвердителя, то когда хозяйка вставит ключ, закрывая гараж, все «сухарики» замка зафиксируются, и мы сможем его открыть любым более-менее подходящим по форме ключом, понимаешь? Пошли в хоз-товары, сейчас на месте все оформим.
- А как если не сработает – эпоксидка твоя, тогда что?
- Тогда ты подойдешь к ней у гаража, в очках в своих, как лох. Скажешь – маму надо в больницу отвезти – а скорой все нет и нет. И тут я ее – сзади…
- Жалко нет хлороформа. Или эфира. Гораздо эстетичней – с хлороформом–то! Ты только не очень ее, ладно?
- Постараюсь прическу сильно не портить.
Удовлетворенные проведенной подготовительной работой, мы возвращаемся на Куйлюк, снимать стресс и придаваться потному разврату с нашими знакомыми Натой и Ксюхой. У Артема все ходы расписаны наперёд.
Хотя мне лично совсем не до разврата – я бы лучше выспался перед делом.
Ната открывает дверь и тут же начинает махать на нас руками – “Уходите, уходите, ребята, быстрей. Нельзя”.
Выясняется, что у девчонок сегодня субботник – в гостях сыскари из местного РОВД, они же по совместительству Натына и Ксюхина крыша. Господа офицеры приехали собирать клубничку. Устали ловить бандитов – захотелось тепла, любви.
Мы печально разводим руками – этот мир принадлежит ментам, ничего не поделаешь. В преступной иерархии – они всегда в самом верху пищевой цепочки. Взорвать бы их бомбой, как смелые белорусские подпольщики во время войны. Полуголые окровавленные менты скачут по хате в одном сапоге – вас ис лос, вас ис лос, партизанен, партизанен!
Ехать ночевать куда-то в другое место уже поздно. Время упущено. Темнеет. Вечером в Ташкенте это время два вида прохожих – менты в форме и менты без формы. Бесформенные менты.
Стоит теплая августовская ночь, поэтому мы устраиваемся на ночлег прямо на крыше Ксюхиной девятиэтажки, правда пришлось собрать все половые тряпки и преддверные коврики, чтобы соорудить себе лежанки.
Сбор ковриков занятие для грустных философов. Из-за дверей доносятся звуки и запахи чужой жизни. Котлеты, плов, детские вопли, джинглы культовой узбекской телепередачи “Ахборот”. В бетонной вертикали подъезда ты одинок, как никогда. Со всех сторон пробиваются ростки чужой жизни, ты же заперт в самом себе, как в могиле. Ты не нужен этим людям. Чтобы они приняли тебя обратно, нужно до конца отсидеть свой срок в тюрьме без замков. Убегать нельзя. Или наслаждайся свободой – спи на ковриках, о которые честные граждане вытирают ноги.
Простите за ваши коврики, мы обязательно всё вернем.
Теперь рассыпанный по крыше гравий не так впивается в спину. Приятно вытянуть ноги после странного дня.
На нами высоченное, усыпанное огромными звездами чернильное азиатское небо. Только на Востоке летнее небо способно на абсолютную черноту.
Хотя я совсем не расположен к романтике.
С ужасом предвкушаю, как события будут разворачиваться завтра.
А вдруг эту женщину придется сильно глушить? А если он переборщит? Не рассчитает удар – дури-то в нём дай боже!
А вдруг хозяйка Европы двинет кони?
А если в машине она будет не одна, а с другом-самбистом ? Удачно оказавшийся на месте преступления К. скрутил подозреваемых и вызвал милицию.
А если женщина успеет крикнуть? В домах вокруг залпом загораются окна. Внимание! Всем постам – машина с преступниками движется по направлению к окружной автодороге. Принять меры к задержанию.
Я осыпаю Артёма градом вопросов, в надежде, что он решит воздержаться от исполнения этой страшной “отработки”. Я очень боюсь. Преступления бывают красивые, с элементами искусства, что-нибудь изящное, где задействован мозг, а не монтировка или лом. Вот, например, украсть у пенсионерки телевизор – это уже погань какая-то блин. Стучать кому-то по башке монтировкой – тоже. Можно случайно задеть жизненоважные области мозга.
- Ты можешь что-то другое предложить, чистоплюй припудренный?
- Ну-у… Ну-уу… Ну, давай музей искусств исполним! Картины там, статуэтки, фаберже всякое-такое.
- Шибанись! Боевиков насмотрелся?
- Короче! Мы просто устроимся туда на работу, билетёрами-полотёрами, или там экскурсоводами-искусствоведами какими, поработаем месяц-другой, все чётко разузнаем и швырк! Преступление века!
- У нас нету столько времени. И ваще я эту тему планирую уже дней десять, эта барынька иногда дневную выручку своего кабака домой привозит, понимаешь, мне официантка одна напела. Представляешь как может повезти, всего-то делов – пару часиков в гараже, десять минут – полный контакт, и по газам! На своей машине.
Спи, давай уже, не иби мозг.
***
У вас бывает такое, когда волнуетесь сильно – все время ссать охота? Вот и у меня тоже. Я битый час торчу на крыше и все время ссу. Как будто приехал с пивного фестиваля.
Площадка с гаражами прямо передо мной.
Из гаража Артему теперь не выйти – кругом еще полно соседей. А я вроде бы в безопасности, на расстоянии, но все равно ссу в буквальном смысле.
Интересно вот теперь ментовские собаки сразу возьмут след? Или тоже станут ссать, метить территорию? А если кто из соседей сейчас рядом с гаражом собачку пойдет выгуливать, и она почует Артёма, тщетно пытающегося раствориться в полумраке гаража?
В голову лезет всякая чушь. Вот ведь как здорово было прийти к этой бабе в кабак и прикинуться офицерами из налоговой санэпидстанции. Пожрать там бесплатно, попить боржоми, потом смущенно принять памятные подарки, и, по-ходу, ключи от машины у нее тихонько сглазить! А?
Вот это я понимаю – красиво. А этому бездарю ломом надо по башке бить обязательно.
Мы ждем хозяйку ресторана уже целую вечность. Слонов считать скучно. Ноги затекают. Спина ноет. Быстро темнеет и в окнах загорается свет чужих уютов.
Наконец, на аллейке ведущей к гаражу появляться внедорожник. Это Киа Спортиж – никаких сомнений. Сейчас хозяйка откроет замок, который несколько часов назад навесил я, закрыв внутри гаража этого раскольникова.
Кубарем качусь с лестницы, кажется пятки касаются кончиков ушей – сейчас в гараже разыграется недоброе, и я тоже должен быть задействован в мизансцене, как сказал наш доморощенный режиссер.
Машина с потенциальной потерпевшей медленно вкатывается в гараж. Я прибавляю скорости, хотя уже почти задохнулся от бега и страха. Сейчас я вбегу, помогу Артёму обмотать ее крепкой изолентой, и мы аккуратно пристроим женщину в углу гаража. Пусть сам сдёргивает с неё серьги – у меня уже час как руки ходят ходуном.
Когда до гаража остается несколько шагов – оттуда грохотом раздаются жуткая симфония автомобильной сигнализации. В жизни не слышал ничего громче. Первая мысль – развернуться и рвануть куда глаза глядят. К чёрту Артёма – я думаю сюда уже летит с десяток патрульных машин. По крышам расползаются снайперы. Сдавайтесь, вы окружены.
Только идиотский принцип привитый в советской школе и районном доме пионеров – не бросать в беде товарища, толкает меня в грохочущий гараж.
Что-то пошло не по сценарию – Киа вся теперь мигает и бибикает, потерпевшая сидит внутри и злобно на нас пялиться. Мурена в аквариуме. Артём мечется вокруг машины, как курица, из под которой только что спёрли яйца.
- Рвем отсюда, Тёма! Ну ее в жопу эту кию
- Не называй имен, баран! – Артём в ярости. Это мой промах последняя капля, он с размаху лупит фомичем в стекло водительской дверцы. Оно превращается в град мелких стеклянных квадратиков. Теперь нас и хозяйку Европы не разделяет ничего. Я вижу ее лицо совсем рядом, в каких-то пол метрах. Осколок стекла дверцы слегка поцарапал ей щеку и теперь по ней сочиться кровь. “Извините” - бормочу я.
Артём отталкивает меня и, открыв дверцу, выволакивает женщину наружу. Ворот ее блузки трещит.
Теперь хозяйка Европы действительно напугана, она истошно кричит, как выпь, гораздо громче, чем сигнализация. Артем замахивается на нее своим ломиком, и как мне кажется, слишком сильно. Он не рассчитает удар!Он убьёт ее! Я бросаюсь под руку и удар приходится мне по шее. Больно!
Перед глазами возникает паук с желтым черепом на брюшке. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть рисунок поближе, но паук сам резко увеличивается в размерах мне навстречу. Теперь он размером с раскормленного котёнка.
Очень болит шея. Она затекла от сна на крыше и эта боль будит меня. Брр! Как такая херь может присниться на свежем воздухе крыши?
А где этот соловей-разбойник?
Лежанка Артёма пуста. Уже на ногах, как всегда раньше меня. Бреется, наверное своим аккумуляторным Брауном.
Я обошел всю крышу, но его негде нету. Может он пошел за завтраком? Такового за ним раньше не водилось. Смотрю с крыши вниз – там у нормальных людей уже вовсю кипит жизнь.
Троллейбусы, понимаешь, ездят.
Ушел? Неужели бросил меня? Забрал все деньги, сигареты и...съебался.
Каналья. На всякий случай жду его на крыше еще час. Ушел. Точно. Артём в своем амплуа. Актёришка задрипанный. Оборзевший селезень. Потерпевший теперь – это я.
Не знаю скорбеть мне или радоваться.
Охота жрать и курить, денег нет – негатив. Никаких упражнений с монтировкой сегодня вечером – позитив. Хватит достоевщины. А вообще-то, к чему пауки во сне сняться?
В лифте заплёванное индивидуумами зеркало. Сквозь засохшую слизь, на меня смотрит приятное интеллигентное лицо в очках – фиг скажешь, что бандюга. Вот только рот не стоит открывать в улыбке – передние бивни не пощадил чифир и дешевая махра. Улыбка чифираста. Портрет Дориана Грея.
Обнаружив около подъезда совершенно замечательный, огромных размеров бычок, с удовольствием закуриваю. Толчись оно все в рот, жизнь продолжается. Придумаю что нибудь. Главное, чтобы ломом по башке никому не стучать. Неизящно. Я может на скрипке всю жизнь мечтал играть.
Эстет, собирающий у подъезда окурки.
“Ташкент - столица исламской культуры” - если я правильно понял по-узбекски, гласит транспарант натянутый через всю улицу. “С какого это перепуга – столица исламской культуры ?” - и тут как из под земли по обеим сторонам улицы появляются менты. Много ментов. Прямо, как грибы после дождя вырастают. Мне становится нехорошо.
Сейчас будут брать - приехал ты, дружок! Ай-ай! Артём, наверное, сдал! Подонок! Зачем?
Поток моего ужаса прерывает марсианская сирена приближающегося кортежа.
Неожиданно с обоих сторон менты стали перекрывать движение на перпендикулярных улицах. Они свистели как кубки УЕФА. Похоже это происходило тут регулярно, потому что никто кроме меня не испугался.
Водители машин сразу подчинились, заглушили движки, достали баклажки с минералкой, закурили и потянулись за мобилами:
- Алло! Слушай, я, наверное, задержусь. Во-первых, заправиться не успел, во-вторых, попал под папу.
“Попал под папу” - понял я. А я-то пересрался! Им сейчас не до меня.
“Попал под папу” означает, что перекрыли движение, потому, что едет юртбаши.
- Диккат, диккат!– проносится мимо белая милицейская машина. И вскоре на бешеной скорости, рассекая воздух, мимо простреливают джипы охраны и тройка тяжелых чёрных Мерседесов.
У меня захватило дух. Секунда, и папский кортеж уже далеко, а я даже не успел разглядеть его гордый профиль.
Менты зевая, расходятся, возвращаясь к своей трудной и опасной службе. Водители нетерпеливо сигналят друг другу, и жизнь города, благоговейно замершая на пару минут, постепенно втекает в сонное русло ташкентского лета.
***
Жрать хочется неимоверно. Что-нибудь свиснуть или отобрать требует определенной подготовки. Планирования, если хотите. А вот пожрать надо прямо сейчас. Сию минуту.
В детстве, в советские времена, мы задержавшись на улице и проголодавшись, часто шли прямо на базар. Если там побродить по рядам и попробовать товар у каждого торговца, можно нажраться от пупа. Узбеки, они добрые. У одного вишенку, у другого яблоко, у третьего абрикос…
Повторим опыт детства. На базар. Барин изволит завтракать-с.
За время прожитое Узбекистаном, вырвавшимся из-под ярма российского колониализма, базар тоже сильно изменился.
Успел только снять пробу у трех торговцев, как на меня зашипели и закричали люди со всего ряда. Еще пара попыток что-нибудь попробовать не покупая, и весь базар будет пинать меня ногами. Гады.
Поджав хвост, я заспешил к выходу.
Куда мне податься теперь? Вопросы ночлега и жратвы, когда нет ни того, ни другого, всегда будут заботить человечество куда больше, чем влияние символистов на раннее творчество Сергея Есенина.
***
В бегах ваши самые лучшие друзья - это женщины. Женщины имеют свой, особый взгляд на правосудие и законы, если вы им нравитесь. Они часто гораздо сильнее и смелее мужчин, если захотят.
Когда-то, на втором курсе, мы всю большую перемену неожиданно для меня целовались с Бакеевой в засос. В старом здании английского факультета, была целая куча пустующих пыльных аудиторий. Приходилось шастать туда три раза в неделю на пары к Маргарет Тэтчер, которая у нас вела грамматику.
Аудитории в здании старого английского факультета все сплошь маленькие, на десять человек, и захламлены исписанными первокурсными лав стори, переломанными лингафонными кабинками. Из них получались изумительные курилки. Забравшись в одну из кабинок, я только изготовился подкурить, как вижу в соседней кабинке вяло красившую губы Бакееву.
- Здорово, Ленка!
А она вдруг перехватывает инициативу, и мы сладко, долго, размазывая свежий слой помады по щекам, целуемся. Что может быть в жизни лучше таких приятных неожиданностей. Мне не особенно нравилось её лицо, но при воспоминании о ее сочных, огромных и нежных губах я весь напрягся внизу. Нет нельзя сейчас думать о приятном, а то трудно идти. А топать мне еще пару часов с лихуем.
Скорей! На Чиланзар! Бакеша, я буду целовать тебя сейчас, как приговорённый к смерти, как неизлечимый раковый больной. Так сладко, будто завтра никогда больше не наступит.
Я буду любить тебя, будто ты Клеопатра, и за стенами спальни, палач уже готовит топор. Кстати, и перекушу заодно. Ежедневная проблема с питанием, как один из побочных эффектов свободы. Напишу об этом статью в журнал.
***
Бакеева за эти шесть лет превратилась в сказочную красавицу. Или она всегда была такой?
Дома у ней толпа бестолковых родственников с бестолковыми расспросами. Ленка видит, что я совсем не готов к интервью, и сразу тащит меня в корейское кафе.
Спускаясь по лестнице, я пропускаю Ленку вперёд и жадно любуюсь, как шаловливо свет солнца пробивается у нее между ног. Таких стройных и до одури желанных.
На улице жарко и я сразу представляю как горячо и потно, наверное, у Бакеши ТАМ.
Сто тысяч лет не был в добром маленьком корейском кафе. Вкуснотища. Тут я невольно вспомнил хозяйку Европы и мысленно пожелал ей счастья. А разговор постепенно превращается в безумолк со стороны Ленки и судорожные вздохи нескрываемого страдания с моей.
Моего старого проверенного аргумента в общении с прекраснейшей половиной - портмоне полного крупных банкнот теперь со мной нет. Не шикануть подарком не отанцевать ее в хорошем ресторане. Это обезоруживает.
Вот можно было бы вытащить и положить перед ней на тарелку свой прибор. Так ведь ментов сразу же вызовут.
Не понимаю, почему ей можно одевать блузку с вырезом до пояса и юбку тоньше паутины, которая ,скорее все только подчеркивает, а мне подобным оружием воспользоваться нельзя.
Что бы хоть как-то соблазнить Ленку своей удалой крутостью и небывалой эксклюзивностью , я по-секрету сообщаю ей, что сбежал из тюрьмы. Вот так вот вышло, золото моё. Однако это сообщение имеет обратный эффект и Бакеева обзывает меня идиотом.
Ленуся, милая, золотая моя, пойми - как же можно сидеть в тюрьме, которую никто не охраняет? Вот что значит быть идиотом, даже не попытаться толкнуть дверь, проверить, не закрыта ли? Просто сидеть, потому что какие-то люди сказали : "Сиди".
Я залпом вливаю колючую минералку.
Бакешка отказывается понять, тема побега её совершенно не трогает, и она рассказывает мне про лондонский Биг Бэн. Когда я провожаю ее до дверей, в ее глазах мелькает ****ская искорка, та самая за которую любой мужик продаст душу дьяволу.
- Завтра утром приходи. Никого дома не будет, посмотрим сувениры из Лондона, обещает она.
Даже если среди сувениров лондонский триппер, я все равно приду, приползу , на брюхе, решаю я.
Главное вот только где-то перекантоваться до утра.