Ди в сильно подсевшем от частых стирок халатике, бесстыдно вознёсшемся над её фигурными коленками. Это тот самый старенький чистенький короткий халатик, рядом с которым Виктория Сикрет выглядит дешёвой китайской подъёбкой.
Она теперь стильно выщипывает брови и очень профессионально подкрашивает глаза за стеклами очков. Раньше такого за ней не водилось. Раньше такие трюки Ди просто презирала.
- Мне мама твоя звонила. Ты зачем сбежал из тюрьмы? Может всё-таки вернешься? Тебе ничего не будет. Ты о близких подумал? А вдруг милиционеры сейчас сюда приедут?
- Нет. О близких я почему-то не подумал. А что, близких тоже заставят уголь ломом долбить? Может, сразу посадят на электрический стул? Нет. Близких не тронут. И даже зарядку не заставят делать в шесть часов утра. Близким однозначно легче, потерпят близкие.Господь, как говорится терпел...
И вообще, мне, видишь ли, ночевать сегодня негде, а ты о тонкостях юриспруденции рассуждаешь. Что с вами со всеми? Лучше покорми чем-нибудь.
-Покушать - пожалуйста, а вот насчет ночевать – у меня мама только из Бухары приехала. Скоро вернётся от соседки.
- Ди, разве же я сказал – "переспать"? Я сказал – просто ночевать мне негде, - вкладывая максимальный посыл сарказма. Хоть на пол брось овчинку...
Мне правда негде сегодня.
- Вот так и появляются бомжи на белом свете, приговаривает меня Ди.
Потом она гордо демонстрирует мне свою дочку, которая имела все шансы стать моей. Но я выбрал Веронику.
Засыпаю дщерь комплиментами, в надежде растопить лёд.
И не напрасно. Все мамаши живут под впечатлением, что их дитя – что-то совершенно исключительное, до сих пор в природе не виданное. Даже на умничку Ди это распространяется. Глотает моих лещей, как загипнотизированная. В знак признательности тащит меня к ближайшей шашлычной. Сложно сказать, сколько же лет я уже не видел настоящего шашлыка. Лет пятьсот, не меньше. Узбекский уличный шашлык это музыка Чайковского в кулинарном виде.
Очень надеюсь, что Ди кормит меня шашлыком, чтобы позже нежно изнасиловать. Выдавить из меня все.
***
Жизнь за решёткой прививает многочисленные шакальи уловки – говорил вам уже вроде, что отсидевший “никогда не станет человеком”.
Я веду светскую беседу о свободе личности в авторитарном обществе, поэзии Мандельштама, расхваливаю из-за всех чужую дочку, но главное для меня это мой повышающийся с каждым словом лести рейтинг насчет поебаться.
Хотя в какой момент на меня накатывает отчаяние. Тянет вернуться назад во времени сделать все так, чтобы мы сидели бы таки в той же шашлычной, но только Ди была бы моей женой, а её Алиска – моей дочерью... Мои девчонки.
Я такой был бы отец… Такой, не знаю, такой прямо как гранит, надежда и опора. Ждали бы меня с работы, с подарками!
Хотя каковы гарантии, что жизнь не казался бы полным дерьмом даже при этом, кажущимся мне сейчас идеальном раскладе. Может быть за годы вместе мы присытились бы друг другом, сносились механически раз в неделю и я злобно тер бы ее, умоляя про себя, чтобы все побыстрее кончилось.
Тут Ди резко прерывает монолог о том, как гениальная дочка научилась читать за полгода до сверстников, и возвращает меня в реальность шашлычной. Передо мной колченогий белый столик с логотипом Совпластитал и дальнобойные мухи-тяжеловесы – бесплатное приложение любой уличной харчевне летнего Ташкента.
– А тогда, когда милиция тебя ловила, ну помнишь, в первый раз, они сразу ко мне припёрлись, видимо, у них уже есть все мои данные? В архиве? Как ты думаешь?
- Я так думаю, они уже давно засекли нас со спутника, и вон там, во-он видишь движение на крыше киоска, там уже вовсю занимают позицию снайперы. Капец нам подкрался.
Пытаюсь отшутиться, но вопрос Ди сразу напоминает о неприятностях, которые до сих не разрешились сами собой. Ведь где-то там, группа охотников, с собаками и оружием азартно и неустанно вынюхивает мой след. Они перебрасываются шутками, радуется удачам, жрут, срут, смотрят в след смазливым бабам и неустанно меня ищут. Дался же я всем этим гадам! Какой вред я принесу человечеству, если просто поем сейчас здесь шашлыка, а потом нежно приласкаю Ди?
Подонки, они не дают мне малейшего шанса на счастье!
- Я уйду, уйду до рассвета, Ди,мне и правда нужно поспать всего пару часов без конвоя. Я устал спать под конвоем, девочка.
Частая бравада моим лихим тюремным опытом опять же преследует только одну, впрочем, не чуждую и пылкому читателю цель – секс.
Секс – до полного умопомрачения, без прелюдий и одухотворённых бесед, в чистом зверином виде – когда она - вся одна сплошная задница, а я как сваю вбив, ворвусь в неё сзади, до крови впившись зубами в нежное, округлое плечо, ааах!! Железный дровосек. Забыться помогает – сбежать так далеко, что не один мент не достанет. Жаль длится не долго. Годы воздержания не прошли зря. Могу кончить усилием мысли, как индийский факир.
- Скажи, вот мама твоя говорит, оставалось сидеть всего три -четыре месяца, до решения суда, зачем побежал-то? Логика какая? Потерпеть не мог, весь такой крутой?
-Ну, во- первых это не факт, сколько месяцев. У меня там за день нарушений набежало, как у отрицалы с особого режима. Постанова у них такая – пишут акты о нарушении режима, а потом тебе же и продают. Но это не суть, это хозрасчет.
Тут самое главное, ты вникни сама, вникни, как же не убежать - если не охраняют. Совсем не охраняют. Каким кретином надо быть, чтобы добровольно сидеть в тюрьме без замков и охраны. Логику улавливаешь?
- Сознательность стоило проявить. Это же как экзамен был для тебя, готов ли к жизни в нормальном обществе. Вписываешься ли? Стал ли человеком?
- Ди, да о чем ты? Что они с тобой сделали? Каком еще нахер нормальном обществе? Каким человеком? А как же наш клуб Чайного Гриба? Джим Моррисон? Хиппи шестидесятых? Зачем мне это нормальное общество? Готовые продать все самое святое за хороший кредитный рейтинг? Потребители материальных благ? Люди готовые сами сидеть в тюрьме без замков если того требуют неизвестно кем написанные правила? Они и расстреливать будут, если по телевизору им показать как это здорово.
- Да подожди ты со своей философией! Речь о твоей судьбе ведь идет. Иногда мне кажется, ты просто не можешь жить как все нормальные люди. Скучно тебе, видишь ли. Нет в жизни экстрима, напряжения излишнего, так ты из шкуры вон вылезешь, чтобы его создать. Хоть в мелочах. Это инфантилизм. Детство.Пора уже жить как все нормальные люди. Взрослеть. На работу ходить утром. Детей водить в детский сад. На отпуск откладывать.
На какой-то момент мне снова очень сильно захотелось жить этой жизнью, которую сейчас нарисовала Ди. И я решил с ней согласиться. Тем более, что спорить с ней становится все труднее и труднее, от меня не ускользает ни один изгиб её мягкого, немного округлившегося после родов тела, и я физически осязаю его.
Какое сокровище! Пир плоти после шашлыка. Шашлык, он тоже пойдет на пользу. Шашлык это виагра Ходжи Насреддина и Алишера Навои.
***
Мама Ди – вот ведь тоже оказия!
Теперь впереди у меня долгие часы ненужных приличий. Целые века до того момента пока в комнате выключат свет.
Чинный разговор "о будущем" с мамой Ди. Мама Ди! Напрасно ты думаешь, что я освободился из зоны с почётной грамотой и сейчас усиленно ищу работу. Вовсе нет. Будущего у меня НЕТ, мама Ди! Я снова бегу от ментов, сам не зная куда, и сам не зная как долго. И где-то глубоко внутри мне очень печально от этих мыслей.
У мамы по программе бестолковое рассматривание мёртвых фотоальбомов. Людей заставляющих гостей рассматривать семейные фотки(а этот, слева, мой двоюродный свёкр, сразу после того как ему успешно удалили аппендицит), только потому что бесправные гости не могут отказаться из вежливости, необходимо показательно наказывать. Сечь плетью на городской площади перед ратушей.
Следующий пункт программы вечерних развлечений в семейном кругу -идиотское сюсюканье с плодом не моих чресл. Девочку заставляют для меня декламировать. Я с ужасом жду что-то из ранней Ахмадуллиной, но слава богу, в меню что-то легкое - подражаем звукам окружающего мира. Гав-гав, лает собачка, мяу-мяу-мяу, мяукает кошечка. Такие дела. Штатататах - накрывает с вышки сухая очередь из автомата системы Калашникова. Впрочем, это уже факультатив. Не входит в обязательную программу. Этот звук окружающего мира они еще не слышали.
Наконец – долгожданная команда "отбой". Скоро спартаковцы грязно ворвутся в штрафную площадку.
Расклад на поле, кстати, превосходный – мама с малолетней Элис – в соседней комнате, Ди – на огромном диване, а я на полу, рядом с диваном.
Это ошибка в их линии обороны или холодный расчёт? Спустится ли Ди ко мне сама или придётся разыгрывать эти бестолковые, столь любимые бабами мини-спектакли? Вечная любовь и безлимитные звонки по выходным.
Ее бедная, беззащитная мама оставляет дверь приоткрытой – какая невинная наивность. Все суета сует, мама, - меня сейчас сможет остановить только усиленный наряд милиции. Спите уже, мама. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Закрываю глаза и начинаю медленно считать до трёхсот. Это должно быть вполне достаточно.
Однако я совсем недооценил коварства мамы – у неё вдруг случается острая кишечная колика, и она начинает совершать неожиданные молниеносные марш-броски в туалет, порой наступая мне на руки. Спасибо хоть дверь за собой закрывает. А вы знаете как долго не смолкает свои вздохи смытая в унитазе вода ночью? Это целый пласт бытия, который мы недооцениваем из-за вечной суеты.
Броски-испражнения мама совершает с разной частотой, так чтобы я не смог адаптироваться по времени и рассчитать вероятность следующего набега. Чувствуется военная выучка, отец Ди был офицером советской армии. Отсюда, наверное знание стратегии. Итак, первый раунд однозначно за мамой, она меня, самоуверенного, разделала как цыплёнка табакова.
И все равно. Все равно мама бессильна перед монстром почти пять лет привыкшим беззвучно, двумя-тремя жестокими ударами облегчать себя перед сном, и мечтавшим в эти минуты о первом шансе влить в кого-нибудь накопившуюся годами безмерную нежность.
За время хаотических маминых налётов на санузел, я успеваю пару раз прицеловать Ди так плотно, что она совершенно теряет разум и тоже сосредотачивается на общей цели. Мама остаётся в меньшинстве.
"Пошли скорее на балкон" - томным полушёпотом соглашается она, и вот я уже ползу туда, стараясь не задеть ногами стол с остатками недавнего нудного фотографического чаепития. Дранг нах балкон, майн херрен!О этот балкон, он станет свидетелем грязнейшей оргии! Как было бы здорово умереть на ней от инфаркта сразу после. Вот это был бы красивый и беспроигрышный побег.
С ходу начинаю воплощать давно взлелеянный план, по выцелованию и вылизыванию всего сладостно пахнущего женского тела.Последнее, что ей удается прохрипеть это "Не надо там целовать, у меня месячные!"
Несколько запоздало, потому что я уже нарвался в её трусиках на что-то размером с гигантский диванный валик. Не думаю, что это меня сегодня остановит. Прошу прощения. И к черту стереотипы. Кто сказал, что нельзя? Просто осторожно надо, нежно.
Осторожно не могу – трясутся руки. Рва-ать с нее всё, трусы, их липкое содержимое под ноги – ааа-ах, как топором с плеча, с выдохом. Влетел с превышением скорости в полуночный тоннель.
Женщины вовсе не так красивы в "пылу утех" - вот ведь жуткое определение - совсем теряют весь этот лоск, от которого мне так хотелось сделать харакири на бублике.
Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю - вожделенное наблюдение тайком за их променадом и вкачивание в них потных каких-то липких пахучих жидкостей - это как земля и небо. Не совместимо.
А дальше?
Дальше лежать с ней в душную, бескондиционерную ночь, прижавшуюся липким потным , теперь уже страшно постылым телом, и с сожалением мечтать о ванной, на худой конец - душе, дорогу в который наглухо заблокировала чуткая засранка мама...
Хотя все, и в правду, познаётся в сравнении. Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать ещё хуже. Это мой лозунг.
Когда в четыре с копейками громом и молнией ударяет в дверь злой звонок, становится откровенно по барабану на липкость пота и на душную бескондиционерную ночь, и ты только благодаришь Бога за рюкзачок, предусмотрительно использованный в качестве подушки и счастливый первый этаж Ди…
***
Бегу. Опять бегу. Эх ноги мои, ноги!
За четыре с половиной года я забыл как это оно, "в бегах".
Попытаюсь наскоро описать, чтобы не отнять у вас времени, в двух словах.
Итак, у вас есть насущные потребности, некоторые жизненоважные, некоторые - нет. Католик ли вы или протестант, а может и совсем атеист, но вам всем надо: жрать хотя бы раза два в день, спать хоть часов пять в тихом, не запальном месте, принимать душ и, непременно, ибо это наводит душевный баланс, регулярно трахаться.
А вот когда вы в бегах, целая группа специально обученных разным пакостям негодяев, будет делать все, чтобы лишить вас этих простых и земных удовольствий. Паранойя уже никогда не покидает ваше сердце. Как хорошо бы вы не чувствовали себя некоторые дни в бегах, страх будет с вами всегда. Где-то в глубине - паскудным осадком.
Паранойя, как любая болезнь, потихоньку обостряется и вы с тоской понимаете, что по настоящему счастливы были только в тюрьме, когда вас никто не ловил и, вы, по сути никому не были нужны на хрен. А ещё в тюрьме регулярно кормят.
Повезло мне в этот раз. Соскочил. Приперлись как водиться в пять утра, будто я в первый раз. Ну и прыгайте теперь по огородам, отрабатывайте зарплату.
Сколько тут исхожено, сколько километров намотал по этим дорожкам и палисадникам вокруг хрущоб выходящих на Бублик. Школа-то моя родная, английская специальная - всего в трех кварталах. Где уж тут ментам ахангаранским за мной. Я дома у себя. В моем Ташкенте. Запыхался только. Сейчас бычок найду пожирнее - и выбью клин-клином.
Пяти утра еще нет. Вот и бычок - посижу, покурю.Что теперь делать до того как я смогу заявится к Машке?
В такие моменты может закрасться подлая мыслишка – " А стоило ли бежать из тюрьмы, даже если никто и не охранял?" - Гоните её, друзья! Из тюрьмы бежать надо не задумываясь. Тем более если нет охраны - это логичнее самой логики.
И потом, опять же, скорая перспектива окунуться с головой в Машку, растворясь между её крепких бёдер, наполняет моё существование смыслом. Поцелую Машу – все и наладится! И заживём, друзья.
Мне это нужно сейчас, чтобы успокоиться и прогнать вездесущий страх. А чего я , собственно, боюсь? Поймают? Так отправят же обратно, в зону, а там я уже все ходы-выходы знаю, отсижу ещё двушку, подумаешь. Любой срок меньше четырёх - не срок.
А люлей дадут, как поймают, за беспокойство, это да. Куда уж без люлей-то. Этого, наверное, и боюсь. Жуть. Знать, что вас обязательно безжалостно отмудохают малограмотные представители МВД - это хуже чем добровольный визит к дантисту. И потом, страх всегда больше, чем то, чего мы боимся.
Ну-ну, пусть поймают-ка сперва. Я буду осторожный, как Штирлиц. Вот прозвоню сейчас Машуньку, перед тем, как ехать. Пусть выспится только. сладкая моя. Подберусь поближе - потихоньку и звякну.
Телефон – автомат, в двух кварталах от ее дома.
-Ну ты совсем очумел что-ли? На хрена с тюрьмы сбежал?
-Маш, я же те вчера объяснял!
- Да пошел ты! Мама только недавно отошла от ментов, которые Славку ловили, а тут опять ночью припёрлись вчера.
- Кто припёрся? Как они узнали-то? Блин, Машка, я же не нарочно.Прости.
- Ты мне из дома звонил вчера? Они были там и посмотрели последние номера, которые ты набрал, штирлиц гребанный! Знаешь, менты говорят, тебе ничего не будет, если сам сдашься.
- Они всегда так говорят, Маш. Сдавайся - мы тебя сразу отпустим! Подпиши - здесь, тогда тебе ничего не будет. Это у них называется процессуальные мероприятия. Погоди, а Славка-то давно откинулся? Адрес дашь его?
- Он живёт в трёх кварталах отсюда, не звони больше мне. Левину и Агронской не звони ни в коем случае, их отцы тоже сидят, будут запугивать, если тебя не сдадим, а мне пришлось им все студенческие фоты отдать. Так что они теперь тебя быстро обложат. И у Славки не зависай долго. Его участковый проверяет через день. Удачи желаю, но если есть мозги - сдавайся.
-Русские не сдаются!
- Давай, пока...
Повесила трубку.
Тут же, развернувшись вижу вывеску "Опорный пункт милиции". Вывеска делает мои ноги ватными и я отчётливо понимаю, что это значит - опустилась матка. Меня снова пытаются поймать. Всерьез. Вот нахрен я им сдался спрашивается? Что занятия поинтересней нет? И какая от меня такого насмерть напуганного опасность? “В его глазах отразилось ужас загнанной лани”
Опорный пункт. Интересно что значит это"Опорный"? Опираться на милицию, чтобы? Топорный? Запорный? Порно? Эта хрень крутится в голове пока я бреду к Славке. Вот и поласкал Машку власть. Когда-то на первом курсе мы между нами мелькнула искра. Вывезли помогать дехканам собирать картофель, кажется, а это располагает. Я тогда решил продолжить роман при первом же случае - а вон оно как, шестой год не могу её поймать.
Машка прощай. Прощай, сладкая и незаконченная до конца губастая симфония моя!
***
Славка сидел со мной свою двушку. По той амнюге, которой меня выфутболили на колонку, его папа, руководитель спорткомплекса Трудовые резервы, вывез Славку домой. В полужидком состоянии. Дни, когда Славка не висел под герой, можно сосчитать по пальцам.
Трудовые резервы в последнее время готовили бойцов для двух основных ташкентских группировок, поэтому бабло у папы водилось.
Славка – бывший борец-вольник с головой плавно переходящей в шею.
У него только одна слабость- героин. При чем он так взвинтил дозу, что родителям приходилось загонять ему двухсотграммовый стаканчик от чипсов Принглз, полный розоватой афганской геры, каждые две недели.
Половину стаканчика забирал положенец зоны, поэтому Славка пользовался огромным авторитетом среди братвы.
Со мной он общался только по тому, что я когда-то учился с сестрой его жены. А кто не мечтал в тайне приласкать сестренку собственной жены?
Суть нашего общения сводилось к тому, что Славка, влупив очередную дозу, любил внушительно растолковывать мне суть «понятий как она есть», время от времени проваливаясь в бредовый пинак и полузакатывая глаза. Это делало его похожим на мертвого Ельцина.
Мало что изменилось и сейчас, когда я сижу перед ним и выслушиваю какой я дурак, что сбежал с колонки, наблюдая как сигарета выпадает из его рта, прожигая новые дырки в его похожей уже на расстрелянную птичьей дробью олимпийке Найки.
- Денег не дам - шелестящим шепотом вещает мертвый Ельцин, а мне все лезет на глаза его красивый кожаный бумажник, небрежно брошенный на столе.
-Орандж джус будешь?
- Ты имеешь в виду апельсиновый сок?
- Не-а, дурила, оранж джус!
- Ага, давай. Джус так джус.
Славка плывет на кухню. А я продолжаю любоваться его сексуальным бумажником. Я уверен, в бумажнике решение всех моих проблем. Гостиница на горном курорте, заснеженные даже летом верхушки скал, лыжницы с крутыми бедрами и податливыми сердцами.
Если повезет тебя спереть, начну трусцой бегать по-утрам, честное слово. Хотя если вспомнить сегодняшнее утро – уже начал.
У меня есть выбор между льготами таящимися в бумажнике и оранж джусом.
И я выбираю бумажник, потому что сбежал из тюрьмы, когда вокруг не было охраны.
Быстро пихаю прохладный бумажник куда-то в трусы и в ушах включается через динамики сердце.
Бум-бум-бум.
Если Славка заметит, он свернет мне шею, как цыпленку-бройлеру. А потом сядет сверху, переодевшись в этот вызывающе педерастический наряд адептов вольной борьбы, и шурша сушняком, станет толковать, как себя следует вести правильному пацану.
Бум-бум-бум, плыву на полусогнутых на кухню.
Бум-бум, протискиваюсь мимо торчащей из дверцы холодильника жопы мертвого Ельцина, который, похоже, уже забыл, что он там ищет.
Бормочу что-то вроде “Пассать бы мне”, бум-бум, входная дверь, бум-бум, кубарем качусь по ступенькам подъезда.
И бегу. Опять бегу. Только бегу уже окрыленной надеждой.
Спрятавшись в подъезде девятиэтажки, в доброй миле от дома Славки, трясущимися руками, как какую-то диковинную птицу, я ласково открываю бумажник. Здравствуй!
Там оказывается два гондона, маленькая записная книжка с позолоченным карандашиком и четырнадцать долларов североамериканских соединенных штатов.
Сам лопатник и то, наверное, стоит больше, но я с сожалением его вышвыриваю. Запально.
Вернуться бы и натянуть гандоны на голову мертвого Ельцина. Романтика.
Ладно. Пойду срублю косушку утреннего плова, который вот-вот поспеет в многочисленных Юнус-Абадских чайханах.
На плов-то точно хватит.