В большой светлой комнате с окнами во всю стену, выходящими на широкую улицу, по которой постоянно течёт поток неугомонных автомобилей, работали более десятка инженеров. Организация тоже была светлой. Светилась она претензиями на славу ещё и потому, что напрямую была связана с энергетикой. То-бишь тепло и свет несла людям.
Организация, как организация, но на то время гордящаяся тем, что имеет в своём владении современную отечественную вычислительную машину. Было время, когда это было диковинкой, но достаточно весомой и объёмной. Все её пульты, шкафы, лентопротяжки и прочая и прочая, занимали пол этажа серьёзного здания. Да и инженеры были как инженеры. Но всё-таки они имели своё собственное лицо, с некоторыми отличиями от остальных сотрудников. В этой светлой комнате обитала техническая элита того времени, математики-программисты. Обитатели комнаты-отдела, как и во всех организациях, делились на женщин и мужчин. И практически все с самым что ни на есть высшим образованием, математическим или, на худой конец, техническим.
Женщины же – это особый клан, тем более в среде технической элиты. Но об этом как-нибудь потом. Нас в настоящий момент интересует только мужская половина обитателей отдела, вынужденная выдерживать на своих плечах тяжёлую ношу славы, побед и поражений, да и просто груз ответственности, а ещё и обычные каждодневные рутинные инженерные обязанности.
Эти постоянные озабоченности накладывали свой несмываемый отпечаток на внешний облик мужской половины отдела. Если кто-то из мужчин углублялся в решаемую проблему, то рука, свободная от ручки, обязательно располагалась либо на лбу, либо на затылке. Вот эта привычка и решала вопрос внешнего отличия математиков-программистов от остального, даже инженерного состава предприятия. Залысины на лбу или затылке играли зайчиками на ярком свету почти у всех обитателей мужской половины данной светлой комнаты. У всех, кроме Давида Максимовича. От остальных обитателей комнаты он отличался тем, что на его голове залысины присутствовали и на лбу, и на затылке. Этим он конкурировал с начальством. Но ведь и не только этим. Две уже глубокие складки на его лбу постоянно сигналили окружающим о неимоверно тяжёлой работе внутричерепного содержимого и постоянной озабоченности. Если бы однажды они разгладились, то, как говорят на Руси, в лесу, не дай Бог, издохла бы вся живность. Да и многочисленные огромные рулоны перфолент, и большие коробки со стопками перфокарт на его столе, производили впечатление.
Его стол стоял слева в углу, сразу за входной дверью. Там было чуть темнее, чем у окна. Но и это, как потом стало понятно остальным из опыта, давало некоторые преимущества. Лев Соломонович, главный инженер предприятия, имел привычку проводить неожиданные инспекторские набеги на отделы. Он плотнее, чем другое начальство, курировал именно этот отдел, как остриё новаторства и гордость предприятия, что было бы забавно сейчас, но закономерно для того далёкого времени. Вычислительный центр, программа, автоматизированная система управления, драйвер, программист, математическая модель – эти загадочные слова в то время добавляли вес любому докладу на любой научной конференции.
Входя в комнату отдела, главный инженер располагался в её центре. И опрос о производственных успехах, творческих инженерных достижениях и жизненных коллизиях, непременно переводящихся в шутку, как правило, начинал с тех, кто сидел ближе к окну. При этом спины у всех сотрудников изгибались к столу, дыхание задерживалось, зрение и слух обострялись. А всё потому, что никто не мог угадать или предположить суть и направление его следующего вопроса. Наблюдался производственный КВН в чистейшем и часто нешуточно шутливом виде.
Так вот, маленькое преимущество Давида Максимовича заключалось в том, что когда очередь доходила до него, лимит вопросов и времени у инспектировавшего частенько исчерпывался. Додику, как иногда его любовно называл Главный, чаще других удавалось переводить дух без последствий, ибо его рабочий стол располагался в глубине комнаты в углу у двери. Так же, как и Главный, его пытались называть и коллеги по отделу во время очередной корпоративной вечеринки, где он, после принятия небольшой дозы алкоголя, позволял себе разоткровенничаться. Он делился со всеми не имеющим границ чувством любви к маме и рассказами о том, как ласково звучит из её уст ласкательное имя Додик. Но Давид Максимович в очередной раз категорически возражал, настаивая на том, что так его может называть только мама, ну и, конечно же, Главный. И все тихонько соглашались, хотя, в разговорах между собой, обитатели комнаты всё равно частенько величали его Додиком.
После очередного набега Главного на отдел, складки на лбу Додика стали глубже борозд на пашне. Лев Соломонович неожиданно изменил своей привычке. Инспекцию он начал прям с порога, обратившись сразу к Давиду. Его почему-то заинтересовали стопки огромных рулонов перфолент, лежащих горкой на столе у Давида Максимовича.
- Давид Максимович, а вот Вы мне скажите, почему это только у Вас на столе я вижу так много таких больших рулонов перфоленты. Наверное, Вы лучше всех работаете и заслуживаете премию? Мне кажется, Вы готовы к сдаче заказчику запланированной работы? Как с этим у нас обстоят дела?
Подскочив, как школьник для ответа на уроке, Додик от неожиданности начал лепетать почти не связные друг с другом слова:- успею, реплейсы, изменения, технологи, в срок…
- Да у Вас, я вижу, сплошные склейки на рулонах. А Вы - технологи, технологи…
Сделав паузу и обводя взглядом всех в комнате для придания большего веса своим словам, Главный добавил:
- У вас у всех постоянные попытки всё свалить на технологов. Думать надо лучше, машинное время – дорогое удовольствие, а то вы одним расходом перфоленты на реплейсы обанкротите предприятие.
Всем стало ясно, что на этот раз не повезло и Додику. Попал и он под раздачу. На его лице отражались все прелести общения с Главным в неблагоприятный момент. Все присутствующие сидели за столами, опустив головы и уткнувшись в попавшиеся под руку бумаги, или глубоко втянув головы в плечи. Звенящая тишина осязаемо висела в воздухе.
Но и тут Додику, пусть и немного, но подфартило. Взглянув на часы, Главный направился к двери и больше не произнеся ни слова, вышел из комнаты. Все обитатели её ещё несколько минут сидели, прикипев к стульям, хотя уже начинался обеденный перерыв. Голод, как говорится, не тётка, и все дружно направились в сторону злачного места.
В кафешке все рассаживались по своим, привычным для каждого местам. В близлежащих организациях также наступило время обеда. Большинство посетителей, обедавших здесь в это время, уже даже зная друг друга по именам, приветствовали вновь подошедших и тихо переговаривались. Всё происходило как обычно, неторопливо. Додик пошёл в комнату, отмеченную на двери мужским силуэтом с широкими плечами, как он всегда предупреждал, привести себя в порядок.
Привычным для нашей мужской компании, было место в дальнем углу зала, позволяющее почувствовать себя несколько уединёнными. По крайней мере, с двух сторон нас прикрывала глухая стена. Зато для нас весь зал хорошо просматривался. Редко, но в зале всё же происходили интересные сценки, подтверждающие, что весь мир театр, а люди в нём актёры, согласно неумирающим мыслям великого Шекспира.
Все посетители, тихо беседуя, ждали своего официанта. За нашим столиком не затихал разговор о сегодняшнем начальственном набеге. К столику возвратился Додик, продолжая тщательно вытирать руки платочком. Озабоченное выражение так и не покинуло его лицо, даже невзирая на водные процедуры. Периодически его руки проделывали некие жесты, что иллюстрировало мысленную беседу с неизвестным собеседником или возражения ему. У Додика на лице обосновалась полная отрешённость.
Сидящие за столиком притихли и, невольно, обратили свои взоры в его сторону. И тут наш коллега, Вася, официально – Василий Александрович, довольно тихо прошептал ещё не присевшему к столу коллеге:
- Давид, ну галстук-то ты поправь!
Не уловив ответной реакции, Василий уже более грозно, но с ухмылкой и настойчивостью прошипел:
- Давид Максимович, ты же в коллективе! Галстук поправь, хотя бы уважая нас!
Додик быстро спрятав в кармане пиджака платочек и глядя Василию в глаза, стал лихорадочно поправлять узел галстука у шеи. У Василия глаза сильно округлились, и он с приподнятыми бровями и выражением удивления на лице опустил свой взгляд чуть пониже галстука и пояса брюк Додика, делая на этом акцент.
- Ой, извините, - громко произнёс Додик, сообразив, в чём тут дело. Отвернувшись от нас, но расположившись лицом к залу, он лихорадочно стал застёгивать пуговицы на брюках пониже галстука. Но ведь когда волнуешься, любое дело получается гораздо хуже и медленнее.
Несколько секунд тишины и послышался негромкий женский смешок от компании, расположившейся через столик от нас. Его тут же поддержал хор мужских голосов, разносящих раскатистое басовое “ Ха-ха-ха ” и “ Га-га-га ” по всему залу. Подключились соседние столики.
Лихорадочность действий Додика, заметавшегося в поисках направления поворота, очевидно с мыслями о том, куда же спрятаться от стольких глаз, ещё более усилило реакцию зала. К хохоту подключились уже практически все.
Наконец одолев непокорные пуговицы, Додик плюхнулся на стул за столиком. Лицо его покрылось пятнами и полыхало пожаром. Тут же в руках появился платочек, которым он нервными движениями пытался убрать с лица обильные струйки пота.
Отсмеявшись и наблюдая абсолютную потерянность коллеги, Василий стал успокаивать Додика:
- Да перестань ты! С кем не бывает? Заказ мы сделали и за тебя, всё как обычно. Будет и твой любимый суп.
В ответ Василий услышал некие звуки, похожие на благодарность и начал уводить тему беседы в другую сторону. Волнение зала улеглось, все занялись потреблением пищи.
Наш столик был последним в зале, поэтому и к нам, наконец-то, дошла очередь. Миловидная официантка с разрумянившимися щёчками быстрыми шажками подплыла к нашему и соседнему столику. В руках она уверенно несла разнос, на котором в два яруса были расставлены тарелки с первыми блюдами.
Зная нашу компанию, как постоянных клиентов, и запомнив уже наши вкусы, она обратилась сразу к виновнику сегодняшнего всеобщего интереса:
- У вас суп?
- Да, суп с фрикаделями.
- Ну, так берите же!
На разносе во втором ярусе сверху стояли две тарелки. Одна с супом, вторая с борщом. И здесь вновь произошло интересное. Додик, смутившись и подскочив, быстренько извлёк тарелку с супом из первого яруса.
Громкое протяжное “А-а-а-а-а!” разнеслось по залу. После крика официантка так и застыла на некоторое время с открытым ртом и такими же большими глазами. Всем окружающим, считай, повезло. Опрокинулась только одна тарелка и брызги никого не достали. Но Василий всё-таки успел подпрыгнуть со стула, произнеся:
- Додик! Ну, ты и даёшь! Слава Богу, что не на голову!
- Мне сказали - бери, я и взял,- последовал раздражённый ответ. Щёки у Додика вновь запылали.
- Да, Давид! Наверное, сегодня не совсем “твой день”, - уже улыбаясь, добавил Василий.
Сил смеяться ни у кого не находилось. Одинокий смешок из зала – не в счёт. Извинялись перед официанткой, заглаживая вину, всем столиком. Додик, достав бумажник, ринулся к кассе оплатить материальный ущерб. Возвратившись, он совсем уж долго теребил узел галстука. К этому можно добавить только одно - обед прошёл почти в штатном режиме…
Но работать-то сегодня ещё целых полдня! И, дай нам Бог, чтобы Главный сегодня больше не забрёл в нашу комнату…