... Меня будто сжигает изнутри. Во мне бушует пламя, я чувствую его языки в каждой клеточке своего тела, в каждом уголке своего сознания. Этому пламени нет выхода, но чем больше оно бушует, клокочет во мне, тем тверже и спокойнее я выгляжу.
Не верь этому спокойствию - оно обманет. Оно сотрёт тебя в порошок, если ты чуть тронешь стену, которая кажется тебе каменной. На тебя обрушится кипящая лава - и от неё не будет спасения.
Я становлюсь совсем злой. Мой огонь достигает своего пика. Он уже не тот, что даёт свет в ночи, не тот, что греет замерзающих путников, заплутавших во тьме, ищущих лучик надежды. Мой огонь - тот, который влечёт пожар, способный поглотить все живое. Мой огонь крушит, он яростен, ненасытен, неукротим, и он не знает пощады.
А главное, его уже не потушить. Ему дали разгореться до предела.
Я никогда не умела ни прощать, ни смиряться. Говорит ли во мне дух многих поколений правоверных мусульман, жаждущих крови неверных, или же собственное непомерное, неподдающееся исчислению чувство справедливости, подписывающееся чувством собственного достоинства и значимости, продиктованной талантами и амбициями? Неважно. Есть факт - я не умею прощать. Неповиновение, пренебрежение, неодобрение - в моей вселенной это тяжкие грехи, которые должны караться смертью.
Или очень мучительной жизнью, в которой тот, кто посмел оскорбить меня, поступательно лишается всего, что ему дорого.
И непременно испытывает боль.
Мой Учитель всегда говорил, что через боль любой посыл и урок доходит лучше всего, быстрее, эффективнее, глубже. При систематическом повторении опыта выработается рефлекс. Ибо человек по сути своей, к сожалению, очень недалеко ушёл от животного - несмотря на дарованную вселенной способность разумно мыслить.
А ещё он говорил, что я слишком гордая.
Жизнь периодически пытается научить меня смирению. Тщетно. Огонь не может гореть тихо и ровно, любое движение извне - и он мечется, готовый перекинуться на все, что вокруг, все, что будет способствовать его разрастанию. Он не успокоится, пока не поглотит собой все, до чего сможет дотянуться.
Я часто понимаю, что будь я терпеливее, имей возможность наступить на горло своей собственной гордости и подержать на нем ногу чуть подольше, мое возмездие было бы масштабнее, удары - эффективнее и сокрушительнее. А так, я напоминаю змею, которая долго носила в себе яд и, желая его выплеснуть и видя к тому подходящие обстоятельства, кидается на все, что можно укусить. Она причиняет неудобства, но, покусав нескольких, не убивает ни одну свою жертву, и приходится начинать накопление яда с самого начала. А потерпи она чуть дольше, поведи себя чуть сдержаннее, могла бы одним укусом уничтожить сразу и насовсем.
Но змеи хладнокровны. Я - нет. Я огнедышащий дракон, красивая, крылатая и страшная рептилия, обреченная на вымирание самой природой.
Я не могу прощать. Я не могу смиряться. Мое пламя клокочет, бушует внутри меня и меня же разрушает, будучи не в силах вырваться наружу здесь и сейчас. И чем больше оно, тем спокойнее, непроницаемее и злее я. Тем больше в памяти вертится все, что не простить и с чем не смириться, и так в мой костёр постоянно подбрасываются дрова.
Мне нужно удерживать уровень этого пламени до тех пор, пока не настанет его час, и оно не обрушится на головы тех, кто заслужил обратиться в пепел.
Этот момент придёт. Он всегда приходит. Просто между бросками ядовитой змеи, как и между извержениями вулкана, иной раз имеют место продолжительные паузы. Нужно ждать. Ждать и удерживать пламя внутри себя, не давая ему разгораться сверх установленного предела раньше положенного. С этим я сплавлялась раньше - справлюсь всегда.
Я не добра. Я не хочу быть доброй. Я не хочу никого греть. Я хочу жечь, испепелять и отравлять, душить едким, ядовитым дымом.
Хоть кого-то, кроме себя самой.