Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2017/11/29/421
Как отмечалось, в «Государстве и революции» Ленин не написал теорию государства. Если он и дал теорию, то теорию разрушения и начал её осуществлять. И всё же ему нельзя отказать в том, что в сочинении, посвящённом государству и революции, содержатся отдельные высказывания, некоторые наброски об управлении в будущем обществе.
Его переходное государство – это государство с господством над обществом, поскольку в его руках сосредоточена гигантская власть: экономическая, политическая и духовная. Это государство супермонополии и сверхцентрализации. Оно должно было контролировать не только кошельки своих подданных, но и их души и образ мыслей.
В подготовительных материалах («Марксизм о государстве») Ленин тщательно выписывает интересное и важное положение Энгельса из работы «К жилищному вопросу».
«Вообще, – говорится в этом положении, – ...вопрос вовсе не в том, захватит ли пролетариат, достигнув власти, орудия производства, сырые материалы и жизненные средства путём простого насилия, заплатит ли он тотчас же вознаграждение за это, или выкупит постепенно эту собственность небольшими частичными платежами. Пытаться отвечать на этот вопрос заранее и относительно всех возможных случаев – значило бы фабриковать утопии, а это я предоставляю делать другим» (33, 209).
Из трёх вариантов, обозначенных и описанных Энгельсом, Ленин выбрал первый – ограбление посредством насилия.
Экспроприация, утверждал Ленин, открывает возможность огромного развития производительных сил.
Но преобразование в государственную, «ничейную» собственность, а точнее, в собственность партийно-государственной номенклатуры, сопряжённое с террором, отнюдь не способствует развитию производительных сил.
Каков же план Ленина, связанный с экспроприацией капиталистов? Оказывается, это превращение всех граждан в «работников и служащих одного крупного «синдиката», именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов» (33,97).
Что такое «действительно демократическое государство Советов рабочих и солдатских депутатов», мы уже видели. Оно достаточно ясно проявило свою недемократическую сущность сразу после возникновения.
Но главное не в этом. Главное в том, что Ленин считает единственным работодателем государство Советов, т.е. супермонополию, против которой рабочий класс оказывается совершенно бессильным.
Следует также отметить явную несообразность в приведенной цитате. Ленин, с одной стороны, отождествляет экономическую структуру «синдикат» с государством, а с другой стороны, говорит о подчинении синдиката, который Ленин только что отождествил с государством, государству. Эта несообразность – государство подчиняется государству – также оказалась незамеченной обществоведами.
Что касается непосредственного управления, то, как следует из многочисленных высказываний автора «Государства и революции», он не считал его чем-то важным и сложным. Оно казалось ему проблемой, которую легко можно было разрешить.
Ленин полагал, что поскольку буржуазная культура создала крупное производство, железные дороги, фабрики, почту и т.п., и на этой основе огромное большинство функций старой «государственной власти» так упростилось и может быть сведено к таким очень простым («простейшим») операциям записи, проверки и регистрации, что эти функции становятся вполне доступными грамотным людям, то эти функции вполне можно будет выполнять за обычную «заработную плату рабочего» и можно, а также должно, отнять у этих функций всякую видимость чего-либо привилегированного и начальственного.
«Полная выборность, – резюмировал Ленин, – сменяемость в любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалованья к обычной «заработной плате рабочего», эти простые и «само собою понятные» демократические мероприятия, объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к социализму. Эти мероприятия касаются государственного, чисто политического переустройства общества» (33, 44).
Иначе, чем примитивным, такое представление о будущем управлении не назовешь. К тому же эти положения оставались лозунгами, не применялись, ибо не могли быть применены.
Так, в Советском государстве не проводились выборы должностных лиц (за редчайшим исключением, к которому, кстати, не относились даже формально выборные органы – Советы), а между тем имевшие место в бывшем Союзе назначения именно должностных лиц были ключом, вернее, отмычкой к всевластию и бесконтрольной деятельности чиновников.
Назначением на должности ведали специально созданные отделы кадров, а решение о назначениях, как правило, принималось партийным аппаратом.
Например, для назначения на должность директора (ректора) института требовалась санкция по крайней мере райкома партии или даже горкома партии. Такое положение способствовало коррупции, ибо, завися всецело от партийных, да и соответствующих советских органов, тот же руководитель института, как марионетка, выполнял их волю.
В то же время Ленин подчеркивал: «Нет, мы хотим социалистической революции с такими людьми, как теперь, которые без подчинения, без контроля, без «надсмотрщиков и бухгалтеров» не обойдутся.
Но подчиняться надо вооружённому авангарду всех эксплуатируемых и трудящихся – пролетариату. Специфическое «начальствование» государственных чиновников можно и должно тотчас же, с сегодня на завтра, начать заменять простыми функциями «надсмотрщиков и бухгалтеров», функциями, которые уже теперь вполне доступны уровню развития горожан вообще и вполне выполнимы за «заработную плату рабочего» (33, 49).
Как видно, деятельность «надсмотрщиков и бухгалтеров» Ленин считает простыми функциями, вполне доступными уровню развития граждан и выполнимыми вполне «за заработную плату рабочего».
Заметим только, что автор труда о государстве и революции неотступно повторяет мысль о подчинении вооружённому пролетариату. Для него вооружённый пролетариат, вооружённые рабочие, – а это он повторяет в «Государстве и революции» множество раз – и есть аппарат управления пролетарского государства.
Ленин не мыслит решения проблемы контроля и учёта без вооружённых рабочих, без поголовно «вооружённого народа». Но если даже в деле учёта и контроля, в деле организаций процесса производства необходимо вмешательство винтовки и маузера, то ясно, что все процессы общественной жизни при социализме Ленин полагал возможными лишь при условии не просто насилия, а именно военного насилия, при условии красного массового террора, который и начал осуществляться в России почти сразу после октября 1917 г. Оказывается, все граждане превращаются в служащих по найму у государства, каковым являются «вооружённые рабочие».
Вооружённые рабочие – просто навязчивая идея в «Государстве и революции». На смену старой государственной машины, разбиваемой пролетарской революцией в лице постоянной армии, полиции, чиновничества должна, по Ленину, прийти заменяющая старую машину, новая, более демократическая, но все ещё государственная машина в виде вооружённых рабочих.
Ленин не скрывает, что вооружённые рабочие – это тоже государственная машина, только во много раз более мощная, нежели старая, разбиваемая в ходе революции государственная машина.
Интересно, сам Ленин отдавал себе отчёт в том, что его так называемый «социализм», при котором за каждым работником закреплён «вооружённый рабочий», является ничем иным, как рабовладельческим строем? И что может понимать «вооружённый рабочий», к примеру, в банковском деле? И как он сможет контролировать работу банкира?
До тех пор пока не наступит высшая фаза коммунизма, указывает автор «Государства и революции», строжайший контроль со стороны общества и государства над мерой труда и мерой потребления должен начаться с экспроприации буржуазии, «с контроля рабочих за капиталистами и проводиться не государством чиновников, а государством вооружейных рабочих» (33,97).
Этот же «вооружённый народ», по Ленину, с простотой и лёгкостью будет устранять возможные и неизбежные эксцессы отдельных лиц. Таким образом, государственный аппарат пролетариата Ленин целиком сводит к вооружённым рабочим, организованным в милицию.
Ведь на двухмиллионное население Питера Ленин предлагал создать милицию в 750 тысяч человек, милицию вооружённую и постоянно действующую (31, 42). Эта огромная вооружённая машина не могла быть не чем иным, как аппаратом насилия и террора и уж, во всяком случае, не большинства над меньшинством. Большинству нет нужды ставить под ружье для подавления «ничтожной кучки» «меньшинства» колоссальный многомиллионный военный аппарат.
Именно вооружённые рабочие, писал в «Государстве и революции» основоположник большевизма, составят основу будущего государственного аппарата, а не сентиментальные интеллигентики (33, 102). Подобных эскапад против интеллигенции в «Государстве и революции» много.
Не случайно, что сразу после октябрьского переворота на интеллигенцию обрушились массовые репрессии. У Ленина просто патологическая неприязнь к интеллигенции.
Ленин писал 21 февраля 1921 г. в «Правде»: «Суть дела не в том, что у нас не умеют ставить вопросов и живую работу заменяют интеллигентским и бюрократическим прожектерством... Поменьше интеллигентского и бюрократического самомнения» (42, 355–357).
Подобных выпадов против интеллигенции в статье «Об едином хозяйственном плане» (да и в других) немало.
По сути дела насилие и террор вытекали из всей системы взглядов Ленина, изложенных в этом сочинении. Кстати, на практике большевики отказались от всеобщего вооружения рабочих, очевидно, не доверяя им, опасаясь этих «вооружённых рабочих», всеобщего вооружения народа.
Поэтому можно с полным правом утверждать, что, вопреки ленинским послеоктябрьским высказываниям, что террор был вынужденным «ответом пролетариата» на происки врагов трудового народа, идеи насилий и террора большевиков были сформулированы Лениным до октября 1917 г. и обоснованы достаточно обстоятельно и последовательно в труде «Государство и революция».
Ленин полагал, что учёт работы по управлению и контроль за этим капитализм упростил до чрезвычайности, до простых, доступных всякому грамотному человеку операций наблюдения и записи, «знания четырех действий арифметику и выдачи соответственных расписок» (33,101). Кстати, Ленин так и не сообщил нам, что в этих «расписках» будет записано.
И если управление государством ограничивается простой грамотностью и знанием четырёх действий арифметики, то понятно отсюда, в известной мере, негативное отношение вождя большевизма к интеллигенции. Следуя ходу его мыслей, она становится ненужной. Всё общество мыслится им как одна контора, гигантская фабрика с равенством труда и равенством оплаты. В таком обществе суждено жить не людям, а автоматам.
Ленин писал в «Государстве и революции»: Сами мы, рабочие (Ленин, не привыкший вообще к какому-либо напряженному труду, длительному усилию, – и это интересно – причисляет себя к рабочим!), опираясь на свой рабочий опыт, создавая строжайшую железную дисциплину, поддерживаемую государственной властью вооруженных рабочих, сведем государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, смещаемых, скромно оплачиваемых «надсмотрщиков и бухгалтеров», – вот наша пролетарская задача, вот с чего можно и должна начать при совершении пролетарской революции» (33, 48).
Удивительно просто и легко. И подобное начало, по мнению Ленина, само собой ведёт к постепенному изживанию всякого чиновничества и созданию такого порядка, «когда все более упрочивающиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться привычкой и, наконец, отпадут как особые функции особого слоя людей» (33, 50).
Поначалу это, конечно, будет выглядеть дико, но потом, как сказал великий Ленин, все к этому привыкнут.
То есть, сегодня директором завода побыл дворник дядя Федя, завтра – повариха тётя Лукерья, послезавтра – сапожник дядя Вася – вот житуха-то будет!
Куда там капиталистам до нас!
Наконец, обобщая принципы управления в будущем обществе, Ленин говорит: «Всё народное хозяйство, организованное как почта, с тем чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтера, как и все должностные лица, получали жалованье не выше «заработной платы рабочего» под контролем и руководством вооруженного пролетариата – вот наша ближайшая цель. Вот какое государство... нам необходимо» (33, 50).
Трудно сказать, чего здесь больше: пропагандистского клише или утопии.
Если к тому же вся собственность на орудия и средства производства сосредоточена в руках одного супермонополиста – государства, то управлять ею можно лишь посредством централизованного администрирования, связующего буквально все сферы жизни.
Но собственность – это основа свободы личности, её автономии. Без частной собственности исчезают законность и правопорядок. Человек, лишённый собственности, теряет элементарный стимул к жизни.
Если говорить по большому счёту, частная собственность в социалистическом обществе не ликвидировалась – она превращалась в частную собственность государства и оказывалась в руках государственной элиты в лице её распорядителей, партийно-государственной номенклатуры, распоряжавшейся, владевшей и пользовавшейся ею бесконтрольно.
Ленинские идеи о государстве как синдикате объясняют его позицию в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», в которой Ленин писал, что социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией.
Фактически он здесь, вольно или невольно, пришёл к выводу, что социализм есть разновидность капитализма. Если бы это было так, то следовало бы добавить: крайне неудачная его разновидность.
В обществе будущего, считал Ленин, вместо привилегированного чиновничества, различного рода начальства и постоянной армии само большинство сможет выполнять их функции, а чем более всенародным станет выполнение государственных функций, государственной власти, «тем меньше становится надобность в этой власти» (33, 43).
Именно в порядке очерёдности можно прийти, по Ленину, к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением. Иными словами, все будут управлять друг другом.
Когда читаешь эти строчки, понимаешь абсурдность сконструированных в них положений, невольно охватывает чувство горечи и стыда за то, что верили в это и учили этому других.
Ленин многократно повторяет мысль, что все граждане превращаются в служащих одного всенародного государственного синдиката. Дело оказывается, по Ленину, в том, чтобы все работали поровну, верно соблюдали меру труда и получали поровну, независимо от способностей, oт образования, умения, добросовестности и т.п. Всё это не шло в счёт. Так обеспечивались полная нивелировка людей и уравниловка.
Надо сказать, что политика «военного коммунизма» с треском провалилась, и «вождь трудового народа» вынужден был перейти к «новой экономической политике».
Но если в лице государства выступает единственный работодатель, то оно получает в силу этого возможность эксплуатировать рабочих и иные слои населения много больше и гораздо хуже, чем частные работодатели в условиях конкуренции.
За всеми ленинскими положениями об управлении в переходный период, о государстве – едином синдикате и т.п., крылось, по существу, обоснование создания сверхмощной государственной машины диктатуры «пролетариата», с огромной армией правящих чиновников, обладающих привилегиями, которые не снились правителям ни в одном, предшествовавшем СССР, государстве.
В условиях необходимости значительных затрат на огромную дорогостоящую большевистскую партийную и государственную машину Советское государство оказалось в состоянии регулировать заработную плату рабочих, служащих, интеллигенции и доходы крестьян, как ему вздумается.
При этом оно выбрасывало на ветер деньги, уходящие на поворачивание рек, на милитаристскую экономику, финансирование коммунистических и национальных движений, на экспансионистскую политику в различных регионах мира и т.п.
Государство диктатуры «пролетариата», осуществив деспотическое вмешательство в право собственности и в буржуазные производственные отношения, как это следовало из «Манифеста Коммунистической партии», превращается в монопольного обладателя основных средств производства, единовластного хозяина всей экономической жизни страны.
Но в таком обществе, как предупреждали многие критики марксизма-ленинизма, неизбежно усиливается зависимость людей от государства. Ведь монополия государства на средства производства, как это имело место в ряде государств восточной деспотии, превращается автоматически в тотальный надзор за жизнедеятельностью каждого члена общества.
В этих условиях демократические институты, правовая система оказываются неработоспособными. Уничтожается личная инициатива, самодеятельность людей, индивидуальная свобода.
Неизбежным итогом этого, как и предсказывали оппоненты Маркса, Энгельса и Ленина, должно быть в области экономики замедление её роста, снижение жизненного уровня населения, крах народного хозяйства, а в сфере политики – установление режима террора и насилия, тоталитарного режима.
Нет оправдания большевистским идеям Ленина о государстве диктатуры «пролетариата», его мифологии государства. В них сплелись многочисленные противоречия, искажения логики исторического развития и субъективные черты вождей и пророков государства сверхцентралиэованного, милитаристского и супермонополистического.
Это государство следило своим «недреманным» оком за всеми идеями, наукой, культурой, политикой, экономикой, искусством, религией, моралью и т.д., чтобы представить в наилучшем свете самую нежизнеспособную, самую отвратительную из утопий.
Продолжение см.
http://www.proza.ru/2018/01/29/428
Ссылка:
Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996.