Белый пароход в плавание не ушел. Утром сосед по каюте разбудил Николая Васильевича удивленными вскриками. Сосед яростно переключал программы, и на всех картинка была одинаковой – балет. И только позднее прозвучали не менее удивительные новости – власть в стране переходит ГКЧП. Трапезников связался с горкомом и получил указание – срочно возвращаться. По пути в аэропорт они наблюдали с еще большим удивлением (хотя казалось – куда больше) колонны танков. Летели они в растерянности, говорили мало и в городе разъехались сразу по домам в надежде услышать новости. Только Николай Васильевич решил зайти в горком. В коридорах было пусто. Николай Васильевич шел мимо закрытой двери кабинета Нины Петровны и вдруг понял, что больше с ней не встретится никогда. Он шел мимо портретов лучших пропагандистов, остановился, посмотрел на свой портрет и понял, что политзанятий тоже больше не будет.Такие странные прозрения в его жизни бывали редко, но всегда сбывались. На втором этаже портреты политбюро висели гораздо большего размера, чем портреты пропагандистов, почти в половину стены, но всех этих руководителей, он вдруг понял, уже ждала незавидная судьба.Но их судьба его не трогала. Ему было стыдно за свою беспомощность, хотелось, чтобы утраченный мир вернулся. Он не хотел входить в этот кабинет, унижаться и все-таки он вошел и унизился. В приемной секретарши не было, и дверь в кабинет была приоткрыта. Он постучался. Петухов и Трапезников молча сидели друг против друга и курили.
- Простите, что побеспокоил, - замялся он у порога, - я вот подумал, может соберем городской митинг, нельзя же так, чтобы мы в банановую республику превратились. Танки на улицах, Горбачев не известно где, ГКЧП какой-то решил править.
- Николай .. Васильевич ?! – ответил Петухов, - спасибо за предложения, но держите себя в руках. Неужели вы думаете, что в Москве ничего не делается, чтобы порядок навести? Мы ждем указания. Не нужна нам самодеятельность. Идите домой, когда надо будет, все соберемся.
На улице было серенько, шел мелкий дождь, Николай Васильевич развернул черный верный зонтик над головой, закурил и медленно поплелся через чахлый скверик. Бронзовый памятник Ленину блестел под дождем, а бело-пурпурная мраморная глыба за его спиной, казалось, светилась изнутри.
-«А может, они правы, все образуется», - подумал Николай Васильевич и пошел домой