По меткому выражению Екатерины Великой «В Петербурге нет лета, а есть две зимы: одна белая, другая – зелёная». Отчасти это верно, но в тот год, видно, случилось нечто, что разгневало мать-природу и она в своём гневе решила спалить надменный город вместе с заносчивыми бледнолицыми жителями.
Неумолимая жара плавила асфальт, раскаляла крыши домов, выжигала остатки кислорода. Люди хлопали ртами наподобие выброшенных на сушу рыб, пытаясь дышать адской смесью из выхлопных газов, пыли и дыма, но каждый вдох как горячим песком пустыни обдирал горло, разрывал лёгкие. Все, кто мог, попрятались по домам. Бездомные коты забились в подвалы, птицы укрылись на чердаках. Только деревья, развернув листья ребром к беспощадному солнцу, вынужденно оставались на месте.
Зинаида Маратовна, добровольно взвалившая на себя обязанности управдома, несколько раз гоняла Арзамата поливать из шланга двор, но в конце концов убедившись в бесполезности этой работы (вода высыхала сразу лишь только касалась земли), отпустила дворника, а сама поспешила в квартиру, чтоб завернуться в мокрую простыню.
Наступил вечер. Город казался вымершим, но если бы кто-нибудь обратил свой взор на север, то непременно бы заметил, как с залива чёрными мохнатыми паучками ползут по небу дождевые тучи. При полном отсутствии ветра это казалось нереальным, но тем не менее сотни паучков сползались к центру Питера, сцепляясь мохнатыми лапками в нечто чудовищно огромное с провисшим гигантским животом. Живот этот опускался всё ниже и ниже, и уже скрыл от взора трёх ангелов: ангела с ликом императора на Александрийском столбе, летящего ангела на шпиле Петропавловской крепости и ангела над куполом Екатерининского собора. Казалось, что они снова, как во время войны, укутались в серую мешковину.
Свет померк. Город предчувствовал бурю. И она грянула. Сразу в нескольких местах огненными кривыми ножами было вспорото отвисшее пузо гигантского паука, и хлынули потоки чёрной воды. Казалось, вот-вот и город смоет в море или море, как уже неоднократно бывало, ворвётся внутрь, затопив улицы, проспекты, площади.
И действительно забулькали, зафонтанировали забившиеся водостоки. Городу грозило очередное наводнение. Но оно не случилось. Нева не поддержала небеса, несмотря на то, что дождь шёл всю ночь, Петербург выстоял и к утру оправился от стихии. Он проснулся свежим и радостным, весь в прозрачных брызгах луж.
Дворник Арзамат вышел во двор, ему предстояло перебросить доски через наиболее глубокие лужи. Подтаскивая очередную доску, он заметил приоткрытую дверь бомбоубежища. С опаской спустился по ступенькам. В конце коридора тускло горела одинокая лампочка и из глубины доносился женский голос.
-Не для меня цветут цветы, не для меня Дон разольётся…
-Эй, ты кто? – крикнул Арзамат.
Но женщина не реагировала, продолжая петь.
-Там сердце девичье забьётся с восторгом чувств – не для меня...
Арзамат вошёл и увидел лежащую на нарах спиной ко входу, укутанную в плед женскую фигуру. Белая левая ладонь обнимала плечо.
-Эй, ты! – он пальцем ткнул женщину в спину. От толчка рука упала, свесившись безжизненной тряпкой.
-А-аааааа! – закричал Арзамат и бросился к выходу. А вслед неслось: «А для меня кусок свинца, он в тело белое вопьётся…»
продолжение здесь http://www.proza.ru/2017/12/17/854