Пока я доберусь до города N, станет совсем темно. Я еду в полупустом автобусе уже несколько часов, а проехала только половину пути. Водитель никуда не торопится, мы останавливаемся почти во всех населенных пунктах маршрута. Я тру пальцем замерзшее стекло и провожаю глазами стылые холмы. Когда он встретит меня поздним вечером на подслеповатом вокзале, я буду рассматривать его лицо через чахоточный свет фонаря, если город N не поскупится на электричество.
Автобус резко затормозил. Ну не хватало только поломки. Вздыхаю и тяну шею в проход между креслами. Вдруг возникает он в распахнутой дубленке - узнаю его горбоносый профиль - что-то говорит водителю и ищет глазами меня. Поехал навстречу, перехватил автобус, и теперь мы едем в город N в его машине – тут тепло, пахнет табаком и коньяком.
Он смеется, говорит, что эта колымага слишком долго везла меня к нему, ждать еще полдня он был не согласен. Я сижу рядом с ним, смотрю вперед на вьюжную дорогу и втягиваю ноздрями табак и коньяк – его присутствие и есть любовь. В этот раз любовь явлена мне нетребовательной простушкой.
Он приезжал на сессии и видел меня в коридорах общаги. Хватал за руки во время горластых дымных попоек, замирал, когда я садилась рядом, и совсем уж растерялся, когда я строго спросила, чего он ждет черт подери. Подрался с моим однокурсником, который орал по пьяни, что я самая классная тетка на курсе и на этом основании должна ему дать этой ночью.
Сессия кончилась. Он уехал в город N и, видит бог, я выветрилась из его памяти. Но я написала ему письмо «по-кортасаровски» – заворачивая строчки спиралью. Чтобы прочесть, нужно было крутить лист бумаги против часовой стрелки. Раз я думаю о нем, почему он не должен знать об этом?
…Мы быстро поняли, когда выходили из дому на улицу - время чуть замедляется, слегка ослабляет поводья, дает отдышаться - и потому проводили маневренные прогулки, украдкой поглядывая на наручные часы. Удавалось выиграть у времени час, иногда два.
Город N был провинциальным, мило мещанским - с булыжными мостовыми, вековыми деревянными постройками, чугунными оградами, обязательным пыльным краеведческим музеем с резными ставнями и восторженным экскурсоводом. Город N густо пах дымом дровяных печек, мгновенно обнажая мое древнерусское нутро.
Мы гуляли, читая надписи на приколоченных повсюду медных табличках. Здесь в адна тыща восемьсот… Салтыков-Щедрин плюнул в лужу, проезжая через город N в свое родовое поместье. В этой лавке Маяковский купил папирос, когда по счастливой случайности они у него кончились по дороге в Москву. Здесь знаменитый местный поэт Пупкин зачал не менее знаменитого местного писателя Пупкина, женившись на малоизвестной поварихе, прописанной в этом доме.
Но как мы ни пытались обмануть время, три дня просвистели мимо, как скоростной экспресс. Мы будто стояли на насыпи, а время с грохотом уносилось вперед, оставляя шлейф табака и коньяка. Город N как Карфаген, который должен быть разрушен.
Провожая меня на вокзале ослепительным искрящимся утром, он смеясь сказал, что заметил, когда мы были в гостях у его друзей, как я глажу кошку, забравшуюся ко мне на колени. И понял - я глажу мужчин и животных одинаковым движением. Я попросила его не ждать отправления, села в автобус и закрыла глаза. Мне было не важно, забудет ли он меня. Но отчего-то ужасно хотелось, чтобы меня запомнил город N. Запомнил, как всех, кто когда-либо побывал в его пределах - бережно и подробно.