По небольшому перекрёстку туда и обратно, дребезжа металлом по громким рельсам, проворачивая железные колёса, передвигались трамваи, перевозя глядящих в окна пассажиров. А по соседней улице того же перекрёстка, мягко шурша шинами, цепляясь штангами за высокие провода ездили троллейбусы. И уже теми же длинными световыми бликами перемещались по матовому светлому потолку, цепляясь за сознание Спящего в темноте большого помещения, охваченного ночным спокойствием и гулкой тишиной.
Лежащее на чём-то мягко-жёстком тяжёлое, не просыпающееся тело, периодически не резко вздрагивало, длинные волоски ресниц мигали, потом блики, проехав по верхотуре, куда-то исчезали, и вновь наступала мёртвая тишина, эхом отдающаяся в огромном периметре воздушного пространства.
Но с рассветом все путешествующие ночью по потолку разноцветные полосы исчезали, и в распахнувшуюся реальность наступившего дня выплескивались забытые сновидения, сдобренные тёмным грохотом проезжающих мимо троллейбусов.
И вот, в распахнутые объятия светового дня, сменившего глухое тёмное ночное безумие, несутся забытые в отдыхе звуки, сливающиеся в общую какофонию дребезжания, звонов, шуршания, шелеста переворачиваемых книжных страниц.
А с желтоватых, пожухлых листов с «ятями» и без, слышится тихий разговор, выливающийся в чей-то диалог, подразумевающий под собой события и действия, экшен и финал. И всё это с грохотом и сожалением от наступившей концовки закрывается массивным, почти картонным переплётом и помещается обратно в гущу таких же, стройными рядами стоящих, в молчаливом ожидании и в пыли, окутавшей вечностью изложенного и чего-то кем-то недосказанного.
Но в опустошённую молчаливость вдруг со свистом врывается свежесть прозрачного весеннего воздуха, которая окутывает своей живостью потолок, стены, мягко опускается на пол, закружившись в пустоте помещения, на мгновение повисает над задумчивым телом, и так же внезапно покидает его, оставив в той глубине диалогов и действий происходящего только что.
А следом, через какой-то промежуток, уже не весело и звонко, а душно и жарко, в то же звенящее стекло прокрадывается полдень и накрывает с головой своей удушливостью, как бы давая понять, что всё осталось позади, за тем, закрытым почти картоном, и вовсе это не твое, а чьё-то, описанное кем-то, а то что здесь, совсем другое, реально смотрящее своими чёрными зрачками в пустоту происходящего.
И настигает неожиданное озарение чего-то не пройденного, не законченного, но так желанного, обещанного кем-то, но не выполненного, и на мгновение, пытаясь оглянуться, задержаться, зависнуть в своей боли, как во мраке пустоты, как тогда, когда те самые разноцветные блики спешили поверху, тело резко вздрагивает, а на минуту помрачневшее сознание устремляется вглубь будущих времён, предвещающих огромные перемены, еще не пересказанные никем, со взлётами и падениями, ударами, смягчёнными ощущениями чего-то светлого и бесконечного, никогда не заканчивающегося экшена и финала.