Глава 24. Отельеры, самураи и писатели
- Что опять я сделал не так? – Антон в досаде развел руками и обернулся. Никакой Мурмышки за спиной не оказалось, лишь квадратные метры жилой площади.
- Все хорошо, - успокоила Мурмышка из зеркала. – В этот раз все так.
- Почему же четвертое зеркало? – Антон попытался поймать взгляд зеленых зрачков, что горели за спиной его отражения. Не получилось – зеленые глаза пронзали насквозь, как отточенные шпага и дага в руках испанского идальго времен Золотого века.
- Не стоит слишком уж увлекаться достижением промежуточных целей, - тихо улыбнулась Мурмышка. - Иногда ногтем большого пальца можно скрыть от глаз Луну. Или, как в твоем случае, Венеру. Ты не заметил, что в последнее время стал меньше читать? Я говорю о художественной литературе, а не об учебниках по специальности.
Антон задумался на секунду и кивнул. Он действительно за последние полгода не прочитал ни одного романа. Только учебники, статьи, размещенные на познавательных ресурсах, да новостные ленты. И студенческая загруженность служила слабым оправданием – учиться надо было и в школе, но при этом всегда оставалось время и на художественную литературу. Так что тут нужно было искать другое объяснение. Антон уже подготовил ответ, поскольку этот вопрос недавно обсуждал в разговоре с отцом за бутылочкой «Petrus» в «Доме Диониса».
- Не могу найти своего автора, - признался Антон Мурмышке. - Автор должен знать больше меня, чувствовать тоньше, понимать глубже, смотреть шире. Еще и суметь все эти великие знания, тонкие чувствования, глубокие понимания и широкие взгляды подать в форме увлекательной и занимательной. Непосильная задача. Одно утешает: в тех широких массах, на которые ориентирована вся современная литература, никто не заметил потери одного скромного бойца-читателя.
- Я заметила, - возразила Мурмышка. – Вот потому-то сейчас перед тобой четвертое зеркало.
- Каким образом взаимосвязаны мой читательский интерес и путешествие по Миру зеркал? – удивился Антон.
- Представь себе писателя, для которого написать роман – такая же сверхзадача, такая же мечта, как для тебя – далекая Венера. – Мурмышка заклубилась в зеркале, принимая очертания среднестатистического современного писателя: усики а-ля Гоголь, очки а-ля Троцкий, седая недельная щетина и холодный бездушный мелкий взгляд рыбьих глаз. – И он пишет роман, - продолжила Мурмышка, шевеля губами эфемерной тени в зеркальной ряби. – Пишет так, что великие общественные боги довольны, очень довольны, и потому не просто допускают роман к бесформенной читательской массе, но и настойчиво рекомендуют его всей мощью социально-инженерных средств.
Антон представил: послушная память услужливо разложила перед мысленным взором десяток книг, вышедших из-под продуктивных перьев разных современных писателей. Антон, собственно, и не читал эти книги, некоторые так - просматривал, но они почему-то присутствовали в памяти. Сколько же мусора успели втереть в разум заботливые, умелые руки социальных инженеров!
- Масса поглощает написанное, - продолжила Мурмышка, - требует еще, по роману снимают зрелищный фильм или липкий сериал, автор же начинает писать новый роман – заслоняет собственную Луну ногтем другого пальца. И так замыкается круг, а где-то за чертой окружности, вне радиуса, оказывается один скромный читатель, например, ты. И почему? Да потому что нет этих самых «больше-тоньше-глубже-шире», таких важных, таких необходимых твоей душе.
- Автор переживет, - усмехнулся Антон.
- К сожалению, переживет, - цинично подтвердила Мурмышка. – Сам будет по кругу бегать и массы народа за собой гуськом потянет. И таких авторов – без процента сто, причем во всех отраслях и сферах.
- И в сфере гостиничного, курортного и туристического сервиса? – лукаво спросил Антон.
- Без исключений, - голова среднестатистического писателя печально кивнула в зеркале; блеснули зеленые точки зрачков из-под оптических линз. – Многие, очень многие устремляют взоры в безграничные дали, ищут в ночном небе свою звезду, а потом упрямо стараются разглядеть ее сквозь ноготь большого пальца. Концентрируют внимание. Сосредотачивают усилия на промежуточной цели. И промежуточная цель становится конечной. Ведь для ее достижения достаточно ограниченного количества знаний, вполне простых, грубоватых чувствований, довольно поверхностных пониманий и взглядов, узко нацеленных на конкретную цель.
- Только не говори мне, что быть сосредоточенным на достижении ближайшей цели, - это плохо, - Антон позволил себе возмутиться.
- Это очень хорошо, - Мурмышка изменила образ, и теперь из зеркальных глубин на Антона медленно надвигался азиат в кожаных доспехах с длинным двуручным мечом.
Плавное наступательное движение завораживало, чуть подрагивающий кончик меча гипнотизировал. Антон вначале замер, а потом невольно попятился.
- Катана, - произнесла Мурмышка-самурай, - это меч одного удара.
- Я слышал об этом. – Катану Антон признал сразу: Нестор Иванович в свое время увлекался холодным оружием, такие самурайские мечи покоились на специальных подставках в библиотеке и холле дома на Кисельной, 8, а также в небольшом рабочем кабинете отца. Компанию катанам на тех же подставках составляли другие мечи – более короткие вакидзаси и совсем небольшие, но при этом такие же грозные танто, больше похожие на ножи.
- Фехтовальные танцы, что так восхищают европейцев, специально для европейцев и были созданы, - самурай остановился и не глядя спрятал катану в ножны отточенным движением. Антон перестал пятиться. – Владение мечом требует скорости, но не терпит суеты, - продолжил азиатский воин и перевоплотился в странствующего монаха.
Длинные одеяния странника клубились серым туманом. Через толстую веревку, что служила монаху поясом, была перекинута тонкая веревочка, к одному концу которой были привязаны флакон с чернилами и кисть, а к другому, равновесом, - изящное костяное нэцкэ. Антон присмотрелся и с удивлением убедился, что нэцкэ довольно точно изображает сидящего маламута с задранным в небо носом. Пес либо выл на Луну, либо разыскивал среди звезд желтую искру Венеры.
- В одном единственном ударе меча сокрыт опыт многих поколений, - произнес монах, извлекая кисть из веревочной петли. – Так же, как в одном взмахе кисти каллиграфа, как в одном иероглифе на рисовой бумаге, что вышел из-под этой кисти, умещается бесконечная Вселенная. – Странник откупорил флакончик с чернилами, обмакнул в него кисть и медленно вывел в воздухе на уровне зеленых зрачков горизонтальную восьмерку. Восьмерка обратилась в змея, сжимающего в пасти собственный хвост. Змей вспыхнул желтым пламенем, распустился в ленту и, широко разинув пасть, метнулся к Антону. Парень отпрянул в страхе, не удержался на ногах и сел на пол, больно приложившись копчиком к доскам ламинированного паркета. Змей распался в воздухе на маленькие свечные огоньки, которые быстро погасли один за другим.
- Причем тут мой гостиничный сервис? – спросил Антон у зеркала снизу, не вставая. Ему было больно и обидно.
- Тот, кто фланкирует мечами или размахивает кистью, может вызывать восхищение лишь в глазах профана-дилетанта, - пояснила Мурмышка. – Знаток увидит мастерство воина по боевой стойке и линии лезвия, распознает мастерство каллиграфа по одному короткому движению кисти. Живи широко, наполняй глубиной свои увлечения, и тогда увлечения станут творчеством. Не заслоняй Венеру ногтем большого пальца. Не прекращай читать. Читай помногу и беспрестанно. Если кажется пресной современная художественная литература, подними градус – замахнись на философов, историков, перекати глыбы эпоса, погрузись в море фольклора. Позволь знатокам распознать в тебе мастера по боевой стойке и линии отточенного лезвия. Не становись пусть и умелым, но плоским специалистом, будь мастером бездонной глубины.
Антона всегда раздражали императивы. И не важно, открыто ли рубил собеседник повелительным наклонением или же лицемерно прятал повеления в одежку добрых советов - императивы Антон не любил. И потому все проникновенные призывы Мурмышки поначалу пропускал мимо ушей. Но потом вспомнил, о чем говорил некогда Ерофей. А Ерофей говорил, что Мурмышка – не совсем самостоятельное создание, что она - лишь отражение чувств, мыслей, интуиции самого Антона. Почему же не прислушаться к самому себе?
- Тебе придется пройти через все десять теней, - откликнулась Мурмышка на внутренний монолог. – Иначе нельзя. Ищи, увлекайся, будь иррациональным. Время само отсеет лишнее. Но ничто не будет по-настоящему лишним. Именно тени Мира зеркал в будущем придадут глубину всем твоим начинаниям. В том случае, если сумеешь преодолеть их, перерости и не увязнуть.
Мурмышка рассеялась – в зеркальной глади остались призывно гореть лишь два зеленых огонька. Антон вздохнул с какой-то радостной обреченностью: как хорошо, когда знаешь, что именно необходимо предпринять, когда не нужно колебаться в принятии решения. Ноги затекли – Антон переступил, разминаясь, с правой на левую. Зеркало стало входом в темный туннель, и Антон смело двинулся в эту неведомую темноту, потянулся к зеленым путеводным точкам. Зазеркалье приняло его одним беззвучным глотком.