К обеду погода сдалась. Полуснег-полудождь облип колготчатые коленки, намочил щёки, размыл краску на лице. Жрать хочется, настроение - на нуле.
Бутылочное пальтишко-букле завоняло сырыми валенками, поднятый ворот, мокрые ноги, ветер за шиворот. Домой бы! Голову в плечи, мокрые рыжие пряди - по плечам.
Не спать! Ночь на складе, утро в конторе, обед - на в универ. Курицы будут стрелять последние сигареты. Увидят лоховско-стариковскую "Яву" в мятой белой пачке - отвалят. Неделя до зарплаты. Колонка сломалась, кошку кормить нечем...
- Биииип! - взвизгнул джип за спиной.
- ****ь, ****ые буржуи, - подумала и соступила с дороги.
- Девушка, вас подвезти? - опустилось стекло.
- Спасибо, мне рядом (жену подвези, озабоченный придурок)!
- Девушка, вы ж совсем замёрзли, я клянусь, что не извращенец какой-нибудь, обещаю вести себя прилично, - обезоруживающая улыбка круглого простоватого лица.
Лет тридцать пять, хорошая куртка, запах табака, ах - Бетховен в магнитоле.
Почему бы и нет? Изнасилует и съест он за два квартала что ли?
Высокий порог, убаюкивающее кресло.
- Пристегнитесь, ага, вот так. Куда едем, птаха?
- Почему птаха?
- Ну, нахохлилась, как ласточка под дождём.
- Тогда на Пермь II. Точнее, к любому входу в универ.
- Студентка? На вид старше.
- Первый курс.
- Да ну?
- Ну да. Студик показать?
- А покажи! Чё, учительница?
- Нет. А вы - бандит?
- Нет. Почему бандит?
- Потому что джип. А почему учительница?
- Ну... Первокурсница, а школу давно закончила. После педучилища?
- Мне семнадцать. Паспорт тоже показать?
- Семнадцать?!
- Угу.
- Включить радио?
- Зачем? Отличная музыка.
- Нравится классика?
- Не нравится попса.
- Приехали. Телефон черкнёшь?
- Нет телефона.
- Тогда звони сама. Держи номер. Нет, вместе с ручкой и блокнотом - подарок. Я буду ждать тебя вечером. Во сколько ты заканчиваешь?
- Я не продаюсь за ручки, опух?
- А я за них не покупаю. Так во сколько?
- В шесть.
- Буду ждать.
И правда ждёт в машине возле самого корпуса - на зависть девкам-однокурсницам - за рулём, взрослый, душистый, небрежный, чуть усталый. Без цветов, но с кульком пончиков. В животе заскулило, он ухмыльнулся: "Еешь, Ласточка, знаю я ваши столовки".
- Покатаемся? Да не боись ты, я ж обещал вести себя прилично.
- Поехали! А за город, туда где дождь и тихо?
- Поехали. Уже не боишься?
- Боюсь.
- А зачем тогда?
- А зачем вообще? Ну если бояться?
- И то правда. Мама не хватится?
- Не хватится. Дашь порулить?
- А ты умеешь?
- Не умею.
- Тогда дам.
Под ранненоябрьским дождём за Садовый, в сторону нынешнего выезда на соликамскую трассу, мелькают садовые домики, придорожные ёлки.
- Ну и откуда ты взялась такая, птаха-ласточка?
- Какая нафиг разница?
- И то правда. Поцелуешь?
- Не.
- Почему?
- Не хочу.
- Девочка?
- Хуже.
- Как так?
- Села когда-то не в ту машину.
- Меня зовут Валера, Ласточка.
- А меня зовут "иди сюда".
– Хамло малолетнее.
– Кто как обзывается...
Сворачиваем на какую-то полузаброшенную полугрунтовку, меняемся местами. "Ииии-ды-ды-ды" - воет мотор. Вот так, а теперь плаааавно, ага. Тихонько тащимся, руки на руле, руки на руках.
- Жена не потеряет?
- Нету жены.
- Врёшь.
- Вру. Домой?
- Не хочу. Раз жена не потеряет, покатай меня ещё. Просто так, без поцелуев?
- Поехали. На набережную?
- Да.
На камском седом ветру доедаем холодные пончики. Курим, обнявшись. Прячусь за его кожаной спиной, расстёгнутая куртка кутает рыхлое пальтишко. Почти тепло.
- Не верю, что тебе семнадцать, рассуждаешь, не боишься, соображаешь, глаза такие взрослые.
- Ещё скажи, что я прямо такая красивая, такая зрелая, такая не малолетка, сразу видно, что не буду дядю динамить, как целки-школьницы.
- Ты, вроде, сама хочешь. Понять не могу – почему нет?
- Трусы рваные.
- Новые куплю.
- Новую жизнь мне купи. Нормальных предков. Нормального парня. И забыть всякое ещё. Отвези меня домой.
- Как скажешь. Я встречу тебя завтра?
- А что изменится?
- Что-нибудь. Или всё. На том же месте в шесть?
- В восемь тридцать.
Вечер, термос, бутерброды, дача, печка.
- То ласкаешься, то глаза побитой собаки и шарахаешься. Почему нет, ласточка?
- Не хочу. А сейчас скажи, что тебя это не остановит, ты же мужчина, ты же уже и тебе вредно.
- Мне не семнадцать, я не хочу "через не хочу", Птаха. Ну и кто тебя так приобнял?
И я рассказываю. В третий раз в жизни увиденному незнакомому мужику в два раза старше себя.
- Хочешь, разберусь?
- Не хочу.
- Иди сюда. Просто иди сюда. Поплачь, Ласточка, ох, ну что ты, ну... Я спрашивал про тебя. Говорят, ты поёшь хорошо. Поиграем? Ты вино будешь? Пей. Вот так, ещё.
Я вою под его гитару и засыпаю одетой у него на плече под кипой старых отсыревших одеял. Утром он отвозит меня на работу, так и не прикоснувшись. И вдруг снова появляется вечером.
- Как ты меня нашёл?
- Спросил у твоих однокурсников;
- А зачем?
- Захотел, Ласточка.
- Друзья зовут меня не так, Бандит.
- Я не друг тебе, Птаха. Куда поедем?
- В лес. Любой.
- Поехали.
Зима, весна, загородье, всё та же дача.
- Я не хочу влюбляться, Бандит.
- Никто не хочет, Ласточка.
- Ты не понял, я никогда не хочу.
- Ты уже влюблена, просто не в меня.
- А зачем тогда?
- Не во всём есть смысл. Чай будешь?
- Наливай. Бандит, а покажи мне, как вы любите друг друга?
- Кто - мы?
- Ну, нормальные люди.
- Никогда мне больше этого не предлагай.
- Почему?
- Я всё же немножко тот самый мужчина, которого не остановит, ласточка. Если ты сейчас продолжишь, то за последствия я не отвечаю.
- И хочется, и колется, и мама не велит. Покажешь, как это делают нормальные люди.
- Иди сюда. Вот так – не страшно?
- Ты очень красивая.
– Свисти.
– Правда. Но я так не могу.
- И я не могу.
- Я могу попробовать, чтобы ты смогла. Хочешь?
- По-моему, нет.
- Прости. Я встречу тебя завтра?
- Не надо.
- Всё равно встречу. У тебя было такое лицо, будто тебе было больно.
- Мне было.
- В этом смысле не было, я видел. Но понял.
- Мне противно.
- Прости, так бывает.
- Не приходи больше.
- Я буду ждать завтра там же. А сегодня никуда тебя не отпущу.
Мы засыпаем обнявшись, руки в руки, вымотанные и несчастливые. Утром он везёт меня на работу, а вечером я смываюсь по переходам через другой выход.
Май, корпуса кишат абитурой, я списываю со стенда расписание консультаций, когда его рука ложится на мою:
- Привет, ласточка.
- Привет, бандит.
- Хотел тебя увидеть. Я буду ждать у выезда, хорошо?
- Я выхожу замуж.
- За того самого, от которого ко мне бегала?
- Да.
- Так и знал. Ну, лети, птаха. Будь счастлива, детишек побольше.
- Зачем ты так?
- Просто так. Надеюсь, он стоит тебя, этот мальчишка.
- Он старше тебя, Бандит.
- Тогда он точно тебя не стоит. И точно этого не понимает. Прости меня, не хотел.
- И ты - меня.
Хорошо помню, как он повернулся и пошёл к машине - пухловатый, чуть ссутулившийся, уже совсем чужой. Как хлопнула дверь, отсекая всё, что было и не было. И была вполне готова к тому, что больше никогда его не увижу.
Прошло больше десяти лет, когда четрые с лишним года назад я вертелась на немолодой и пухлой жопе в кресле своего родного, прикормленного всей семьёй стоматолога.
- Ну, для невесты мы постараемся, - сказала Наталья Дмитриевна, - и полезла зеркалом мне в рот.
- Простите, мы по записи, ещё долго ждать, покурить успеем? - раздалось из-за спины.
- Буквально десять минут, мы заканчиваем чистку!
Я готовилась к третьей в своей жизни свадьбе. Он привёл к стоматологу взрослую дочь. И, конечно, меня не узнал. Да и к лучшему, если подумать.