Всегда, когда напомаженные теледикторы и гладкие теледикторши оповещают о приближении снегопада, всегда наполняюсь сладким холодком ожидания, - жду и надеюсь, что в этот раз они точно меня не обманули и, что наконец-то нас занесет по самые крыши! Я не знаю, почему так, то ли потому, что во мне до сих пор укромничает детство, то ли оттого, что родился в феврале и, как говорит мама, в метель. Как литературно, однако, родиться в метель!
Вот и сегодня из телевизора с утра обнадежили, сказали - приближается большой снег, готовьтесь!!! И сказали, как пригрозили, будто «большой снег», как большое войско Наполеона, где-то люто скопился и оттуда идет сюда, вот-вот придет и устроит всем ядреную бабушку, то есть засаду коммунальщикам, а мне радость! Утро же до странности было ясное, без какого-либо намека. Я ехал к мастерской и туда-сюда головой вокруг - искал признаки идущего, вскипая в сердцах - обещая себе наконец-то выкинуть телевизор! Оказавшись в мастерской, то и дело подходил к окну и караулил. Мне хотелось увидеть то пограничное состояние, когда прозрачное небо начнет густеть и станет матовым, а сверху свалятся первые снежинки. Ближе к обеду, наконец, стало хмарить. Я ждал первых снежинок, чтоб влезть в лыжные ботинки, пристегнуться к лыжам и уйти в метель. Мне хотелось такой метели, чтоб всем концам света - аминь, чтоб я стоял на лыжах в самом ее эпицентре и не знал в какую сторону идти, чтоб от этого сначала было весело, а потом, слегка протрезвев и слегка задрефив, двинуться куда-нибудь наощупь, наткнуться на какой-нибудь дуб, нет, лучше на березу, обнять ее, как жену чужую, прижаться к стволу ухом, услышать, как внутри себя она гудит всеми своими шевелящиеся снаружи ветками и горько-горько и от всей души заплакать…., а еще потом проснуться и обрадоваться прежней стукате сердца и белому потолку…! Ну а совсем потом, то есть потом-потом, присесть к компу и записать белый сон.
Снежинок все не было и не было. Были только воробьи на ветках липы, у самого окна. Их было то три, то шесть, то два, то пять. А один, как я заметил после, сидел всегда, не улетал и одним глазом смотрел на меня, когда я подходил к окну. Другим глазом, очевидно, он смотрел в даль (из моего окна, как в песне Цоя, видна даль) - тоже ждал приближение идущего… Когда я подходил, он, наверное, думал из моей будущей книжки - «вот…, подошел, смотрит…, пар из кружки, что-то горячее, а зачем ему горячее, у него там и так Африка, лучше б форточку открыл да чего-нибудь накрошил»! Я открыл форточку (подойдя к окну в очередной раз), подумал из чужой, но настоящей книжки - «сколь ни прекрасны ласточки, но они улетают осенью в роскошные страны, а воробьи остаются - делить холод и человеческую нужду, это настоящая пролетарская птица, клюющая свое горькое зерно», потянул за веревочку, втянул в мастерскую кормушку (пластиковую пятилитровку с вырезанными по бокам дырками), насыпал в нее теплое зерно и опустил обратно за форточку.
Я занимался своими делами. На стене, ощупывая Время, тикали старые деревянные часы. Когда я подходил к окну, воробей все с той же ветки смотрел на меня все тем же своим глазом. Снег не приходил и не приходил. Во мне копилось раздражение против всех дикторов и дикторш, этих обеспеченных обманщиков, которые никогда не говорят свои мысли, а лишь то, что им напишут. Мне вообще интересно - они сами хоть что-нибудь думают?! В сердцах (вторых за полдня) схватил телефон - хотел кому-нибудь позвонить, но он пикнул и умер. Подключил к подзарядке, сел на стул - уставился на телефон, на телефон в моих ладонях. Когда он неуверенно задрожал и ожил, как отогретый на подоконнике солнцем шмель, я чуть-чуть еще подождал и позвонил в город Подольск - другу-подольскому-скульптору. У подольского-друга-скульптора спросил, не идет ли у них снег?! «У-у-у, вовсю идет….»! - успел сказать друг-подольский-скульптор, и телефон снова вжикнул и умер. Я снова уставился на него. На потухшем дисплее фрагментом отразилось окно и ветки. Я посмотрел в окно…, - воробей смотрел на меня.
Не вытерпев, все же влез в лыжные ботинки, пристегнулся к лыжам и пошел в поле, за которым начинается даль, решил там ждать идущего. Правда, перед тем как пристегнуться, еще раз подошел к окну. Воробей сидел и по-прежнему пялил на меня свою внимательную пуговку. Я тоже более чем серьезно посмотрел на него…, - когда я вернусь, наверняка уже вовсю, как в Подольске, будет крутить метель, уже стемнеет и его не будет видно, … и вообще, как и где он бедолага скоротает сегодняшнюю метельную ночь!? В пустоту моего окна воробей снова подумал из той чужой, но настоящей книжки - «Время же идет только в природе, а в человеке стоит Тоска» . . . . . . . . . . . . .
13 января 2016
(мастерская)