Лыжница 13. Эли из зазеркалья

Борис Гаврилин
13.ЭЛИ ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ

Глупые люди, Они думают, что когда они умирают, остаются людьми в понимании тела. Ничего общего с человеком этого мира, умерший человек не имеет. Это даже не превращение, подобное бабочке, – там хоть, материальное переходит в материальное: тут все по-другому. Согласитесь, мы же с абсолютной достоверностью не знаем даже, что такое электричество. Представьте, – было тело, а стало током, или было просто тепло, и вдруг стало субстанцией, а потом трансформировалось в человека. С очень большими натяжками. Все по-прежнему остается таким же, как было, но если оболочка сосуда еще остается, то жидкость из него, нет, скорее эфир или что-то еще, намного-намного более тонкое и неощутимое, как-бы улетает в космос. И оно, это неуловимое удерживает связь с нашим миром только на каком-то, «сверх», или даже «над» молекулярном уровне. И если человек жил крайне неправильной жизнью, – его «над» молекулы разбегаются в разные стороны, их уже не собрать никакой сверхъестественной силой, кроме Б-жественной. Он может перестраивать несколько разных людей из разных личностей, и создавать совершенно новые, компромиссные и более продуктивные ситуации. Иногда человеку дают возможность побыть в безсосудном состоянии и не улететь навсегда. Видите, даже слова такого в обиходе нормального человека нет.  По сути, это делают всегда. Просто границы или их отсутствие, должен определить каждый человек. Жидкость ведь всегда должна иметь стенки, борта – а тут их нет, и только за счет воли человек может сделать выбор. Ему дается неограниченная возможность перемещаться во времени, в пространстве, никому не мешая и ничего не изменяя. После физической смерти сам для себя он ничего уже не может сделать, ничем уже не может помочь. Но в редчайших случаях его возвращают в сосуд с помощью другого человека, и все, что видел человек, которому позволили вернуться, будучи в состоянии полной проникновенности и пронизанности Вселенной, все забывает. Ну, почти все. Иногда из двух почти мертвых людей делают одного живого. Кто кого успеет вытянуть. Но у каждого есть на это только день, максимум два. Крайне редко на возможное возвращение некоторым дают чуть больше.
Я ушла с трассы скоростного спуска, и, как-бы вылетела из тела. Мне пришел приказ. Звучало это так:
– Ты идешь на победу. И она обязательно будет. Но выбирай. Или сегодняшняя катастрофа в одиночку, или через несколько лет ты повторишь, то, что случилось с твоими родителями. У тебя свобода выбора. Или вы вдвоем, с еще не родившимся Бармалейчиком встаете на пьедестал почета, или потом, уже втроем с его отцом, разбиваетесь на Карлуше. Или ты сейчас выключаешься и идешь ко мне в гости, чтоб дать возможность Славке искупиться, и я позволяю тебе, как вы говорите, изменить континуум: или Роки уберет всех его друзей вместе с тобой и Ярисом. Сейчас Славка стал информационным рычагом, точкой отсчета. Предупреждаю, ты можешь не вернуться.
Не знаю, Кто это говорил, только догадывалась. Но спорить не стала, уж больно все стройно и логично складывалось. О смерти Славки утром читала в Интернете. Мгновенно сбросила скорость, освободила мышцы и доверилась Ему. Он сделал все как обещал. Сначала меня вынесло с ледяного участка, и по мягкой дуге направило между двух столбов ограждения, потом подняло над сеткой, и по касательной положило на нетронутую целину. Так на спине в скользком нейлоновом комбинезоне, меня спустило по снегу вниз метров на двести, и преспокойненько, как я и ехала на спине, так тихонечко и остановило. Но это уже было за пределами сознания. Приземление было-таки ударом по позвоночнику и затылку. Выключились все двигательные функции, впрочем, как и было обещано. Для всех людей, я отключилась, но мне дали возможность раствориться на «под протоны» и разлиться по Вселенной всецело и безраздельно. Это, чтоб потом, из будущего необратимого полета в пропасть на Карлуше, вернуться в сегодняшнюю кому с шансом на возврат. Стало спокойно, радостно и уверенно. В моем теле все оставалось на своих местах, – ни ушиба, ни ссадинки, просто для всех я была без сознания и, как бы, мертвая. Но я точно знала, у меня есть возможность  вернуться, и сделано это было даже не для меня, а чтобы предложить испытание моим близким. Их вера может вернуть меня к ним. Вот чудак Всевышний! Ведь никто из них не ошибется, я в этом не сомневаюсь, и не опоздает, каждый сделает все, как надо. И может, еще что-то, чего я пока не могу понять. Но в них я уверена. Ярис почувствует, и будет тревожиться. Почувствует Гоша, почувствует Маша. Будут молиться. А пока мне здесь хорошо.
Но что это происходит? Сначала бесконечность свернулась в Тоннель, а теперь уже и Тоннеля нет. Только пространство, небо, облака и свет. Я как-бы вишу неподвижно и одновременно двигаюсь. Нет, скорее мир двигается на меня. Я не понимаю, или это игрушечный мир. Или мир из которого я ушла всегда был игрушечным?
А вот оно что – на меня летят Черные Драконы! Что за сущности? Они в моем измерении или нет? Могут ли они причинить мне вред? Ведь сейчас я не живу. Я не умерла, но я и не живая. Бред? Нет, это вариант действительности.
Драконы Черные, но есть и Серебряные, есть и Золотые. Я это знаю! Хотя пока не вижу. Серебряные и Золотые сейчас далеко, – они друзья, они тоже летят ко мне, но они не успеют меня защитить, а черным я нужна. Я их будущая Королева. Они долго ждали момента, они долго собирались меня украсть. Черные драконы могут меня забрать к себе в Низ. Золотой дракон – это Гоша, Серебряный – это Ярис, они, как-бы за стеклом, я только сейчас это поняла. Стеклянная граница другого измерения, не дает быть им со мной рядом.
Для Черных Драконов, я цель. Иначе их взгляды не были бы на мне так сосредоточены. Именно я – их цель! Если они ко мне прикоснуться, я стану необратимой. Драконы, – это не змеи. Острые когти, металлические крылья с перьями, словно плоские часовые пружины. И все торчит наружу, как колючки и скобы. Помню из сказок и из страшилок –  рядом должны же быть Черти, Демоны. А если это уже Ад. Тогда должен быть дым, огонь? Или я лечу не в Ад, а в Рай, а эти чудовища туда меня не пускают. Да, но в Рай я тоже не хочу. Я хочу домой! И мама с папой против, чтобы я уходила. Я это чувствую! Я их слышу? Ярис! Защити меня! Почему тебя нет? Ты там, за мембраной! Вместе с Гошей. Ах, вот что! Если они пробьют стекло, тот кто должен, – не сможет вернуться. Я этого точно не хочу! Остановитесь!
Бармалеюшка! Найди решение! Ты можешь, я знаю! Оставайся там за стеклом, но найди решение! Ты все можешь, я знаю, и ты всем помогаешь, так говорил Славка Чудинов. Ярис, ты ведь не знаешь, что с твоим другом я познакомилась еще до того Кубка Союза, задолго до твоего приезда и нашей с тобой встречи. Славка пытался ухаживать за мной, а потом я показала ему фотографию Гоши, сказала, что только за такого выйду замуж, он улыбнулся и стал рассказывать, какой у него классный друг по прозвищу Бармалей. Он называл тебя Ярисом и Бармалеем, а я сразу, даже не видя тебя, придумала Бармалеюшку. Мы даже подружились. Он добрый. А когда я увидела тебя на открытии, я поняла, что ты именно тот, кого я жду. Жду всю жизнь. Славка улыбался. Я сбежала на гору, но ты там меня нашел. Так бывает. Провидение. Чудинов понял все еще в первую встречу, но ничего мне не сказал. Потом, на банкете, после награждения, он много рассказывал о тебе и вашей дружбе, и я поразилась твоему сходству с моей мечтой и Гошей. Мои предчувствия меня не обманули. Славка видел мое восхищение, смешанное со сдержанностью и удивлением. Он как-то все сразу сообразил, сделал мгновенный вывод и согласился с ним, – мы пара. Мне пришлось уговаривать его, чтоб он нас не знакомил и не говорил, кто я. Это рано, должно все произойти само по себе, или вообще не происходить. Славка понял. Славка – настоящий друг, он слово держит. Я ведь сама пришла в твой дом, хотя и подчинялась какой-то другой воле, но так порядочная женщина не поступает.
Драконы уже близко. Ясно  – мне от них не сбежать. Но кто это рядом? Ох! Да это ты, Славка?! Откуда ты? Почему ты не за стеклом? Наверно, я вызвала тебя своим воспоминанием и нарушила Закон, Закон неприкосновенности Жизни. Что произошло? Славка Чудинов! Как ты услышал? Тебя прислал Бармалей? Но он тоже не мог нарушить Закон. Или ты сам все понял и почувствовал? Ты друг! Или?
 Славка, милый, здесь же не могут находиться живые! Неужели Тебя, Гоши и Бармалея больше нет!? Неужели они тоже умерли?! Нет. Ты же одни рядом со мной, они все-таки за стеклом, хотя и очень близко.
Нет, нет! Они конечно живы! Гоша и Ярис далеко. Если их за стекло не пускают, значит они живы и просто так отчаянно молятся за меня, что почти смогли ко мне прорваться, А ты, Славка, совсем рядом. Я не понимаю, почему? Ты умер? Я боюсь за тебя. Ты пришел меня спасать ценой своей жизни? Ты добровольно не мог оставить там Иру и Катюшу! Я не брежу, я слышу твой голос? Ты умер? Славка, ты услышал Бармалея? Нет? Причина твоего прихода не Бармалей, но ты его услышал? Он просил тебя помочь мне? Просто молился у горба, а в голове была за меня тревога.
Славка прилетел быстрее драконов, пронесся, как по лучику света. Собственно этим лучиком был он сам. Он убрал меня за спину, прикрыл меня своим большим сильным телом, выставил вперед правое плечо и покачался из стороны в сторону. Он боксер, супер боксер, супер тяж! Так говорил Ярис. Если бы не карты, он стал бы чемпионом мира. Чуть-чуть не хватало.
Славка выбросил вперед руку и нанес один удар правой рукой в челюсть первому Черному Дракону, четкий и молниеносный, красивый и длинный. И Дракон развалился на черепки, как глиняный горшок, который ударили о металлические перила балкона. Черепки посыпались – часть мне под ноги, часть улетела в пропасть. Словно, и не было в Драконе когтей, спиралей и пружин, – одна только глина. Второй Дракон попал Славке под левую руку, и Славка коротко остановил его тычком в грудь. Потом сделал шаг вперед, и мощно, вкладывая всю энергию его чемпионской руки в точный удар, направленный в туловище страшного зверя. Этот дракон тоже рассыпался на мелкие кусочки, как рассыпался бы ворох сухих сосновых иголок и лесного мусора от неожиданного порыва ветра. Из-под ударов крыльев Третьего Дракона, Славка ушел в защиту, словно испугался и отходит, но потом быстро сократил дистанцию, и вновь его чугунные кувалды развалили третью панцирную ящерицу на обломки кирпичей. Славка – это просто какая-то машина для убийства. В его руках смерть, но только сейчас она добрая. А может ли быть смерть доброй?
Гоша говорил: «Не бывает праведных убийц!».
Совсем забыла, – здесь отсутствуют расстояния – здесь все мысли, – это, как бы, одна общая мысль и общая территория. Славка присаживается возле меня на прогретый солнцем валун, неизвестно из чего проявившейся на солнечной лесной полянке, на которой мы вдруг оказались. Это на той, что на горе со странным названием Лопата, метрах в трехстах над домиком Бармалея. Он мне рассказывал о ней. Я там не была, но здесь живут чудеса, здесь все возможно,  и здесь все известно, и здесь все происходит по законам Добра. Если об этой полянке говорил Ярис – а он уже часть меня, значит, там была и я. Сейчас во мне живет его частичка, через нее Бармалей меня спасет. Славка повернулся ко мне:
– Эли, я действительно убийца, и я действительно убит. Мертв окончательно. Ты же понимаешь, – что если я здесь, то там меня уже нет. Я проигрался в карты  – это моя слабость. Меня заставили ударить человека и убить, иначе и не могло произойти. Я – слабак. Как в кино про гангстеров – за все нужно платить. Они на кон поставили Ирку и Катюшу. И они бы не пожалели их. Я ударил человека, и стал как Четвертый дракон, только добрый, как Падший Ангел, с возможностью сделать доброе дело. Он улыбнулся, – а теперь, как человек, я уже умер. Как ты. Хотя нет, – ты еще не умерла. А мне – мне можно было отсидеть лет десять в тюрьме, но они бы и оттуда не дали уйти живым. Им не нужен был свидетель, даже стопроцентно-молчащий. Утром меня нашли дома в ванне, ударившегося об уголок чугунного литья, тебя это не смущает? Точно в висок. Ты веришь, что со мной такое могло произойти? Оступился, потерял равновесие. Расскажешь об этом Бармалею. Он тоже не верит, что я мог поскользнуться, – я на ринге ни разу не падал, ни разу не спотыкался. Он их найдет. Он умный и все сделает правильно. Ты его береги. И ты – возвращайся, а мне пора.
Дальше была больница, врачи, нянечки, медсестры, и удивление на лицах профессуры. Я видела, как они суетились, как они удивлялись полной жизнеспособности тела и полному отсутствию сознания. Чудаки, я ведь все время была рядом. Меня погрузили в самолет и перевезли домой. Гоша сделал все в один день.
Бабушка Клара, мама моей мамы, была права, умерший человек все чувствует, все понимает, еще три дня его душа находится возле тела. А в коме, – так намного дольше. Нельзя при нем говорить ни лишнее, ни нехорошее. Про меня не говорили. Но все равно мне надо было вернуться раньше? Я точно знала, что вернусь, но у меня самой не получалось. И Гоша, и Маша, Антон, все вели себя показательно – внутри молились, а внешне были спокойны и сдержаны. Я ни тени не сомневалась, что не умерла, и поэтому не умерла. Даже немного обидно – поплакали бы больше, поголосили.
А еще мне, Небесная Канцелярия оказала услугу в порядке исключения. На то время что я там находилась, позволили побывать, где захочу, и я смогла находиться за тридевять земель, не теряя тонкой связи с собственным телом.
Я перенеслась в Либерию на ямы, где закопаны мои родители, посидела на пригорке возле них. Они удивились: как я выросла, тоже сказали, что мне к ним рано. Побывала на шабате у ребе Лейбла, моего прадедушки, раввина. Ой, какой шабат! Я тоже такой хочу! Заглянула домой к Антону, увидела мои пропавшие фотографии. Милый Антон! Ты не Бармалей. Прости!
Потом сознание стало возвращаться и пришли другие мысли.
– История  циклична. Нашему поколению, как бы мы не сопротивлялись, придется повторить путь предков.
Потом мое сознание опять уплыло. Я поговорила с отцом Бармалея. Ярис в него, – Дан Георгиевич спокоен за сына. Этот большой человек обнял меня за плечи, усадил рядом, удивлялся, как я похожа на его жену, и радовался за сына. Я спросила, не против ли он того, что я хочу быть его женой. Он  – благословил. Мне было приятно. Нет, радостно.
Я видела, как гнал машину в Москву мой будущий муж, отец моих будущих детей. Я постепенно сокращалась, убирая себя из Вселенной и медленно-медленно возвращаясь в тело. Все было правильно, мне надо было мужа встречать, а не по мирам разгуливать. Пора было приниматься за главную женскую работу, а то кто их всех накормит?
Я открыла глаза.
Дверь открылась и в палату вошли два любимых мной человека – Гоша и Бармалей. Два Гоши, два Бармалея.