Сибирский рок напоминал толстенное дерево, уходящее корнями в языческий фольклор и футуристическую поэзию, а кроной упиравшееся в густые небеса психоделии и гаражного рока.
Екатерина Борисова.
История создания песни "Про дурачка" хорошо известна. На альбоме "Прыг-скок" (1990) она напета автором в четыре голоса без музыкального сопровождения, на альбоме "Солнцеворот" (1997) присутствует в электрической версии (текст песни имеет варианты). По словам Егора Летова, песня родилась "из обрывочных образов, словосочетаний и строк", записанных в полубессознательном состоянии.
Закономерно, что основой послужил именно заговор, потому что в пограничном состоянии открывается древнейший пласт человеческой памяти: первобытные образы из подсознания, универсальные мотивы (архетипы), отраженные в фольклоре. Неслучайно и сам альбом "Прыг-скок" имеет подзаголовок "детские песенки". Считается, что архетипы коллективного бессознательного присутствуют в детском языке, мышлении, игровых действиях.
Возможно, образ дурачка был навеян песней "Выше ноги от земли", где также прослеживаются фольклорные корни (Янка записывала её 5 июля 1990 года в "ГрОб-студии", за три дня до написания Летовым "Про дурачка". В песне Янки дурачок – тот, кто остался в живых: "Значит будем в игры играть / Раз-два – выше ноги от земли / Кто успел – тому помирать / Кто остался – тот и дурачок / Обманули дурачка / Обманули дурачка...") Путь переосмысления Летовым языческого заговора на смерть в заговор на жизнь было бы интересно проследить.
В заговоре, как и в песне, исполняемой на сцене, сконцентрированы ритуал (дело) и миф (слово). Конечная цель древних ритуалов годового цикла и заговоров – восстановление космического равновесия, поэтому в заговорных текстах прослеживаются те же универсальные схемы сотворения мира, что и в индоевропейской мифологии.
Сказочный мужской персонаж (дурачок) сопоставим с функционально близким ему персонажем из заговоров, содержащих мотив "отсоединения, отстреливания" некой угрозы, болезни, опасности вообще. Другой семантически близкий образ индоевропейских мифологических традиций – фигура бога-первочеловека. В связи с этим значимым в заговоре становится мотив сечения: первочеловек создает вселенную из частей собственного тела. В тексте "Про дурачка" рассечение происходит внутри головы: "зубчатые колеса завертелись в башке" (вариант – "зубастые"). Образ головы как вместилища духа и разума появляется в тексте именно в связи с мотивом распада и хаоса, предшествующего (в мифе) воссозданию космоса: "в промокшей башке под бронебойным дождем". Очевидна двунаправленность воздействия и даже разно- противоположно-направленность (колеса с острыми краями внутри головы и голова под бронебойным дождем), присущая смысловой основе заговоров.
В заговоре "нисходящее движение" (организация описания сверху вниз) интерпретируется как распад телесного состава первочеловека, разъединение его элементов. Но движение сверху вниз в тексте песни относится скорее к распаду мира вокруг. Для героя заговорного текста Летова больше характерно не нисходящее (распад), а восходящее движение (воссоздание космоса). Ключевой отрывок:
А сегодня я воздушных шариков купил
Полечу на них над расчудесной страной
Буду пух глотать, буду в землю нырять
И на все вопросы отвечать: "Всегда живой!"
Примеры появления образа летающего мужского персонажа в заговорах редки. Этот семантический трансформ фигуры первочеловека, символизирующий собой целостный космос, в пространственном отношении занимает пограничное положение. Однако мы видим, что дурачок в тексте свободно перемещается во всех существующих пространствах, а в заговорах безграничность – один из важнейших признаков бога-первочеловека. При этом он остается "всегда живым", полностью противопоставляя себя смерти.
Пространство в тексте песни представлено миром живых ("расчудесная страна"), лесом (в сказочной традиции – магическая граница, разделяющая живое и потустороннее). Мир мертвых не представлен определенным местом: Смерть находится в пространстве живых (улица), умершая мать приходит к герою также в мир живых. Даже земля в тексте не полностью соотнесена с миром мертвых. У Летова "ныряние в землю" не приравнивается к умиранию (ведь предполагает "выныривание", как в песне "Прыг-скок": "Прыг-скок! / Ниже кладбища! / Выше солнышка! / Прыг – под землю!! , Скок – на облако!!"). Земля, подобно лесу, становится пограничным пространством между жизнью и смертью, в земле – окопы, это место боя ("Не бывает атеистов в окопах под огнем"). Пространство неба появляется в связи с полетом дурачка (в некоторых вариантах текста на него прямо указывается: "Ходит дурачок по небу / Ищет дурачок мертвее себя / Ходит дурачок по миру, / Ищет дурачок живее себя", где небо – также пограничное пространство между царствами живых и мертвых, мир – место живых). В отличие от дурачка, Смерть не обладает у Летова качеством пространственной безграничности. Известно, что он практически полностью повторяет в одном из куплетов подблюдную песню, предвещающую смерть. Таким образом, персонифицированная Смерть оказывается ограничена магическим кругом повторяющегося гадательного действа, замкнута в пределах непреложного ритуала.
Образы в тексте "Про дурачка" соотносятся с зонами "верха" и "низа" космического пространства. Так, комар, согласно мифологической традиции, связан с корнями мирового древа, загробным "нижним" миром, преисподней. В фольклоре сибирских народностей комары произошли из искр костра, на котором мифический герой сжигает злое женское существо. В песне "потусторонний" комар погибает в "пожаре".
Образ "верха" – солнышко – присутствует и явно, и скрыто. С ним связан мотив невозможного, осуществленного чуда ("Светило солнышко и ночью, и днем"), преодоление тьмы, хаоса, смерти. Комар (из пространства "мертвого" мира) неслучайно – "предрассветный", погибает перед восходом солнца, когда, по сказочным законам, силы тьмы теряют свою силу. "Солнышко" традиционно соотнесено и со смертью. (Например, оно упоминается в русских народных заговорах для защиты от покойника: "Солнышко никогда в другу сторону не воротится, и ты уж не воротишься"). Смерть "несет блины на блюдце". Представители "мифологической школы" (А.Н. Афанасьев) и некоторые их последователи (Б.А. Рыбаков) считали, что блины были символом солнца у славянских народов, а их изготовление и поедание (на Масленицу) означало победу дня над ночью, света над тьмой. И хотя это мнение опровергалось, известно, что в русских деревнях IX–X вв. блины пекли на круглых глиняных сковородках с зубчатыми краями и с прочерченным еще по сырой глине крестом, знаком солнца.
Возможно, Смерть, несущая блины, – это отсылка к поминальной обрядности. В Белоруссии и некоторых местностях России в субботу перед Масленицей отмечали Родительский день, поминали умерших родителей, для них специально пекли блины (у древних славян блины были поминальной едой). Тогда закономерным становится и появление образа мертвой матери в тексте. (Интересно, что иностранец, побывавший в Москве при Иване Грозном (вероятно, итальянец Рафаэль Барберини) сравнивал русскую Масленицу с итальянским карнавалом. А Егор Летов в одном из интервью сказал: "Про дурачка" я вообще бы снял в Венеции во время карнавала").
В тексте присутствует ритуальное действие, которое происходит независимо от воли героя, само по себе: "Полетят копейки из-за пазухи долой" (иногда заговор предполагал подобный ритуал: за пазухой прятали сакральные предметы – например, крест). Монеты (тот же "на последний глаз – пятак") обычно связывают или с уплатой за переправу в мир мертвых, или с символическим откупом от потусторонних злых сил. Не имея возможности одолеть "дурачка", не берут ли они вознаграждение таким образом?
Образы жара соотнесены со смертельной опасностью, с борьбой за жизнь ([Смерть] поцелует горячо", "закипела ртуть, замахнулся кулак", "мой пожар" (состояние горячки), "огонь" (он же – "бронебойный дождь" из пуль над окопами); возможно, солнышко и кровь). Для Летова вообще был важен момент осознания себя "солдатом и солдатом хорошим", и творческий процесс в контексте этого осознания становится войной, борьбой с беспамятством и хаосом. Здесь проявляется, собственно, важнейшая Летовская концепция ("Добежит слепой, победит ничтожный"), по которой у каждого "маленького человека" есть возможность вечной Вселенской Победы (по Мао Дзе Дуну, "сто раз проиграть, чтобы единожды победить").
Текст "Про дурачка" оказался построенным по законам древнейших заговорных прототекстов, где магические качества бога, первочеловека (восстанавливающих мировое равновесие: побеждающих опасность, болезнь или смерть) переносились на героя текста и, следовательно, на его исполнителя. Голос, музыкальное сопровождение (ритуальная часть) сделали текст заговором.
В широком смысле, духовный и творческий поиск помогает человеку победить. Заход в подсознательное, древнее, мифологическое, позволяет понять, что составляет основу личности. "Я представляю собой не личность, а народ", – говорил Летов в интервью Алексею Курбановскому. И там же – "Творчество – утверждение "я", которое есть не "эго", а высшая ценность. "Я" – как мир, как Земля, как Вселенная".
Список использованной литературы (помимо доступной информации из интернета):
1. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки.
2. Топоров В.Н. О статусе и природе заговора (теоретический аспект) // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора: Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988 г., Ч. I. – С. 23.
3. Шиндин С.Г. О возможном присутствии рефлексов архаического ритуала в русских заговорах // Славяноведение, 1993 г., № 3.
4. Петров В.П. Заговоры // Из истории русской современной фольклористики. Л., 1981 г. – С. 98–106.
5. Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме: Опыт сопоставления структур. М., 1986 г.