Они встретились на Пантелеймоновском мосту почти случайно. Услышав знакомый голос, окликнувший его, Данзас остановился.
-Костя! – Александр. Данзас узнал его, ещё не обернувшись.
В расстёгнутом пальто, из-под которого виднелся сбившийся белоснежный шарф, Пушкин подбежал к Данзасу, слегка запыхавшись от бега. Он был без головного убора, и снежинки падали на его взлохмаченные каштановые кудри, почему-то наводя мысли о ранней седине. Глаза лихорадочно блестели, под ними залегли синеватые тени, лоб меж бровей прочертила глубокая морщина, лицо имело желтоватый нездоровый оттенок.
-Костя! А я как раз ехал к тебе…
Друзья пожали друг другу руки, и Данзас снова поразился странному выражению какого-то болезненного отчаяния, мелькнувшему на лице Пушкина.
-Поехали во французское посольство, там ты станешь свидетелем одного важного разговора…
Данзас собирался в гости к Россету, но решил, что тот может подождать; он кивнул, и вместе они зашагали к остановке трамвая. Снег повалил сильнее, скрывая ажурной занавесью Михайловский замок, набережную Фонтанки, на которой жались друг к дружке мутные пятна домов. Пушкин молчал, рассматривая грязную кашу под ногами.
-Ты бы застегнулся, сегодня минус два с утра, обещали похолодание, - произнёс Данзас, чтобы хоть как-то начать разговор.
Александр небрежно махнул рукой, на секунду нахмурив брови. Грохоча и лязгая, подкатил бледно-жёлтый трамвай; на его борту красовалась реклама новомодной балетной постановки. Пушкин смотрел в заляпанное снегом окно, и мысли его были где-то далеко.
***
Вся эта скверная история длилась уже несколько месяцев, с того самого момента, как Пушкин получил по электронке анонимное письмо, где его откровенно назвали рогоносцем. Подобные письма получили несколько его друзей, и скоро о неверности Натали сплетничал весь интернет. Невозможно стало входить в сеть, чтобы не наткнуться на вызывающие заголовки новостей светской хроники. Пушкин жаловался администраторам сайтов, ставил блокировку рекламы, один раз, распсиховавшись, разбил ноутбук… На раутах он ощущал на себе липкие взгляды придворных сплетников, шептавшихся за спиной.
Впрочем, нет, кошмар начался ещё раньше, как только в Петербурге появился этот мерзкий хлыщ, французишка, тот, кого в газетах вежливо зовут метросексуалами. Он сразу обратил на себя внимание, чудесным образом сделавшись офицером роты почётного караула. Секрет открывался просто: богатый «папик» Геккерн, голландский дипломат, обожающий красивых мальчиков. Да чёрт с ним, старым извращенцем, но что женщины-то нашли в этом смазливом белокуром мальчишке? Озорные шутки на грани неприличия, сладковатый запах одеколона, яркие губы, словно смазанные блеском…
Этот надушенный красавец начал увиваться вокруг Натали чуть ли не с первого дня, как они увиделись. Никто не мог толком вспомнить, когда и где это произошло: то ли на закрытой вечеринке в клубе, которую устраивал великий князь, то ли на одном из придворных балов, а может быть, на кинопремьере, где собрался весь столичный бомонд… Может быть, Александр и был виноват в том, что не сразу заметил излишнее внимание молодого офицера к Натали, а когда заметил, стало уже поздно. Танцы, лёгкий флирт, шампанское, шутки, звонкий смех и раскрасневшиеся щёки Натали… Ей нравилось внимание, и она разрешала любоваться собой, позабыв о том, что людская молва не щадит никого, а красивых – особенно.
***
Д’Аршиак, секретарь французского посольства, секундант Дантеса, ждал их в своём кабинете: учтивый и вежливый, в дорогом костюме с иголочки, он предложил вошедшим сесть и выпить кофе. Пушкин отказался.
-Единственное, что я хочу вам сказать, - проговорил он вполголоса, - Что если всё не окончится сегодня, то при встрече с Геккерном, отцом или сыном, я плюну им в физиономию.
С лица Д’Аршиака слетела фальшивая улыбка.
-Вот мой секундант, подполковник инженерных войск - Пушкин кивнул на Данзаса, - Вы согласны? – не дождавшись ответа, он обернулся к другу, - Ты согласен?
Данзас вздрогнул; до него только сейчас окончательно дошло, что происходит. Он всей душой был бы рад отговорить друга от дуэли, всё-таки Пушкин уже не тот вспыльчивый скандалист, каким был в юности, а госслужащий и отец семейства, которому не пристало рисковать жизнью и карьерой. Но уже при встрече на мосту Данзас по лицу Александра догадался, что у того проблемы, и серьёзные. Пушкин собирался драться на дуэли ещё осенью, после той истории с письмами, но Дантес-Геккерн внезапно посватался к Екатерине Гончаровой, и всем показалось, что инцидент исчерпан, и всё разрешилось примирением.
-Что за вопрос, конечно, - Данзас попытался улыбнуться.
-Отлично, - Пушкин тряхнул головой, - Тогда я оставлю вас обсудить детали.
Он развернулся на каблуках и вышел из кабинета.
***
Когда Данзас приехал на Мойку, он застал Пушкина дома одного, тот сидел в кабинете, одетый в потрёпанный халат, и, как ни в чём ни бывало, играл в «Весёлую ферму» на ноуте. В комнате прислуги мерно бубнил телевизор, там шла кулинарная передача.
-Мы обо всём договорились, - Данзас протянул Пушкину лист с напечатанными на принтере условиями дуэли.
-Ага, отлично, - не отрываясь от игры и не читая условий, Пушкин сложил бумагу и кинул в ящик стола, - Спасибо Костя.
-Слушай, - Данзас сел на стул верхом и придвинулся к столу, - Я одного не пойму: это старый Геккерн отправил тебе вызов, так почему ты дерёшься с Жоржем?
Пушкин усмехнулся и поднял глаза:
-Старый педик не может драться, он же дипломат. Я с удовольствием бы пустил пулю ему меж глаз, но всё же проделать подобное с Жоржем мне хотелось бы больше…
Серые глаза Пушкина потемнели, улыбка погасла, он сжал кулаки и прошептал:
-Натали любит его, Костя! Она не изменяла мне, я просил поклясться на образах, но… Она его любит, я по глазам это вижу, по румянцу, по улыбке… Костя, это катастрофа!
Пушкин вскочил с места и забегал по комнате, потом вытащил из кармана пачку сигарет, лихорадочно затянулся и посмотрел на лампочку, сощурив глаза.
-Это нужно прекратить раз и навсегда. Или он или я. Сегодня в пять на Чёрной речке.
***
Расставшись днём, друзья встретились в четыре часа в кондитерской «Вольф и Беранже» на Невском. Пушкин сидел за столиком и беззаботно смеялся чему-то, глядя в смартфон, который направлял на прочих посетителей. Заметив Данзаса, он поманил его жестом.
-Тсс! – шикнул Пушкин и навёл телефон на полного господина, поглощавшего мороженое за соседним столиком.
Данзас взглянул на экран и увидел господина, у которого виднелись поросячьи уши и пятачок.
-Забавное приложение, правда? – хихикнул Пушкин.
Подошла официантка, и Данзас заказал горячий шоколад. Пушкин попросил колы.
-Всё достал, как положено? – спросил Пушкин шёпотом.
Данзас коротко кивнул на кожаный портфель, лежавший у него на коленях, в котором прятались пистолеты, купленные у Куракина, известного коллекционера антиквариата и реконструктора. Он чинил старинное оружие, которое скупал у чёрных следопытов, и был известен в узких кругах.
-Поедем на электричке, - вдруг произнёс Пушкин, - Дубельт следит за мной, я думаю, его ищейки попытаются нам помешать. Выйдем отсюда через подсобку, я договорился с Катюшей.
Данзас не стал допытываться, кто такая Катюша, и когда Пушкин успел свести с ней знакомство. Расплатившись, друзья поднялись из-за столика и прошли мимо стойки через коридорчик, ведущий к уборной, но не свернули в неё, а последовали дальше и оказались в служебном помещении. Там Пушкин снял пальто и повесил на вешалку, взамен облачаясь в потрёпанную кожаную косуху с заклёпками. Голову поэт повязал чёрной банданой, скрывшей его волосы.
-Маскарад не хуже дворцовых, - улыбнулся он и подмигнул.
Данзас лишь покачал головой и хмыкнул, снимая шинель и заменяя её на кожаный длиннополый плащ. Сейчас он нарушал устав, впрочем, он в любом случае нарушал устав, участвуя в дуэли, которые были запрещены законом, да и не всё ли равно, если речь идёт о жизни его лицейского друга?
Выйдя с чёрного хода, Пушкин и Данзас прыгнули в полупустую маршрутку, следующую к Финляндскому вокзалу.
-Гляди! – Пушкин толкнул в бок Данзаса, указывая на шикарный чёрный «Мицубиси Паджеро», из которого выходили мужчина с дамой в сопровождении ещё двоих людей. Маршрутка как раз остановилась на светофоре, - Две образцовых семьи! – хохотнул поэт.
Данзас с удивлением оглянулся и недоумённо пожал плечами.
-Граф Борх с женой, - пояснил Пушкин, - Всем известно, что она живёт с водителем, а он – с охранником, - Александр беззвучно рассмеялся.
«Он как будто совсем не волнуется о предстоящем поединке», - подумал Данзас.
Маршрутка повернула на набережную, там Данзас внезапно рассмотрел крошечный, будто игрушечный, серебристый «Фольксваген» Натальи Николаевны, припаркованный рядом с ларьком «Кофе с собой», а вот и она сама, одетая в полушубок из белоснежной норки. Ах, вот если бы они встретились, может быть, поединка удалось бы избежать… Данзас помахал из окна маршрутки рукой, но Наталья Николаевна как раз заказывала кофе и не увидела его. В отчаянии Данзас обернулся к Пушкину, но тот дремал, скрестив руки на груди.
На Финляндском вокзале царила суета – в этот час многие возвращались из Кавголово. На перроне Данзас едва не столкнулся с князем Голицыным, одетым в ярко-зелёный лыжный костюм; князь присвистнул от удивления.
-Что-то вы поздно собрались кататься, - крикнул он, - Все уже обратно разъезжаются!
В электричку друзья вскочили за две минуты до отправления. Вагон второго класса оказался почти пуст, за исключением компании студентов. Убедившись, что Геккерна поблизости нет, Пушкин со вздохом облегчения сел у окна и снял с головы бандану.
В те времена вокруг станции «Новая Деревня» не было ни кирпичных многоэтажек, ни виадука, ни унылой промзоны, ни даже вездесущих гаражей. Тут начинались дачные места, и сам Пушкин неоднократно нанимал здесь для семьи коттедж на лето.
Протяжно свистнув, электричка укатила прочь, поднимая вихри снежной пыли. На другом конце платформы виднелись две фигуры – Дантес и Д’Аршиак; они ехали тем же рейсом в головном вагоне.
Заметив странный наряд Пушкина, Дантес ухмыльнулся и что-то прошептал на ухо своему секунданту. Пушкин демонстративно отвернулся и принялся смотреть как курятся дымки над дачным посёлком. Секунданты пожали друг другу руки.
Недалеко от станции начинался лесок, углубляться в него не стали, выбрав первую попавшуюся поляну; всё равно поезда здесь ходят редко, к тому же начали опускаться сумерки. Снег, шедший накануне, доходил до колена, оба секунданта и Дантес принялись утаптывать его, чтобы удобнее было сближаться. Пушкин уселся в сугроб, спиной к сосне и закурил, глядя в противоположную сторону, где закатное солнце решило напоследок выглянуть из-за туч.
-Ну что, закончили уже? – нетерпеливо крикнул он через минуту, сердито кинув окурок в снег.
Данзас кивнул. Площадка была готова; в качестве барьеров служили плащ Данзаса и пальто Д’Аршиака. Противников поставили друг напротив друга и выдали пистолеты. Данзас с трудом сглотнул и махнул рукой. В звенящей тишине, прерываемой лишь скрипом снега, дуэлянты начали сходиться. На лице Дантеса внезапно появилась глумливая улыбка, и, не дойдя до барьера одного шага, он выстрелил. Пушкин коротко вскрикнул и тяжело осел на снег, роняя пистолет. Данзас кинулся к нему, с трудом передвигаясь на сделавшихся ватными ногах.
-Саша! Саша! – он осторожно тронул Пушкина за плечи.
Тот пошевелился, лицо его было искажено от боли.
-Кажется, у меня раздроблено бедро, - процедил Пушкин сквозь зубы.
Д’Аршиак с Дантесом хотели было приблизиться к нему, но Пушкин нашарил в снегу пистолет и поднял его.
-Назад! – рыкнул он, - На место! Я ещё не сделал свой выстрел!
Пистолет его забился снегом, и запасливый Данзас вытащил из своего портфеля ещё один. Приподнявшись на локте, Пушкин прицелился и выстрелил, после чего снова рухнул в снег. Дантес упал, и его секундант поспешил к нему, на ходу вытаскивая из внутреннего кармана пиджака мобильник.
-Браво! – проговорил Пушкин, - Костя, посмотри, убил я его?
-Нет, он ранен в руку, - Данзас склонился к Пушкину, - Ты как? Подняться сможешь?
Этот вопрос Данзас задал почти машинально; видя багровое пятно, расплывающееся по снегу, он сразу понял, что дело дрянь. Нужно было выбираться с этой проклятой Чёрной речки, и как можно скорее…
На счастье, по Коломяжскому шоссе трусил старенький «Жигулёнок» с привязанными на крыше корзинами. Данзас кинулся к нему чуть ли не наперерез, за рулём оказался дедок из местных чухонских крестьян. Сунув в руку ему пару мятых купюр, Данзас уговорил его помочь довезти в Питер товарища.
-Ой, как сильно пить русский барин, - лопотал чухонец, глядя на бледного Пушкина, которого с трудом удалось довести и посадить в машину.
-Давай-давай! – прикрикнул Данзас, - довезёшь до центра за полчаса – получишь ещё столько же.
-Странно, - пробормотал Пушкин, придя в себя, - Я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет… Впрочем, всё равно, как только мы поправимся, снова начнём…
Он со стоном поднёс к лицу окровавленную руку.
-О мой бог! – ахнул дедок, заметив это через зеркальце заднего вида.
-Ты ничего не видел, - быстро сказал Данзас, хмуря брови.
Чухонец заткнулся и уставился на дорогу перед собой, судорожно вцепившись в руль обеими руками; не хватало ещё ему встревать в разборки русских дворян, себе дороже.
Навстречу им быстро промелькнули два одинаковых чёрных автомобиля с посольскими номерами, это Геккерн мчался на выручку своего питомца.
***
В Зимнем дворце в эту ночь не спали.
-Какого чёрта?! – кричал Бенкендорф, комкая в руках полицейский протокол, - Леонтий Васильевич, вам же было поручено не допустить дуэли во что бы то ни стало!
Бледный как смерть, Дубельт не решался стереть со лба выступившие капельки пота.
-Александр Христофорович, мы предприняли всё необходимое! Наш агент, официантка из «Вольфа и Беранже», доложила, что дуэль состоится на Чёрной речке! Мы отправили две патрульные машины в Екатерингоф и одну, на всякий случай – к Александро-Невской лавре! Но кто же знал, что они будут стреляться на той Чёрной речке, что у станции Новая Деревня?!
-Болваны! – прошипел Бенкендорф, - Вон! И агентам своим передайте, что они уволены!
-Честь имею! – Дубельт коротко поклонился и вышел из кабинета.
Стоящий у окна император Николай Павлович, повернулся к Бенкендорфу.
-Сколько у нас, в Петербурге, Чёрных речек? – спросил он.
-Семь или восемь, ваше величество, - ответил Бенкендорф.
-Нужно будет заняться их переименованием, - пробормотал император, барабаня пальцами по столу.
В руках он держал официальное донесение о дуэли, составленное старшим врачом петербургской полиции. Пробежав его глазами в очередной раз, император кинул бумагу на стол. Зазвонил телефон, и Бенкендорф снял трубку.
-Зимний. Арендт? Что Пушкин, в сознании? Докладывайте.
Прослушав доклад лейб-медика, отправленного к Пушкину лично императором, как только стало известно о ранении поэта, Бенкендорф положил трубку. Николай вопросительно поднял брови.
-Состояние тяжёлое, - кашлянув, проговорил Бенкендорф, отводя глаза, - Арендт утверждает, что высок риск летального исхода…
-Дьявол! – выругался император и принялся мерить кабинет шагами, - Вы хоть понимаете, что будет, если Пушкин умрёт? Его же считают негласным лидером оппозиции! Какие волнения начнутся в народе, а западные журналисты хором станут петь, что это дело рук власти!
Телефон зазвонил снова, Бенкендорф с готовностью снял трубку.
-Ваше величество! – проговорил он, окончив краткий разговор, - Мои люди докладывают, что у дома Пушкина собралась толпа, это похоже на стихийный митинг. Прикажете разогнать?
Николай уставился на начальника Третьего Отделения ледяным взором.
-Что и требовалось доказать, - император махнул рукой, - Завтра же утром появятся статьи в «Таймс», что великий русский поэт пал жертвой царизма! – он снова подошёл к окну, заложив руки за спину.
-Вы уже арестовали Дантеса и прочих? – спросил император минуту спустя.
-Его уже допрашивают, ваше величество, как и его секунданта. Секундант Пушкина находится дома у последнего… Прикажете арестовать его немедленно?
Николай повернулся к Бенкендорфу, на лице императора отражалось мучительное раздумье.
-Потом, потом, - Николай махнул рукой и подошёл к телефону, снял трубку и набрал номер, - Девушка, соедините с Военно-Медицинской академией… Военмед? Зимний на связи… Отставить приветствия! Готовьте санитарный борт к Дворцовой. Срочно! Огнестрельное ранение в брюшную область… Нет-нет, - император хмыкнул, - слава Богу, моя семья в порядке, но речь об очень важном для России человеке. Я рассчитываю на вас.
Император положил трубку.
***
Через полчаса карета «Скорой» отъехала от дома № 12 на Мойке, направляясь к Дворцовой площади. Толпа, дежурившая у парадной, расступилась, многие крестились, кто-то побежал следом за машиной. К вертолёту Пушкина провожал лейб-медик Арендт и жена поэта, которая плакала и беспрестанно повторяла «Он не умрёт, я чувствую, что он не умрёт!»
Лёжа на носилках, Пушкин держал Натали за руку.
-Будь спокойна, ты невинна в этом, - он слабо улыбнулся и на прощанье сжал её ладонь.
Натали заплакала, не стыдясь окружающих людей.
-Просите за Данзаса, - сказал Пушкин, обращаясь к Арендту, - за Данзаса, он мне как брат.
Носилки погрузили в вертолёт, и через минуту винтокрылая машина поднялась в воздух; стрекот мотора многократным эхо отражался от стен Зимнего дворца и Главного штаба. Сотни глаз людей, сбежавшихся на площадь, провожали вертолёт, растворившийся тёмным силуэтом в ночном небе.
-Что-то подсказывает мне, что он будет жить, - прошептала Натали, продолжая близоруко вглядываться в ночную темноту.