Потомок наместника 1-9

Елистратов
ОЗЕРО КАРАХОЛ, АВГУСТ 200* г.
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ СЕНСАЦИЯ
Это произошло незадолго до того, как к нам на раскоп приехала съемочная группа «Леннаучфильма». БН объявил нам об их приезде загодя. Что конкретно «киношники» будут снимать, он не знал. Этих ребят ему навязал не то Григорий Иваныч Ковалёв, университетский проректор по науке, не то сам Баргузин, шеф Государственной археологической службы. Проще говоря, высокое начальство...
Перед этим Баргузин второй сезон подряд привозил на Карахол всяческих иноземцев – мадьяр, итальянцев, галлов, ещё кого-то. А однажды он прибыл к нам с турком, представив его чуть ли не доктором наук, хотя каждому известно, что докторская степень на Западе тождественна нашей степени кандидата наук.  Впрочем, турок этого не понимал, и вел себя так, словно был, по меньшей мере, академиком.
Первым делом он пожелал сфотографироваться на фоне кургана с лопатой в руках. Что ж, правильно. Таких масштабных раскопок у них там, наверное, со времён Шлимана не видали.
Затем внимание турецкого гостя привлекли два изваяния окуневской эпохи, обнаруженные в ограде кургана. Когда-то они стояли посреди степи, но в более поздние времена для них нашлось другое применение. Строители таштыкской усыпальницы использовали каменные стелы в качестве столбов, ограждающих пространство. Турок ужасно ими заинтересовался и спросил через переводчика у БН, где ещё можно найти такие же.
На что Борис Николаевич лишь вежливо улыбнулся, развёл руками, после чего промолвил вполголоса, обернувшись к нам:
-Я такие уже двадцать лет ищу. А ему подай всё и сразу…
Так что от визита «леннаучфильмовцев» мы ожидали чего-то похожего. На озеро Карахол съемочная группа Славы Моргачёва, скорее всего, ехала в погоне за сенсацией.
А уж, чтобы не ударить лицом в грязь перед «киношниками» и не подвести высокое начальство, БН нужно было сильно постараться. Ведь к тому времени мы полностью разобрали склеп «Озёрной принцессы», разложили все находки по ящикам и он остался только на чертежах и фотографиях. Выходит, что кроме огромного котлована показать гостям нечего.
Словом, незадача.
Срочно требовалась какая-нибудь необычная находка.
-«Ищите антиквитеты и куриозитеты…» - цитируя по памяти слова Петра Великого, наставлял нас начальник. - Постарайтесь ничего не пропустить.
И вот, где-то, за неделю до прибытия съёмочной группы «Леннаучфильма», мы с Максом отправились в деревню.
Я дежурил по лагерю и в мои обязанности входил вояж за хлебом. Максу же понадобилось отбить срочную телеграмму троюродной бабушке в Конотоп. Проще говоря, увильнуть от работы на раскопе часика на два и выпить заодно в деревне свежего пивка.
Помимо провизии и телеграммы у нас были и личные заказы от участников экспедиции. На сигареты, жевательную резинку и прочую мелочёвку. Но самое главное – заказ коллективный. Самогон от бабы Маши. За тот сезон мы скупили практически весь её годовой запас, который настаивался на местных травах. И самым частым «ходоком» к бабе Маше был, естественно, Макс. Поэтому, пока я загружался свежеиспеченным хлебом, Макс покупал самогон.
Напоследок мы ещё посидели немного на дощатом крылечке деревенского гастронома, потягивая темное новосибирское пиво. «Черный принц», кажется. Я ещё помнится, удивлялся этому – абаканского пива днем с огнём не отыщешь, а красноярское или томское на каждом углу.
Макс меж тем живописал нравы московских «скинхэдов», которые белыми шнурками на военных ботинках - берцах отмечают число побитых недругов.
В Хакасии Макс был редким гостем. В Абакан он ехал, как революционер в ссылку, под надзор местных жандармов. И вёл себя соответственно. Разве что в шалаше не жил, как Ленин. О жизни Макса мы знали, главным образом, из его же собственных рассказов. Он играл на гитаре в московской панк-рок-группе «Блокпост», сочинял и пел песни. И в вопросах этнографии фашиствующей молодежи в бывшей советской столице у нас слыл признанным авторитетом. Ко всему прочему Макс ещё и племянник Олега Иваныча, старшего преподавателя нашей славной кафедры.
Поэтому в белые шнурки я почти поверил. Усомнился лишь в одном: чтобы не выглядеть настоящим лохом со шнурками разного цвета на берцах, недругов, выходит, нужно бить оптом, сразу по двое…
Так под разговоры мы и выдвинулись в сторону лагеря.
Деревня Карахол, наименованием своим обязанная озеру, что, в общем-то, и не удивительно, вытянута по линии берега.
На её планировку сильно повлияла автомобильная трасса, ставшая, по сути, центральным проспектом. Вдоль неё тянулись маленькие домики; у каждого из них имелась своя персональная тропка к озеру, выложенная красным девонским песчаником. Очень, скажу вам, колоритная деревенька.
Вот на одной из таких мощёных плитами дорожек и стоял мужик, как нам показалось, выжидательно глядевший на дорогу. Когда мы поравнялись с ним, он окликнул нас и спросил сигарету.
Макс извлек из кармана слегка мятую пачку «Енисея».
Мужик прикурил от спички, его оценивающий взгляд скользнул по нам.
-А я всё наблюдаю – вы туда прошли, а сейчас обратно идете. Археологи?
-Археологи. – подтвердил Макс, с неожиданным вниманием изучая синюю наколку на предплечье мужика. Церковь с пятью куполами. Тот, в свою очередь, с не меньшим интересом разглядывал максовы татуировки - псевдославянский коловорат и плетёнки из кельтского орнамента.
Пять лет рок-н-ролла против пяти «ходок» на зону.
-Как Джефф? – неожиданно уточняет мужик.
-Вы знаете Джеффа? – спросил я, обменявшись с Максом выразительными взглядами. Наше любопытство объяснялось просто. Ходили упорные слухи, что биография Джеффа, размещенная на интернет - сайте Института, мягко говоря, не совсем точна, и что на самом деле светило российской археологии родилось едва ли не в здешней деревне, приписанной к Ширинскому району Хакасии.
-Я-то? Я жду Джеффа. Он должен приехать ко мне.
А ведь и правда. Ведь он стоял у ворот своего дома явно кого-то поджидая.
-А когда именно он должен приехать? Сегодня? Когда?
Но мужик лишь пожимает плечами. На данный момент он может сообщить нам только одно: что зовут его Николай Васильевич и что он ждет Джеффа.
-Пойдемте. – говорит. – Друзья Джеффа – мои друзья. Пройдемте в дом. Я вас познакомлю с женой. Ведь из-за неё всё это и началось…
И вот уже на кухне, плохо прибранной и неопрятной, наш новый знакомец рассказывает историю выдающейся находки, которая непременно превратит его в человека обеспеченного. Перед нами оказывается клочок газеты «Ширинский вестник», не пущенный на самокрутки по одной только причине: там были две черно-белые фотографии. На первой мы с некоторым трудом признали Николая Васильевича и сидящего рядом старшего научного сотрудника ИИМК Евгения Дитриховича, более известного в узких кругах как «Джефф». Судя по всему, всё происходило на этой же самой кухне.
-Жена у меня беременная. – рассказывает Николай Васильевич. – Тяжко ей теперь воду в ведрах таскать. Вот я и придумал выложить дорожку до самого озера.
Отличная идея, надо заметить. Прямо-таки рационализаторская! Потаскать воду в вёдрах вместо жены – такая мысль ему в голову явно не приходила.
С другой стороны, вздумай Николай Васильевич вместо дорожки к озеру пробурить у себя во дворе скважину и установить насос, вряд ли бы он отыскал необычный кусок песчаника...
-Кладу я, значить, плиты. - увлечённо продолжает тем временем хозяин. - Подгоняю одну к одной. Чтобы надёжно и красиво, значиться, всё было. Вдруг смотрю – что за хрень такая?... А голова-то с похмелюги трещит-раскалывается. Ну, я их тащу в дом. Так же как и складывал, одну за другой. Ничего сообразить не могу. Позвал соседа, Михал Ваныча, он у меня через дорогу живет. Вот, тут тоже про него написано…
Тут мы с Максом участливо изучаем отвечающий моменту абзац газетной статьи, где повествуется о том, как два жителя деревни у озера Карахол собрали из фрагментов плитняка окаменелую доисторическую рыбу. Или, вернее будет сказать, отпечаток этой рыбы, запечатлевшийся на глине, которая по истечении многих миллионов лет превратилась в камень. Это и был тот самый плитняк, из которого наш новый приятель решил выложить дорожку к озеру.
Ну, а дальше, статья в «Ширинском вестнике» попалась на глаза Джеффу. Он немедля приехал к счастливому обладателю редчайшей окаменелости и взял пару фрагментов для лабораторного анализа.
С тех пор прошел месяц, на протяжении которого Николай Васильевич изо дня в день ожидает у ворот дома возвращения Джеффа.
Вот такая замечательная история.
Макс даже не пытается скрыть своего разочарования. А хозяин, напротив – оживлен и возбужден. Он начинает по кускам перетаскивать к нам на кухню ту самую чудо-рыбу.
-Вот, здесь, видите? Чешуя. Она, значиться, уже тогда с чешуей была. А вот это – голова. Видите, глаз? И вот второй. Рядом, значиться…
Обалдеть можно. «Допотопная» камбала. Единственный, можно сказать, на весь просвещённый мир экземпляр. Единственный и бесценный. А, интересно, этого чудака кошмары про аукционы Сотбис и Кристи по ночам не мучают?
-Голову я Джеффу не отдал. Она целебная. – поясняет Николай Васильевич. – Я же говорил, что в то утро у меня башка раскалывалась? Так я голову эту к черепушке больной приложил. Как рукой сняло, вся боль ушла. Представляете?
Отчего ж нет, вполне можем представить. Камень к башке с утра приложил – и всё путем, никаких проблем. Можно даже совсем не опохмеляться, в сельпо не бегать.
-Это ещё что, - продолжает Николай Васильевич, вдохновляясь. – Я про эти места такого рассказать могу. Тут всякого хватает. К примеру, в позапрошлом годе пожар в тайге с мужиками тушили. Главный очаг с вертолета водой залили, а мы все выстроились цепью и идем, проверяем, значиться. И где надо – уголья затаптываем. По правую руку от меня идет Ванька, а слева – Генка Майнагашев. Идём и между собой время от времени перекликаемся, ну, чтобы не заплутать – тайга как-никак. Иду, вижу – стоит кто-то. Ну, думаю, Генка. Я ему кричу, мол, чего-то ты отклоняешься, Гена. А он… Представляете? Он мне совсем с другой стороны откликается. Я аж присел, дух перехватило, мурашки по коже пошли… Приглядываюсь внимательнее. Стоит мужик. Каменный… Если есть желание, указать место могу. Но сразу предупреждаю: туда ехать на чем-то надо. Мужика каменного, идола хакасского, ни в коем случае не трогать… Иначе обратно не вернемся…
-Ну что, нам пора? – спрашиваю я у Макса.
-Точно. Начальство наше, наверное, уже в ярости. Хлеба в лагере ведь нету. Сам знаешь, война войной, а обед по расписанию.
Мы тут же прощаемся с гостеприимным хозяином и уходим, взяв с него клятвенное обещание, сообщить нам, как только объявится Джефф.
Николай Васильевич охотно дал слово…
Джефф приехал несколько дней спустя.
Сенсации не вышло.
-Никакая это не рыба. – сразу заявил он. – В Новосибирске, в Отделении Академии наук, под новейшим электронным микроскопом сей образец изучили. Кусок окаменелого дерева. Обыкновенный лепидодендрон, он же - чешуедрев. Его кора по виду напоминала кожу аллигатора. Четыреста миллионов лет назад – вполне типичный образчик местной флоры.