Эпизод 6 снежноягодник, ломкая и осколки стакана

Екатерина Бобровенко
ЭПИЗОД 6: снежноягодник, ломкая и осколки стакана;

Дверь палаты распахнута настежь и покачивается на петлях, прикрывая створкой безжизненно-облезлый угол комнаты, где убого корчится и шипит загнанная старуха-Тишина. Шипит и клокочет, нервно заглатывая воздух, откусывает его кусками, склочная. Черные перья вылетели на пол со всех сторон и бьются, спутанным коконом, разлетаясь под ногами, но нас даже не замечают. Что мы вошли.

Девочка, вылезшая из-под одеяла на соседней с моей кровати, со своим медвежонком монотонно раскачивается из стороны в сторону, сминая складками простыню, и тихонько и жалобно подвывает, баюкая саму себя. Смотрит вокруг ошеломленными испуганными глазами и не понимает. Игрушку свою крутит, вертит за нос, желая открутить и отбросить, а потом вдруг всхлипывает, прижимает его к груди маленькими ручками и начинает плакать.
Крушится, сокрушается. Ломкая. Глядит на нас ополоумевшими глазами. Слезные железы - словно два набухших пористых мешочка.

Вороноглазая плачет, стоя посреди комнаты.
Она уронила стеклянный стакан, в котором что-то, похожее на градусник, и что тоже теперь разбилось, но для того, что происходит здесь с нами это даже не страшно, поэтому никто не обращает на него особого внимания.
Я смотрю, как по щеке медсестры черной слякотью расползаются следы ее туши, как она растирает их ладонь с заламинированными блестящими ногтями, как по ее тугой коже слезинки скатываются и капают на грязный пол, усеянный проводами возле кроватки малыша, и не могу оторваться, потому что что-то вдруг дергает меня еще сильнее.
Резиновая нить дыхания протягивается вверх и, оборвавшись, хлестко вытягивает меня по щеке, потому что того нет.
Я смотрю... - почти целую вечность - и не понимаю, в чем дело. Квадратный аппарат на подоконнике возле кроватки снежноягодника скорбно молчит в тишине, оборвавшийся вместе с биением сердца и выдернутый из розетки. Паутина проводов свисает за ним следом, безжизненно окутывая ножки кровати. Нет.
Его больше нет...

Я смотрю, потому что мир замирает, покрываясь какой-то матовой мертвеющей испариной, и не хочу сделать шаг. В маленькой ручке, выбившейся из белого гнезда одеял и простынок, зажата в кулачке трехцветная молчаливо незвенящая погремушка. Небесно-голубой, красный и желтый цвета ярко выделяются в холодном сумраке и кричат, но тоже беспощадно тихо, неслышно. Молча. Я ничего не могу разобрать больше вокруг. Как оцепенение.

Услышав шум, в палате появляется бузина, суетится вокруг, охает, а потом принимается серьезно за указания. На ней все тот же ее выпуклый нежно-розовый халат с белыми оборками, у вороноглазой - все те же налаченные кольца волос, подведенные широкими стремительными стрелками глаза к вискам, но она не похожа не себя саму.
Уводит всхлипывающую медсестру, обняв за плечи, потом приходят двое каких-то мужчин в белых некрасивых отталкивающе холодных халатах и, накрыв кроватку простыней целиком, как балдахином, увозят ее за собой, но холод остается и осыпается за их спинами снежными крошками. Которые никто не видит.

Стылый свет бьет нам спицами в спину, из окна над моей кроватью, холодными ломтями ложится на пол, усеянный разломившимися осколками стакана, блестящего в матовом сиянии. Все перед глазами у меня становится матовым.
Потом возвращается дежурная - бьет веником, хлопает наотмашь, осыпает в принесенный пластмассовый совок стеклянную крупу, ворочает тряпкой, не обращая внимания, - и на полу не остается ничего. Бузина уносит мусор с собой, все так же покачиваясь, шаркая по углам руками-ветками, как будто ходячий болванчик, а мне хочется кинуться к ней, потому что она не знает, что творит. Хочется кричать и бить ее руками, бить углы и стены за то, что они забирают так всех без разбору и не спрашивая. Крушина перестает качаться и замирает, испуганно вслушиваясь. В комнате как-то темно и очень-очень холодно. Пустынно.

Беладонна держит меня за руку, тихонечко обнимая за рукав своими ладошками, и осторожно прислоняется ко мне щекой, теребит пальцами завязочки на воротнике моей рубашки и вдруг тянется к лицу, вытирая щекотно-колючие шарики воды, собравшиеся у меня в уголках глаз...