Сначала разговор шёл о летних каникулах. Она постарается, станет отличницей, и тогда... Денег не нужно, накопит. Специалистов найдёт. Уже нашла. Длина и цвет обсуждаются. Заботу и уход за неформальной прической тоже берёт на себя. В общем, предварительное согласие было получено, оставалось ждать, мечтать, учиться и ненароком не спугнуть удачу.
Но ближе к Новому году разговор неожиданно свернул с проторённой дороги на дорожку более короткую: жизнь идёт, желания увядают, так и не успев сбыться, детская душа привыкает к тому, что счастье недостижимо, черствеет, перестаёт мечтать, теряет веру в радость... Появился неясный страх, что ко времени своего исполнения, мечта так затрётся и вылиняет, что принесёт одно разочарование... Вот такой пошёл теперь разговор. Сделать дреды теперь предлагалось на зимних каникулах, невзирая на хромающую успеваемость - всё равно в отличницы не выбиться ни сейчас, ни к лету!
Мама, не выдерживая напора, пыталась противопоставить страстному желанию дочери свои доводы: как же на дреды напялить шапку или лыжный шлем; как отнесётся образцовая гимназия к такому, явно выпадающему из делового стиля, внешнему виду; как быть с обещанием хорошо учиться, немного слушаться и дождаться лета? Все сомнения тут же разрешались стопудовыми обещаниями и клятвами на крови. Шапка - forever! В запале был сочинён "недавний" разговор с директрисой, мол, достаточно собирать дреды в хвост и - никаких проблем! Были придуманы многочисленные гимназисты с еще большим кошмаром на голове, и - ничего, ходят в любимчиках!
Психолог, помогающий маме осознать, что в семье живёт трудный подросток, приняла сторону дочери: "Выбор за вами - либо дитё с дредами, либо очередные взрывы, сломы, уходы, аффекты и так далее". Мама сдалась. Дреды появились незамедлительно и нисколько не испортили милой внешности девочки, а только добавили уверенности, завершили уже почти сложившийся образ, поставили точку в желанном перевоплощении из ребёнка в свободолюбивого подростка.
Правда, многие обещания были забыты. Шапки носились разве что в сумках и рюкзаках. Учёба лишилась мощного стимула и просела. Выяснилось, что в гимназии детей с дредами нет, а разговор с директором - выдумка. Более того, ни в какой хвост дреды не собирались, вместо форменной одежды гимназистка носила только "модный спортивный шмот", а на вопросы завуча о деловом стиле отсылала её к уставу грёбаной гимназии. Учителя, и так-то не слыхавшие о корректном поведении с учениками, подолгу пялились на вызывающую причёску, морщились, задавали провокационные вопросы: "И ты думаешь, это красиво?", "И сколько этот ужас продлится?", "И кто тебе разрешил?" Они, видимо, не ожидали, что публично унижаемый подросток не станет миндальничать в ответ...
Поступили первые угрозы об отчислении из гимназии. "Да с удовольствием!", "Да пошли они!", "Да плевать!" Взрослый мир, со всем своим опытом, мудростью и авторитетом, ополчился против упрямого, одинокого, напуганного своей же смелостью ребёнка.
Что дальше? Звонки, письма, беседы. Комиссии. Психолог, невролог, психиатр. Витамины, таблетки, электросон. Одна мечта осуществилась. Судя по тусклому взгляду дочери, новая пока не народилась...