Они ждали уже больше трёх суток, а цель всё не появлялась. Они ждали спокойно и терпеливо. С холодной, расчётливой решимостью, внимательно наблюдая обстановку. Их целью был снайпер одного из батальонов национальной гвардии Украины с позывным «Мангуст». Ополченцы ДНР называли его «Лисий хвост» из-за пушистого хвоста, похожего на беличий, который Мангуст цеплял к своему головному убору. Иногда после особенно удачного выстрела снайпер прикреплял свой талисман к длинному шесту и из укрытия издевательски размахивал им несколько секунд в знак своей очередной победы. Это очень раздражало ополченцев. Они открывали беспорядочный огонь по шесту с хвостом. Обычно безрезультатно. Стрелял Лисий хвост неплохо. Выбирал хорошие позиции, мог ждать, подкрадываться, вести беспокоящий огонь и некоторое время держать ополченцев в напряжении.
Петрович внимательно, сантиметр за сантиметром, осматривал вражеские позиции. От напряжения и усталости щипало глаза. Тело периодически онемевало. Он напрягал и расслаблял деревенеющие мышцы. Плавно и очень медленно двигался, изменяя позу для облегчения кровотока. Спали напарники поочередно.
Сейчас было раннее летнее утро. Над их с Андрюхой позицией высоко в небе совсем мирно пели жаворонки. Петрович оторвался от бинокля и посмотрел на Андрюху. Тот лежал впереди, упираясь правым плечом в семисотый ремингтон с тяжёлым стволом, уткнувшись лбом в локтевой сгиб левой руки, и тихо, как настоящий снайпер, спал. Он очень долго смотрел в окуляр прицела, а когда его глаз окончательно «замылился», решил немного отдохнуть, да так и уснул.
Петрович вспомнил себя в двадцать один год в Афганистане. Тогда, сильно возбуждённый яростью и желанием мести за смерть своего лучшего друга, он также долго лежал и до отупения искал в бинокль и прицел того «духа», который был повинен в смерти товарища. Он вырубался от усталости, но мысль о мести возвращала его к действительности. Потом, когда он дождался своего, как ему казалось, главного врага, время вдруг остановилось. Он спокойно, с холодным расчётом подвёл «пенёк» прицела в нужную точку и плавно выжал спусковой крючок. Даже грохот выстрела и толчок приклада в плечо не вывели его из состояния глубокого сосредоточения. Хладнокровно и быстро Петрович вернул прицел на цель и выстрелил до того, как «дух» упал, сражённый первой пулей.
После боя ребята из подгруппы захвата сказали ему, что обе пули пришли почти рядышком «духу» в грудь. Петрович вспомнил удовлетворение от хорошо сделанного выстрела, а затем ощущение душевной пустоты, нахлынувшее на него. Он удивился отсутствию радости от свершившегося правосудия, а горестная печаль потери близкого человека ещё долго оставалась в нём. Потом была и другая война. Другие потери. Много потерь. Но Петрович больше никогда не поддавался желанию мести, понимая, что отмщением потери не восполняются.
Сейчас была похожая ситуация. Его молодой напарник потерял отца. Это случилось около двух недель назад. Родитель Андрюхи воевал пулемётчиком в отряде ополченцев на переднем крае, когда было объявлено официальное прекращение огня. На тот момент существовало негласное соглашение между воюющими сторонами о неприкосновенности тех, кто спускается за водой к речке на нейтральной земле. Оно соблюдалось. Однако иногда особо ретивые из вновь прибывших ополченцев, не знающих об этом, или пьяные кровожадные бойцы нацгвардии нарушали это соглашение. Но это были единичные случаи.
Некоторое время назад появился этот «свободный охотник» Мангуст – Лисий хвост. Его не касались никакие соглашения. Водоносы-ВСУшники, встречаясь с водоносами-ополченцами у реки, предупреждали об этом. Однажды рано утром отец Андрюхи подменял заболевшего водоноса. Он надел маску-балаклаву, чтобы скрыть лицо, и пошёл к реке. Мангуст убил его одним выстрелом метров с двухсот пятидесяти, попав точно в сердце. Дядя Рома, как все называли Андрюхиного отца, упал на спину и долго лежал между речкой и позициями ополченцев. Только к полудню кто-то из ВСУшников дошёл до реки и крикнул, что Мангуст ушёл.
Петрович вздохнул и снова примкнул к биноклю. Он смотрел на вражеские позиции и ясно видел бойцов, костры, замаскированные пулемётные гнёзда, украинских командиров. Мангуста никто из ополченцев не знал в лицо. Он всегда ходил в камуфлированной маске-балаклаве. Поэтому Петрович искал пушистый хвостик, который Мангуст носил как охотничий талисман, прицепив к головному убору, или к плечу, или к брючному ремню.
Петровича стали посещать мысли о тщетности ожиданий. Наверное, Мангуста здесь больше нет. Петрович чуть-чуть сместился, вдохнул, плавно выдохнул. Снова посмотрел на спящего Андрюху. Память вернула его к похоронам дяди Ромы. Романа все любили за его простодушный, весёлый нрав, отзывчивость и надёжность. Не было человека, который сказал бы о нём плохо. Петрович вспомнил посеревшее, вмиг состарившееся от горя лицо Оксаны – жены Романа. Рыдающую дочь Галю. Самого Андрюху, судорожно стиснувшего зубы и кулаки. Его глаза, ослеплённые горем и ненавистью. Слова командира: «Смерть фашистам! Дойдём до Киева! Отомстим за наших братьев!» и дружный ответный рёв бойцов ополчения: «Так точно! Отомстим за всех!».
Шквальные обстрелы позиций ВСУ, естественно, ничего не дали. Кроме миномётной «ответки» по городу и новых жертв. Петрович пришёл к командиру. Предложил план, который быстро утвердили. Изучили обстановку, нашли хорошую позицию, разработали условные сигналы, утвердили варианты выхода – отхода, прикрытия. Теперь они с Андрюхой здесь.
Солнце стало припекать, загудели мухи. Петрович тихо, коротким выдохом сквозь зубы, позвал: «Псст!». Андрюха едва заметно вздрогнул, медленно приподнял голову, приник к окуляру мощного американского прицела. Петрович бросил оценивающий взгляд на напарника. Мысленно похвалил его: «Молодец! Никаких лишних движений!». Вдруг тело Андрюхи напряглось. Петрович приник к биноклю и сразу увидел лисий хвост.
В камуфлированной футболке, с привязанным сзади к ремню пушистым хвостиком Мангуст сидел на бетонном блоке и курил. Без маски-балаклавы. Петрович увидел коротко стриженый затылок, чуть оттопыренные уши. Мангуст сидел к ним спиной. От позиций ополченцев его загораживала мощная стена, сложенная из бетонных блоков и усиленная мешками с песком. Но Петрович с Андрюхой находились с тыла – на вражеской территории, поэтому для них Мангуст был открыт.
Петрович тихим шёпотом сказал: «Дальность: пятьсот тридцать четыре. Ветер: ноль. Вертикаль: пятнадцать и один. Горизонт: полминуты». Андрюха защёлкал барабанчиками поправок прицела. «Готов!» – услышал ответ Петрович. Он потянул за стропу. Метрах в двадцати от их позиции качнулось тоненькое деревцо. Потом потянул ещё раз. Тут со стороны ополченцев длинной очередью ударил пулемёт. Потом ещё один. «Не спят! Молодцы!» – подумал Петрович, внимательно следя за Мангустом. Тот вздрогнул, выбросил сигарету, начал медленно сползать за бетонный блок. «Огонь!» – шепнул Петрович. Звук выстрела, рассеянный глушителем, утонул в начавшейся перестрелке. Почти сразу Андрюха сделал второй выстрел. «Быстро!» – мелькнуло в голове у Петровича. Он увидел термальный след полёта пули, которая ударила Мангуста под левую лопатку, рядом с позвоночником. Мангуст упал лицом вперёд, и бетонный блок скрыл его. Но интуитивно, по тому, как падал Мангуст, Петрович понял, что попадание было смертельным. Вторая пуля прошла мимо. Петрович и Андрюха замерли. Они наблюдали. На позиции царила лёгкая суета внезапно начавшегося боя. На место, где лежал Мангуст, никто не обращал внимания.
Через сутки Петрович с Андрюхой вернулись на базу. Ещё через сутки разведчики подтвердили, что Мангуст убит. Пуля попала в сердце. Командир хотел представить снайперскую пару к наградам, но они отказались. А ещё через пару дней между воюющими сторонами был обмен пленными, убитыми и ранеными. Командир попросил Петровича помочь в передаче убитых. Тот согласился.
Украинская сторона передавала пять трупов. Среди передаваемых убитых оказался Мангуст. Петрович узнал его. По одежде, фигуре, наконец, по талисману – пушистому хвостику, который так и остался прицепленным к ремню сзади. Петрович позвал командира и показал ему Мангуста. Командир спросил представителя украинской стороны: «А этого зачем сюда? Он же ваш!». На что тот ответил: «Так он же местный! Родился и вырос в Донецке. Здесь отец его, мать, другие родственники. Пусть его здесь и хоронят. До Киева пока довезут… а может и не довезут. Вот его документы». Петрович всмотрелся в лицо убитого. Молодой. Нет и тридцати. Спросил сопровождающего офицера ВСУ:
– Остался у него кто-нибудь в Киеве?
– Да. Жена и сын, малой. – Совсем немолодой офицер ВСУ вздохнул и тихо с чувством добавил: – Будь проклята ЭТА война! ТАКАЯ война!
Петрович посмотрел ему в глаза, кивнул, они пожали друг другу руки и разошлись.
Командир позвонил Андрюхе: «Приезжай на базу. Тут у нас твой кровник! Совсем холодный». Андрюха примчался минут через тридцать. Вбежал запыхавшись, открыл мешок с трупом, внимательно взглянул в лицо Мангуста. Застыл, как каменный, в нелепо согнутой позе. Лицо его сделалось белым, как гипсовая маска, из груди вырвался сдавленный то ли рык, то ли стон. «Андрюха, ты що?» – испуганно спросил командир. Андрюха молча, медленно закрыл мешок, выпрямился и на полусогнутых, старческих ногах вышел. Командир бросился за ним. Петрович взял со стола паспорт Мангуста. Открыл. Прочитал: Тарасенко Артём Романович. И тут вспомнил, как Андрюха рассказывал ему про своего старшего брата, который уехал в Киев учиться, да там и остался жить. Втайне от всех женился. Где-то там работал. Четыре года Андрюха не виделся с братом. А после майдана и начала боевых действий брат и вовсе пропал. Жена его звонила и общалась с родителями мужа. А про Артёма сказала, что он собрался и ушёл на войну. А где воюет – она не знает. Думала, что в ополчении ДНР, поэтому и ей не звонит.
Все эти воспоминания всплыли мгновенно. Петрович положил паспорт на стол. Вышел. Андрюха сидел на ступеньках, обхватив руками голову. Над ним стоял, постоянно вопрошая, командир. Петрович отправил его читать документы убитого Мангуста. Затем присел, обнял напарника за плечи, тихо, но твёрдо, с разделением, как бы отдавая приказ, произнёс:
– Всё, Андрюха! Твоя война закончилась! Возвращайся к матери хотя бы ты! Ты у неё теперь последний остался. Ничего ей не рассказывай! Брата мы сами тихо похороним по-православному! Лучше забери мать, жену брата с сыном и уезжайте жить в Россию. Мы вам во всём поможем! Молись, чтобы Господь простил тебя!
Андрюха встал. Они обнялись по-братски, крепко-крепко. Андрюха развернулся и молча ушёл. Петрович сел на ступеньку и прошептал: «Проклятая ЭТА война!».
Николай Брест