Люди торопятся и пихаются. Наступают на ноги, проталкиваются вперед. Хлопают поручнями и кошельками. Гремя пакетами, вываливаются на улицу к своим машинам и последним автобусам.
Продавцы с нетерпением пробивают товар. Им тоже хочется домой. Нужно накрыть на стол и закончить последние приготовления, а магазин закроется только через 20 минут. Ведь еще ехать домой, приводить себя в порядок.
Баба Шура стоит в углу, там, где обычно место охранника. Старое, мешковатое пальто. Черная вязаная шапка внука сползла на лоб. Зажатый в руке желто-красный аляповатый пакет.
Густая толпа людей скользит перед глазами. Разноцветные фонарики и развешанная везде мишура напоминают о приближении Нового года. Пожилая женщина смотрит сквозь толпу. Щека синевато-фиолетовая от свежего синяка. Она не хочет идти домой. Губы ее слегка трясутся.
- Старая уже, пить-то постеснялась бы! – бросает, проходя мимо, дородная женщина в мехах.
Но баба Шура ее не слышит. Она считает. Шевеля губами, повторяет детскую считалку. «Эни-бени, рики-таки…» Пока звучат слова, не надо думать. То есть думать надо, но только о том, чтобы не сбиться. А сбиться нельзя-я-я! Ни в коем случае! Это важно. Очень важно!
Она не хочет думать о том, что через 20 минут магазин закроется и ей придется идти домой. Она не нашла денег. Пенсия только была, а в долг ей уже не дают. Она вернется с пустыми руками. В квартиру, где Паша и Гамлет. Пьяный внук и верная собака.
***
Лавочка под окнами собственной квартиры уже не кажется холодной. Снег потихоньку заметает ее, и тепло, расплываясь по телу, уносит мысли в прошлое…
Паша идет в садик. Они долго к этому готовились. Выучили много стишков и…... из садика он возвращается с длинной считалкой. Считалка еще тогда ей не понравилась, но осталась на всю жизнь, превратившись в странный аккомпанемент.
Эни-бени, рики – таки,
Буль-буль-буль, караки-шмаки,
Эус-бэус-краснодэус,
Бац-бис!
Бис-бис-бис,
На веревочке повис!
Мать моя Машка,
Сестренка Наташка,
Отец – инженер,
А я – пионер.
Подаю всем пример.
Курить табак, гонять собак,
Душить котов всегда готов!
Школа. 52-ая. Две недели она кроит и шьет ему костюм. Чтоб не как у всех, чтобы самый красивый. Он и был самый красивый. И самый умный. Любимый. Тоже самый.
Павлик очень хорошо учится. Он отличник. Он будет гордостью школы. Ему прочат блестящее будущее.
Вызов к директору. Трудовик поймал Павлика на заднем дворе. Тот связывал собак и заживо их поджигал. Или забивал камнями. Или резал осколками стекла. Она не верит. Ведь это же ее Павлик! У них дома тоже есть собака. И он никогда… он просто не может…
Военкомат. Павлика не берут в армию. У него психическое расстройство. Ему нужно лечиться.
Он первый раз бьет ее, когда она отказывается отдать ему пенсию. Сначала по лицу, а потом ногами. Она лежит в коридоре и тихо плачет. В памяти всплывает считалка. Она повторяет. Размеренно и не спеша «Эни – бени, рики-таки…».
Гамлет, которого подобрали во дворе щенком, становится заложником. Теперь она не просто отдаст пенсию, она займет. Будет занимать, пока будут давать. Лишь бы собака жила.
Сквозь кисель воспоминаний до нее доносится протяжный собачий вой. Затем частое тихое поскуливание.
Сердце холодеет. Глаза с трудом открываются. Она встает и идет к подъеду.
***
Дверь в квартиру приоткрыта. Везде горит свет. У стола, с дедовым костылем в руке, стоит ее внук. Пустые бутылки. Грязная посуда. Осоловелые глаза.
Под столом, тихо скуля, трясется Гамлет.
Внук смотрит на нее. Из горла вырывается гадкий смешок.
- Услышала, да? Шавку услыхала. Вов… ремя пришла. Я только начал. П…принесла?
У нее пересыхает в горле.
- Паша, Пашенька, не дал никто. Я… просила… я на колени становилась! Никто… не… а
Кулак попадает прямо в нос. Она падает. Растирая кровь и слезы, она закрывает лицо руками. Тихо, сквозь пальцы:
- Пашенька, Пашенька, я же бабушка твоя! Я… и в школу… и уроки…ты вспомни, Паша, ты…
- Мразь! Деньги гдее, ста…старая дура! Я тебя куда … посылал? За деньгами. Где?... где деньги?
- Паша, нет денег! Я пенсию всю отдала… Паша, Паша, не надо…
Он разворачивается и тянется за костылем.
- Ты мне … щас все…скажешь! И куда…деньги…и сберкнижка…
Он замахнулся, но что-то мешает. Гамлет, перестав скулить, выполз из-под стола и вцепилася ему в ногу.
- А, тебе мало… щас добавлю….
Размахнувшись, он со всей силы бьет собаку. Та еще сильнее цепляется в него зубами.
Удары, один за другим, сыплются на животное.
Он поворачивается, чтобы взять нож. Вдруг падает, утащив за собой скатерть и посуду со стола. На минуту все затихает. Где-то за стеной громко из телевизора бьют куранты. Звенят бокалы. На улицах лопаются петарды.
Гамлет подполз к бабе Шуре и улеглся рядом, тихо поскуливая. С трудом разжав словно одеревеневшие пальцы, баба Шура выпустила из рук край половика. На то, чтобы выдернуть его из-под ног внука, ушли все силы. Она легла рядом с собакой и закрыла глаза.
«Эни – бени, рики-таки…»
Из – под стола медленно растекалась лужа крови.
***
- Ба-а-а-аб Шур, ба-а-а-б Шур!
Девочка в ярко-розовом платье, запрокинув голову, смотрела на окна второго этажа. Летнее солнце било прямо в глаза, и она, как могла, зажмурила их.
Чисто вымытое пластиковое окно распахнулось. Послышался веселый собачий лай. Затем, поправляя синий передник, выглянула хозяйка.
- Баб Шур, здрасьти! А где Гамлет? А почему вы сегодня с нами не играете?
- Здравствуй, Катенька! Он только поел. Мы потом выйдем.
- Потом? – в голосе девочки звучало разочарование.
- У вас что-то срочное? – с улыбкой спросила баба Шура.
Девочка просияла.
- Очень срочное! Мы играем в прятки. Но знаем только три считалки. Они нам ну ваще надоели. А других считалок нас еще жизнь не научила. Мы подумали… вы такая старая. Может, вас жизнь другим считалкам научила?
Улыбка соскользнула с лица пожилой женщины.
- Да, жизнь научила…
- Ой, а вы нас научите? Играть очень хочется, а без считалки нельзя.
- Я… нет, солнышко, считалок я не знаю. Меня жизнь … другому учила.
Девочка удивленно смотрит, как баба Шура закрывает окно. Губы ее шевелятся, как будто она что-то шепчет.