Ищут пожарные, ищет милиция,
Ищут фотографы нашей столицы.
Ищут давно, но не могут найти
Парня какого-то, лет двадцати.
С. Маршак.
- Бабуль, это я…
Дверь хлопнула, послышался шелест пакетов.
- Маркиза, а ты все растешь и растешь, все вширь и вширь. Бабуль, может, на диету ее посадим? Сейчас это модно. Представляешь, какая экономия?
В ответ прозвучал недовольный звучный «мяв». Потрясая боками, персидская кошка с трудом протиснулась между дверью и притолокой. Гордо фыркнула на последнюю реплику звонкого молодого голоса из коридора:
-А-а-а…Когда про еду- это мы все понимаем, а как правду слушать - нет, будьте добры на кошачьем с ней объясняться. Нет, ну наглая, правда, ба?
Эти слова звучали уже на кухне, куда пакеты, бусы, тапочки и хозяйка всего этого - Лиза – переместились из коридора.
Пухленькие и мягкие ручки Нины Николаевны, бабушки, забрали у внучки пакеты.
- Лизанька, сладкая моя девочка. Садись,- бабушка провела ладонью по щеке внучки и стала распределять продукты в холодильник, попутно рассказывая о местных новостях.
Лиза села на табуретку и, как всегда делала это в детстве, подняв ноги к подбородку, стала смотреть, как бабушка хозяйничает на кухне своими волшебными руками.
Руками Нина Николаевна действительно обладала необычными: как будто не было военного детства, голодной юности с работой на заводе, маминых и ее, Лизы, пеленок. То есть все это, конечно, было и оставило глубокий след на бабушкином лице, а вот руки пощадило, и те, как заколдованные, не старели.
Бабушку в семье любили, но считали слишком простой. Дядя Паша, папин брат, иногда говорил про бабушку, что та инфантильна. Но Лизе это слово не нравилось, она звала бабушку «наивной».
«Да, наивная она у меня»,- думала Лиза, сидя на табуретке и мечтательно обняв колени, - «Но такая, такая…уютная. И добрая – добрая!» Лиза улыбнулась своим мыслям и поняла, что совсем не слушает, о чем ей рассказывает бабушка.
- Представляешь, молодой совсем, и так пострадал. Детей спас. Я посчитала - до конца месяца хватит, а ему на операцию. Сходила на почту и отправила пенсию по адресу, какой в газете указан. Ой, ты колбаски принесла. Умничка! Маркиза рада будет.
Лиза нахмурилась. Все услышанное и прочитанное ею об обманутых пенсионерах сразу всплыло в памяти. Волшебство улетучилось.
- Подожди, подожди. Кому отправила? Какому парню? Всю пенсию? Ба, да ты с ума сошла!- она спустила ноги с табуретки,- Ты вообще, чем думала? Написано. В газете. Да, да мало ли что где написано! Они чего только не придумают, чтобы эту их писанину покупали. Ладно, ты на газеты деньги тратишь, из них хоть кошке туалет постелить можно. Но… Все деньги. Непонятно куда! - сама того не замечая, размахивая руками, прижимая кисти рук ко лбу, Лиза выглядела полной копией героинь сериалов и боевиков, «настоящих стерв», как они с подружками их называли и на кого так стремились быть похожими.
Злость на газетчиков, обида за бабушку, за ее «наивность», нет, «инфантильность» - дядя прав – все больше овладевали Лизой. Она и не заметила, как перешла на крик:
- Как можно быть такой простой? Посмотри, ты, наконец, в каком мире живешь: здесь всем на всех наплевать! У тебя инфаркт случился в том году, кто- нибудь о тебе вспомнил? Из бомжей из этих, которых ты кормишь, как собак? Здоровые мужики. Им работать, а они на шею пенсионерке сели и рады. Кто из них пришел спросить, почему Нина Николаевна во двор не выходит? НИКТО! А ты все как маленькая в «Тимура и его команду» играешь. Только тебе уже за 70, и ты…- Лиза перевела дыхание, чтобы продолжить. Но бабушка, молча слушавшая внучку, положила на стол газету, которую держала в руке, и вышла из кухни.
Лизин гнев тут же куда–то пропал, и заныло под ложечкой - «совесть заболела», как сама для себя называла она эти симптомы. Ей стало невероятно стыдно за этот приступ гнева и непонятной жестокости к бабушке, которая сделала доброе дело.
- Да уж, доброе,- пытаясь заглушить чувство вины, специально вслух сказала Лиза.- Знаем мы этих газетчиков с их бреднями. Небось, алкаш очередной на жалость берет, а она…- Тут Лиза сделала паузу и прислушалась к грохоту в комнате - бабушка зачем - то рылась в секретере.- Она же, как дитё малое.
Чтобы окончательно заглушить совесть и убедиться в собственной правоте, Лиза развернула оставленную Ниной Николаевной газету. Долго искать не пришлось. На второй странице помещалась небольшая заметка, озаглавленная «Рассказ о неизвестном герое».
- Это ведь разглядеть еще надо было, кому всю пенсию отдать,- заворчала Лиза, но тут же осеклась, потому что глаза уже пробегали статью.
Та была совсем простенькой, без привычных газетных выкрутасов. Что называется, «голые факты». В ней рассказывали о пожаре в детдоме, к которому, как всегда, никто готов не был: деревянные перекрытия старого здания загорелись быстро, а из-за соседней стройки пожарные долго не могли подъехать и начать тушить. В результате столько-то жертв. Было бы их еще больше, если вдруг из зевающей толпы не выбежал паренек и не попытался помочь. Он вытащил из огня пятерых, а его самого уже выносили пожарные. Получил множественные ожоги, и ему нужна срочная дорогостоящая операция. Личность пока не установлена, поэтому деньги для «неизвестного героя» просят у людей. Кто сколько может на указанный счет. Ведь на месте этих детей могли быть ваши и …
Лиза, не дочитав, подняла голову. В дверях стояла бабушка. Лицо ее было спокойно, только руки, державшие конверт, тряслись.
- Я, Лизанька, не знаю, может, я действительно такая, как ты сказала: простая. Инфантильная. Вам, молодым и образованным, виднее. Только за словами вы людей не видите. Мне 70, и бомжей я кормлю, как ты сказала, как собак, потому что это люди. Хорошие и плохие, благодарные и не очень, но люди. Я, старая, об этом помню. А вы, молодые, нет. Живете, как неживые, как нелюди. У тебя, конечно, и без меня учителей хватает… Вот,- бабушка протянула Лизе конверт,- это писал человек. Почитай. Может, он еще жив…
14 сентября 1998г.
Здравствуйте, уважаемый Неизвестный Герой. Пишет Вам Иванникова Лиза, ученица 3 «г» класса школы №8. Вы не обращайте внимания, что я пишу про школу, просто так положено.
На уроке внеклассного чтения мы тоже писали письмо герою. Альбина Викторовна сказала писать президенту. А вам не разрешила, потому что вы выдуманный, не настоящий. А я считаю, что самый настоящий. Поэтому пишу вам в частном порядке (это мне дядя-Паша-юрист подсказал, так умнее звучит).
Я еще не до конца разобралась, но в правительстве кто – то что- то перепутал, и у нас теперь нет денег. (Я пока не уточняла, всех нет или немного осталось). Мама с папой очень расстроились. Мама плакала, а папа 2 дня сидел и смотрел на картину на стене. И больше ничего не делал. Это странно, потому что картина некрасивая, а диван неудобный. А он как будто этого не замечал.
На семейном совете мама сказала, что теперь на всем нужно экономить. И ни о каком море, конечно, речь больше не идет: на хлеб бы денег хватило, а еще меня, Лизу, вырастить надо. Вообще, если выбирать между «морем» и «вырасти», я выбираю «море», потому что мне и маленькой хорошо, а у взрослых одни проблемы.
Дядя-Паша-юрист, он очень умный: всегда подскажет, что делать и что тебе за это по закону будет. Папа его всегда слушает. Дядя-Паша говорит, что у нас все плохо в стране, и будет только хуже. Поэтому нужно уезжать.
А я никак не могу уехать. У меня здесь бабушка, друзья, Маркиза и кружок по рисованию.
Вот я и подумала: не могли бы Вы совершить еще один подвиг? Дядя- Паша увидит, что у нас и хорошие люди есть, и перестанет уговаривать папу и маму уехать.
Если Вам для этого пожар нужен, вы напишите. Я что-нибудь придумаю. Потому что я уже взрослая, и спички мне дают.
И еще: это вы правильно делаете, что от журналистов прячетесь - от них одни неприятности. Хотя жаль, что даже С. Маршаку, который про Вас книжку написал, Вы не сказали имя и адрес. Но бабушка Нина говорит, что письмо дойдет. Я ей верю.
А еще бабушка говорит, что в жизни всегда есть место подвигу. Я, когда вырасту, тоже обязательно кого-нибудь спасу, даже если книжку про меня не напишут.
С уважением, Иванникова Лиза.
Лиза положила письмо на стол и до боли сжала лицо руками. Но ручейки совести все равно текли между пальцев на запястья. Она схватила со стола газету и выбежала в комнату.
Нина Николаевна сидела на стуле, глядя в окно, своими волшебными руками гладила Маркизу. Лиза, рыдая в голос, бросилась к бабушке и, обняв ту за колени, затараторила сквозь слезы:
- Бабушка, мы обязательно ему поможем! Я стипендию еще не потратила. Я с друзьями поговорю, по соседям пройдусь. Я что-нибудь придумаю. Я…Я живая, бабушка! Я – человек!
Маркиза деликатно уступила колени хозяйки рыдающей Лизе. Нежные бабушкины руки ласково гладили внучкину голову. И, как колыбельную, бабушка тихонько повторяла:
- Человек. Человек…