Заметки на полях Дмитрия Аркадина

Михаил Ганкин
Эту книгу сравнительно недавно я получил из Германии от своего друга, с которым учились в одном ВУЗе, но в разные годы, а потому лично знакомы не были.
 Но тем не менее, мы друзья! Нас сблизил интернет! Сколько общих знакомых мы нашли, сколько приятных совпадений выявили, общаясь в фейсбуке.
Это, как в стихотворении А.Вознесенского «В жизни чувства сближены словно ветви яблони, покачаешь ближнее – отзовется дальнее». Так и в жизни.
Миша попросил написать небольшой отзыв о его книге. С каким удовольствием читал я книгу с таким же удовольствием я написал про свои читательские ощущения после прочтения «Эхо памяти моей».
 Предлагаю эту заметку всем, кто любит читать незабываемые, яркие, смешные, неожиданные - всякие воспоминания человека, долгие годы работавшего режиссёром на Белорусском телевидении.
* * *
Дорогой Михаил!
С неослабевающим интересом читал и прочёл я книгу.
 То, что я написал - совсем не рецензия.Это исключительно мои заметки на «полях» вашей книги и впечатления от прочитанного.Не более того.
 Итак: Надо сказать, что жанр этот, условно говоря, «воспоминания» всегда вызывает у читателя повышенное человеческое любопытство и страсть узнать о жизни человека многое, если не всё. Тем более, когда автор весьма не ординарный, утонченный писатель с великолепной фантазией и плюс ещё нескучный рассказчик.
 Я как читатель, особенно вдохновился вашими воспоминаниями, читая главу, посвященную периоду учебы в БГТХИ, а ныне это Академия искусств. Потому, как названный ВУЗ– это и мои родные пенаты. С вами меня развело немного время, но разве это что-то меняет, если мы оба вышли из одной родной Альма Матер! Какие незабываемые имена, ставшие по прошествии стольких лет, такими дорогими.
Виктор Карпилов, Александр Бутаков,Сан Саныч Добротин, Громов, (к своему стыду запамятовал имя, отчество), Галина Лазаревна Ляндрес преподаватель сценречи, которая тоже живёт в Израиле, преподаватель сцендвижения Арон Маркович Першиц и многие, многие ещё. Мне не утерпеть! Позвольте здесь вспомнить малюсенький фрагмент из моей книги «Открытый урок», отрывочек, который имеет самое непосредственное отношение к тому человеку, о котором вы пишите, у которого я имел великое везение учиться.
Это я о Сан Саныче Добротине. Ведь оказывается он блистательно играл роль повесы Фадинара в водевиле французского драматурга Э.Лабиша. Никогда об этом он не вспоминал нам на курсе, про это ни словом не обмолвился даже мне! Хотя бы потому что это была и моя роль в дипломном выпускном спектакле. Об этом чуть ниже.
А пока - «В 1972 году из провинциального белорусского городка Лунинец приехал я учиться в Белорусский Государственный Театрально – Художественный институт. Это было счастливое время. Мы, поступившие, все такие разные, были всецело одинаково одержимы одной страстью – страстью к познаниям тайн искусств. Мы низвергали чужие авторитеты и возносили своих. Кумиром для нас был тогда наш первый педагог Борис Яковлевич Вишкарев. «Кого нет?»- обычно с этого вопроса начинал он занятия и, не дожидаясь ответа, привычным жестом сдергивал с переносицы очки и шел пересчитывать нас буквально по головам.
Мы сидели вдоль стен аудитории, и нам всем было невдомек, что урок мастерства уже начался. Каким же не долгим он оказался, каким мгновенным? Потому что, поработав с нами более двух лет, Борис Яковлевич умер. Все знали, что был он тяжело болен, часто лежал в больнице, но каждый раз едва оправившись от болезни, он шел к нам всегда подтянутый высокий чуть ироничный. Мы обступали его плотным кольцом в коридоре института и он, не торопясь, разворачивая конфетку «Дюшес», отправляя ее в рот, говорил нам: «Не галдите! Не все сразу!», - и слушал, слегка наклонив голову. «Чтоб не курили мне!» - раздавая всем по карамельке на прощанье, Борис Яковлевич напускал на себя строгость и торопился на кафедру. Могли ли мы думать тогда, что всего этого очень скоро может не быть. Для нас беспечных и молодых сама его фигура, его неподдельное жизнелюбие заразительный смех и простые эти «Дюшески» никак не увязывались со смертью.
И вот прощанье состоялось. В памяти осталось заснеженное поле за каменным забором онкологической клиники, синее зимнее небо и пронзительное чувство сиротства.
  После смерти Бориса Яковлевича курс возглавила его супруга Галина Петровна Вишкарева. Я вспоминаю свой дипломный спектакль «Соломенная шляпка».
Вспоминаю выпускной спектакль и как, свернув трубочкой, красные от помады губы, Галина Петровна чмокнула меня, Фадинара, в щеку и сказала: «С премьерой, Вадюша! Все хорошо! Умница!».Аплодисменты, аплодисменты! Мы сложили у ног нашего режиссера все цветы, летящие из зала.
Был ли, кто в этот момент счастливее нас!
Недавно случайно в интернете от человека, выпускника моего же института, я узнал, что сегодня нет уже и Галины Петровны. Вечная память моим преподавателям, учившим меня в пору моей юности». Сегодня по прошествии более тридцати лет мне доставляет радость пусть хоть иногда пообщаться в фейсбуке с преподавателем режиссуры Вячеславом Николаевичем Паниным.
Разве можно забыть его блистательные, как сказали бы сегодня, мастер-классы!
Но до этих мастер-классов, до моего поступления в институт занимался со мной, добиваясь убедительного чтения стихов ещё один белорусский режиссёр Виктор Бондарчук. Жаль, что я сегодня ничего не знаю о нём. Так же мне радостно,опять же не часто, переброситься несколькими строками с родными однокурсниками -Таней Агафоновой, Женей Петровой, Валентином Бураком.

 Но возвращаюсь к страницам вашей книги. Каждый отдельный рассказ это живой, осязаемый портрет человека неординарного и самобытного. Все вместе они, эти рассказы, составляют яркий калейдоскоп человеческих лиц, живых настолько, что порой мне казалось, что и я знаком с каждым из них.
В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что невольно сравниваю вашу книгу с книгой Сергея Довлатова "Соло на "Ундервуде".
И поверьте мне, показалось, что ваши воспоминания, например, навскидку о режиссере Сурикове не то что не отстают, а зашкаливают по уровню вашей тонкой способности передать с великой долей иронии смешные, неожиданные,комические несуразности человеческого быта, в особенности киношного.
 Несколько слов о телевизионных рассказах автора.
О "ТРЁХ СЁСТРАХ". Если у Чехова «Три сестры» это пьеса, то у Михаила это настоящая семейная драма. Она особенно драматична хотя бы потому что речь идёт о сестрах из еврейской семьи.
Сегодня, конечно, трудно найти абсолютно идеальную во всех отношениях подобную семью, но эти сёстры перипетиями своей жизни в какой-то момент показались мне совсем даже не типичной еврейской семьёй.
При всей известной еврейской расторопности и осторожности, которая укладывается в одну знаменитую еврейскую фразу «А я знаю?!» эта семья выглядела практичной, деловой и даже авантюрной.
Каждая из сестер так устраивала свою личную жизнь, что поиски « рыцаря- жениха на белом коне» по масштабам страстей, измен, клятв и лжи не уступают сюжетам индийского кино.
Например муж последней младшей дочери Нели, оставаясь ей законным мужем, сознательно, потому как знал и не сомневался ни на секунду, что дочь не от него, а от баяниста, который аккомпанировал еврейской девушке с хорошим голосом, добровольно платил алименты за чужого ему ребенка до самого его совершеннолетия. Мама доченьки любила, чтобы баянист аккомпанировал ей не только на сцене.
Мне трудно представить такого мужика, который не просто мужик, а моряк!
Но он на долгие годы был безропотно повязан молодой и наглой профурсеткой.
 
По накалу страстей и жизненных хитросплетений все прочие сюжеты персонажей Белорусского телевидения никак не уступают рассказанному выше.
История про то, как автора этой книги белорусские чекисты восьмидесятых годов пытались выставить, сделать диссидентом только из-за того, что тот неудачно пошутил,находясь в командировке в городе Горьком, озвучив случайному таксисту своё желание навестить ссыльного академика Сахарова, мимо дома которого Михаил проезжал. Вернувшись домой, в Минск через некоторое время – лишился любимой работы и лишний раз убедился,что не всякий поэт-песенник вроде Буравкина друг ему. Надо ли говорить скольких нервных клеток это стоило мужественному режиссёру. Не знаю утешение ли ему, что нет теперь такой страны СССР, по дорогам которой разъезжали таксисты- сексоты!
В своё время кем-то было сказано: «Известный колокол нынче звонит уже ни о ком". Исчез железный занавес, никто не живёт под колпаком». Такова жизнь!
Она так ярко, так выпукло,без каких либо купюр, просто мастерски, здорово рассказана Михаилом.
 В моей домашней библиотеке много книг авторов самого разного формата,уровня, направления и каких угодно жанров. Их так много со всего мира, что складывать уже, практически, негде. Но для Мишиной книги место найдется всегда потому что ни одна из книг, прочитанных мною в Израиле, не вызвала столько чувств - от радостных, волнительных смешных до серьёзных размышлений,сравнений и некой горести, что всё о чем бы вы не писали это уже всё в прошлом.
 
 Прошлое, родное, узнаваемое мной,которое всегда со мной.
Минск, Браславские озера,полесские деревушки. Одним словом – я сопереживал с автором. И это главное.
Второе - её художественно- литературный уровень.
Если бы я не знал вас, как режиссёра я бы решил, что книга принадлежит перу профессионального писателя равно, как и человеку, пишущему достойные ироничные и драматичные стихи.
Книга грамотно выстроена от первой запятой до оглавления.
Вольтер, по-моему однажды заметил, что читая в первый раз хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга.
Мы знакомы пока что только виртуально.Тем не менее, спасибо за такую встречу! Заканчиваю с надеждой, что когда-нибудь реально встретимся в Израиле на презентациях наших будущих книг.
Единственное не замечание даже, а моё размышление по поводу «Эха курортного романа».Я бы не стал представлять эту работу,как письма чужие для читателя. Эпистолярный жанр требует особого определённого авторского вступления.
В начале Лермонтов познакомил читателя с Печёриным.
Прекрасный литературный ход, объясняющий и оправдывающий необходимость таким образом представляя читателю Героя нашего времени. Дальше вы рассказываете о себе, как бы из первых уст, публикуя письма незнакомой читателю Галины.
Я бы придумал другого Печёрина. Получился бы замечательный лирико-психологический рассказ.Но опять же – это только моё мнение.Может я не прав.Во всяком случае то, как вы написали нисколько не умаляет интереса к вашему "курортному роману", как и ко всему рассказанному в книге.
Кстати сказать, упомянутая ранее моя книга «Открытый урок» имеет подзаголовок «Маленькая повесть в письмах и авторских отступлениях».
Новых литературных работ Михаил и благополучия по жизни!