Кейн Люк проснулся и некоторое время тихо лежал. Хоть и говорят, что так делать нельзя. А что можно? Сразу вскочить с постели? Люк всегда просыпался и лежал некоторое время, собираясь с мыслями. Темно. В это время года и на этой широте светло вообще не бывает. Только часы скажут тебе, что утро пришло. День и ночь превращаются исключительно в умственную конструкцию. Темнота, темнота… Хороша, бурана нет.
И тревога. С какой стати? Это ведь чистейшая психология. Здесь — самое безопасное место, и ближе, чем за пару тысяч километров, никто не появится. Никакой зверь. Никакой человек. Но — тревожно. Боязнь темноты. Хоть на улице температура такая, что дышать можно только через респиратор, а глаза обязательно защитить очками. Металл становится хрупким, как стекло, а керосин густеет, как сливочное масло.
И ведь что важно — уже давно нет никакой тревоги, что солярка заканчивается, а радиостанция вышла из строя. Как так можно было ошибиться? Все ошибаются. Только с разными последствиями. Вот об этом — никакого волнения. Какое-то совершенно нереалистичное спокойствие. Делать вид, что приближение смерти не волнует? Да и в самом деле перестало волновать! В первые дни после обнаружения ошибки волнение было.
Кейн встал, посмотрел в окно. Живучий инстинкт! Кого ты хочешь там увидеть? Только снег. Но и его не видно. Коридор, подсобка, здесь всегда холоднее. Двигатель отозвался на нажатие кнопки стартера урчанием, потом рокотом, выходя на рабочие обороты. Ещё день работы, и всё. Немного хватит от батареи. Дальше — обогреватели перестанут давать живительное тепло, и мороз аккуратно проберётся внутрь, постепенно, понемногу скрадывая градусы тепла, последние крохи...
Броситься наружу, наплевав на всё? Лишние два-три дня ничего не решат. А всё-таки умирать до смерти — глупо. А позже — не получится. Всему своё время. Пока — генератор даёт яркий свет в коридорах, дизель сжигает последние капли топлива. Можно отдаться во власть тёмным инстинктам, боящимся разбойников в темноте, но не поломанной рации.