Жили были дед и баба

 

Редко мы нынче стали видеться с друзьями. Постарели, что ли? А и то, кто уехал, а кто по дури в политику полез и на том зарабатывает. Если заработал мало – стыдно признаться. Если много (читай «украл»), то сразу же меняется, словно сглазил кто. Надувается, как та жаба с морянской набережной, важный становится – не подходи. Вот мы и не подходим. Благо, в нашей компании таких экземпляров немного и зашли они не очень далеко.

Ведя такую философскую беседу, ехали мы остатками нашей весёлой компании на Косу. На шашлыки, стало быть. Тем, кому не посчастливилось родиться и вырасти в Морянске, необходимо быть очень осторожными на этом отрезке маршрута, на котором находились в данный момент мы. Наша незабвенная приятельница, эмигрировавшая на 500 км южнее, называет его: «Когда идёшь на 160, а перед тобою – стена». Цитирует своего любимого рок-исполнителя, стало быть. Самое смешное здесь в том, что цитата буквально отражает положение вещей. Едете вы на приличной скорости несколько километров по ровнёхонькому шоссе, а оно вдруг коварно заканчивается глухой стеной бывшего пионерского лагеря «Красная гвоздика». Как он там называется сейчас (и существует ли), точно не знаем, но та же ехидная приятельница окрестила его «Червоны гвиздочки». И то лучше какого-нибудь модного нынче овоща или монстра.

Мы с честью справились с крутым участком «трассы 160», повернули налево, проехали мимо стены «Гвиздочков», повернули направо мимо той же стены, оставив слева здание бывшего терсовета, парадный вход на территорию убитой санаторно-курортной зоны и спрятанную в зарослях чёрного тополя Болле симпатичную церквушку в византийском стиле. Впереди справа замаячили делириозные строения самого большого в нэньке аквапарка, построенного на месте городских эллингов. Перед нами развернулась длинная прямая косянская трасса, больше всего напоминающая взлётную полосу военного аэродрома. По обочине не спеша двигался человек, которому явно некуда было спешить. Сначала мы немного позавидовали его свободе, а потом узнали. Да, это был он, наш старый знакомый бич Горюха, вольный во всех отношениях человек из тех, кого в просторечии именуют «бомжами». Название это он не любит, предпочитая, чтобы его именовали просто «бич». Как по-нашему, то имеет он право на любое желаемое прозвище, поскольку работал в прошлом профессором. Потом, правда, жизнь его круто изменилась, но кто от этого застрахован в наше время да в нашей местности? Не зря народная мудрость советует не зарекаться и не отрекаться от некоторых вещей…

- Игорь Святославович, Вы ли это? Сто лет не виделись, - мы притормозили рядом и гостеприимно распахнули дверцы.

- О, приветствую вас, друзья мои! – радостно отозвался Горюха, - давненько мы с вами не встречались. А я было подумал, что вы изменили своим традициям. Никак, прокатиться решили?

- Традициям изменять нельзя, - ответили мы, - и самая главная наша традиция – это Вы.

- Игорь Святославович, а мы Вас всё время вспоминали, - продолжили разговор девчонки из соседней машины, - всё жалели, что едем на пикник без Вас. Поехали с нами, а?

Ну, любим мы общаться с хорошим человеком. Никто в нашем городе не знает столько историй о прошлом этого самого города, да и не только его, как Горюха. И никто не расскажет обо всём этом так хорошо, как он. А также наш добрый знакомый не имеет глупой привычки ломаться как сдобный пряник и обычно не  отказывается принимать участие в выездах честной компании на природу. Не отказался и на этот раз. И мы радостно двинулись вперёд в предчувствии интересных рассказов.

По пути выяснили, что в процессе сборов забыли взять с собой воду. К питьевой воде в Морянске отношение, можно сказать, трепетное. Из крана здесь течёт нечто жидкое, но совершенно неудобоворимое. В местной воде содержится чуть ли не вся таблица Менделеева. Пить её, конечно, можно, но мы бы не советовали это делать. Вообще-то питьевую воду в нашем городе продают, но мы находились уже далеко, на узкой полоске земле, омываемой с обеих сторон водными просторами, и возвращаться страсть как не хотелось. И тут Горюха вспомнил о местном родничке со свежей, чистой и, что совсем уж непривычно для данной местности, вкусной водой. Коренные жители Косы, косяне, как они сами себя называют, испокон веков пьют воду из этого родничка, и довольны. А если учесть, что поселение на Косе на несколько если не тысячелетий, то уж точно столетий древнее нашего города, построенного только во времена Николая Палкина, и жители его в основном ребята крепкие, то местная вода явно ничего плохого не содержит.

Где набрать воду – нашли. Осталось только раздобыть ёмкости для неё, и мы заехали к нашему давнему знакомому, деду Матвею Егорычу. Дедушка – коренной косянец, его деды и прадеды до бог знает какого колена жили в том же посёлке и в том же доме. Дом, правда, периодически перестраивался, но стоит он на том же месте, что и прежде. Всё неизменно в косянском мире. Дед всю свою рабочую жизнь трудился на одном из морянских заводов и даже успел уйти на пенсию до его закрытия. А ещё дед Егорыч всю жизнь, как говорится, «смАлку» браконьерствовал, ловил краснюка – ну, как все. 

- Ля, Горюха! Сколько лет, сколько зим! Держи краба, профессор! – здоровый загорелый дядька в заношенном тельнике на объёмистом пузе, улыбаясь во все свои золотые коронки, походкой весёлого таёжного медведя двигался навстречу нашему приятелю. Он потряс Горюхе руку, радостно облапил его и гулко похлопал по спине.

- О, ребятки! – повернувшись в нашу сторону, весело поприветствовал он, -  и вы здесь. Заходите в гости, чего жмётесь! Из дома вышла, улыбаясь, бабушка, дедова супруга.

Мы вежливо поблагодарили и в свою очередь пригласили стариков на шашлыки.

- Спасибо, хлопцы, не сегодня. Мы своих чортэнят обещали в аквапарк свозить. А тару он там возьмите, в сарайчике…

- Жили-были дед и баба, ели кашу с молоком, дед на бабу рассердился – хлоп по пузу кулаком, - хором взревели два белобрысых загорелых косянца юных лет, похожие друг на друга как две капли воды. Одного роста, одного возраста, вихрастые, с задорными круглыми мордахами в синяках и царапинах. В одинаковых маечках и шортиках. У одного было немного припухшее правое ухо, у другого – левое.

- Мои башибузуки, - весело отрекомендовал детишек Егорыч.

- Дед, у тебя вроде один правнук по двору бегал, а теперь уже двое. Близнецы, что ли?

- Та нет. Троюродные. Кузены, как раньше говорили. О то Гришка, о то – Мишка. Идите, ребятки, погуляйте. Не видите, тут взрослые беседуют.

- Жили-были дед и баба, - напевали озорные маленькие косянцы, убегая вприпрыжку и успевая при этом жевать шоколадки. С шоколадками наши жёны подсуетились, конечно.

- Ишь, ещё и дразнятся, лукавые дети, - беззлобно проворчал дед Матвей. 

Оказалось, что Гришка – сын младшей дедовой внучки, семья которой проживает в дедовом доме. А Мишка – сын старшей внучки, что раньше вышла замуж за донецкого шахтёра, и жили они там счастливо до известных событий. Живут и сейчас, но Мишку стараются почаще отправлять к деду, а особенно на каникулы. Мамка его продолжает работать, а папка ушёл в ополчение. Все соседи об этом догадываются, но желающих «стукнуть» жандармам не нашлось. На Косе с этим строго.

- Чего это они у тебя такие расписные? В синяках да ссадинах. Что не поделили?

- Разъясняли друг другу свои взгляды на жизнь и политику, - усмехнулся дед Матвей.

А дело было так. Гришку намеренно не отдавали в детский сад: во-первых, потому что это было дорого и сложно, а во-вторых, чтобы не нахватался там какой-нибудь духовной или телесной заразы. Но пришло время, и в школу-таки идти пришлось. Единственное, что можно было сделать для ребёнка – отдали его на обучение не в шесть, как положено в нэньке, а в семь лет. И хлопца как подменили. В первый класс по новым стандартам он пошёл в вышиванке. Ну что ж, это красиво и в чём-то даже парадно - в селе, на празднике сбора урожая, когда народ веселится и всё вокруг пребывает в яркости и буйной радости.  Мальчонка с энтузиазмом взялся за учёбу, впитывая новую информацию как губка. А потом вдруг на нормального ранее ребёнка напала не свойственная ему ранее дурная пыхатость. Вначале он, уперев кулачки в опоясанные ярким кушаком бока, заявил, что вся его семья – вата галимая, дед – ватник, мать – самка колорада, а сам он – потомок великих кукров, и на хромой козе к нему не подъезжай. А вышиванку он теперь обязан носить круглые сутки, потому что так в школе сказали. А вы этого не делаете, поэтому как есть мацкали. Хорошо хоть, что про своего родного дядьку он ничего не знал, а то бы мог совершить грех, который не смылся бы с его души за всю оставшуюся жизнь. Занесённую было для подзатыльника мощную прадедовскую длань остановила на лету мать, пожалевшая несмышлёныша. А «несмышлёныш» убежал во двор, распевая гнусную писэньку про комарика, який вкусыв москалыка. Родители пытались что-то объяснять, прадед теребил ремень, потом жалел дитятю, а дитятя шалила всё больше и больше.

Но тут начались каникулы, и в гости к прадеду приехал Мишка…

- Гришка, здоров! – раскрыл объятия навстречу любимому кузину гость, - шо эт ты на себя напялил, прямо как девчонка, в цветочках весь.

- Поперше, я нэ Грышка, а Грыцько, та оцю твою погану москальску мову нэ розумию…

- Ля (донецкий братишка явно имел в виду не традиционное «гля», а что-то более горячее), ах ты укропобандятина вшивая, это ты мне квакаешь?! Я вашим фашистским обстрелам не кланяюсь и тебя, гада не боюсь, у меня мамка в Донецке осталась, а тут мне брат! Двоюродный! Ах ты Июда, Мазепа ср№ный, да я тебя щас на платочки носовые порву!!!

И понеслось! Бились юные создания всерьёз, защищая каждый свою правду. Мамка с бабулей попытались было в ужасе вмешаться, но дед изгнал их с позором – не женское мол это дело вмешиваться в мужские разборки. А сам следил за каждым движением молодых петушков – мало ли что…

В битве кузенов победила дружба. А если сказать точнее, то дети просто выбились из сил. Потом Михаил долго разговаривал с братишкой, рассказывал, как там, где он постоянно проживает, всё на самом деле происходит. Братишка слушал, в ужасе широко открыв глаза. А потом Григорий торжественно извинился перед семьёй за недостойное поведение и поклялся, что подобное больше никогда не повторится. И семья ему поверила, поскольку слово настоящего моряка-косянца – закон. Между делом решили перевести мальца в другую школу, немного дальше от дома, но с меньшим вредом для психики. А братья ещё больше подружились и теперь шкодничали на пАру. Такова жизнь. Да, про вышиванку. Мише её тоже подарили, красивую, и они уже успели побывать в народных костюмах на весёлом празднике, что проходил на-днях на морянской набережной.

Мы попрощались с добрыми стариками и приняли в презент бутылку свежей виноградной варёхи. Дед Матвей Егорыч клятвенно пообещал при первой возможности свозить нас на рыбалку.

- Дедушка, а почему Вы считаете, что дети дразнятся, - спросили наши девчонки, - обычная считалочка, вполне невинная.

Дедушка с бабушкой переглянулись и рассмеялись.

- Пусть вам Горюха расскажет, он у нас мастер в этом деле, куда уж мне.

Мы двинулись в путь, а с крыши прадедового дома нам махали вслед два славных юных косянца, два кузена, два добрых друга.

По кривой улочке между добротных приземистых хаток мы пробрались к небольшой площадке, где в тени деревьев стояло простое деревянное сооружение с крышкой и дюралевой кружкой на цепочке. Вода была свежей и вкусной, и мы запасли её в пятилитровые бутыли от деда Матвея Егоровича.

- Игорь Святославович, а что дедушка поручил нам рассказать? – спросили мы после того, как от души насладились вкуснейшими шашлыками под дедову варёху и прекрасные морянские помидоры.

- О, это такая короткая, но тем не менее трагикомическая история, - усмехнулся Горюха…

История эта произошла давно, ещё с батькой нашего Егорыча. Был он простым косянцем, ловил рыбу, готовил и откушивал варёху, держал нечастых в те времена отдыхающих. Денег имел не много и не мало, семье хватало, но, как любой нормальный мужик, желал иметь свою заначку. Иметь-то он её имел, но очень недолго. Дело в том, что супружница его отличалась особым нюхом на гроши. Дед её так и называл: «моя Пинкертониха». Куда бы он ни положил свои денежки, бабуля находила всё на раз. Нашла под периной, в подушках, в ножке стула, под порогом, на чердаке и под стрихой (под крышей). А в последний раз дед спрятал свою заначку в печку. И поскольку дело было летом, то был свято уверен в том, что до холодов может быть спокоен.

- А бабуля?

- Бабуля? – улыбнулся Горюха, - бабуля растопила печку. Егорыч с супругой рассказывали мне, как все соседи ухохатывались, наблюдая, как дед гоняется за бабкой с веником, поминая дурных Пинкертонов последними словами…

Нет, что ни скажи, а косянские жители меня умиляют.

                20.01.18г.