Осень. Продолжение рассказа Начало конца

               

       Как в последствии я догадался, сопоставив несколько вариантов, она рассказывала Ольге, как она здорово прокатилась на теплоходе с Толиком, её двоюродный брат работал кем-то на теплоходе, и она в течении нескольких дней была его и ещё кого-то, гостьей. Не то что она испугалась, ей просто не хотелось, чтобы я в то мгновение, что-то узнал. То-ли просто рано было, то-ли просто не хотелось. Так как наш окончательный разрыв не имел никакой, кроме моральной, связи с этой поездкой по Енисею. Конечно связь была, потому, что перешагивая какую-то ступень, мы уже не видим ничего зазорного чём-то, что ещё вчера считали непозволительным. Исходя из своего опыта, я считаю, что ругаясь даже по мелочам, мы закладываем основу для серьёзного скандала, потому, что трещина во взаимоотношениях не исчезает, как нам кажется, она становится с каждым разом только шире и глубже.
        Буквально через месяц, она прислала мне письмо, которое подводило окончательный итог наших отношений. Для меня это был удар, ожидаемый, но не смотря на это очень сильный. Он чуть не поверг меня в нокаут, но в нокдауне я побывал, причём очень глубоком и длительном.
       Это было уже в сентябре. Полным ходом шла уборка, я допоздна был в поле, где работало 5 или 6 комбайнов. Ещё утром мне позвонила Валентина, и сказала, от Людки пришло письмо, какое-то странное. Такое впечатление, что там один листок, и тот не целый. Наши письма, обычно были пухлыми, минимум 3-4 листа. Я мол ношу его при себе, а то мать не вытерпит, откроет. Очень уж оно её взволновало. Часов в 10 вечера  приехал в Березовку. Было сухо и можно было ехать на мотоцикле. Понимая, что Валентина в кино,  подъехал прямо к клубу и на правах завсегдатая проник в зал, где-то на последних рядах нашёл сестру. Она отдала мне конверт. Под скачущим лучом киноаппарата  ничего не мог прочитать. На листочке, с одной стороны было написано несколько слов. Открыв крючок на выходной двери,  вышел на крыльцо и под тусклой, засиженной мухами лампочкой, с трудом прочитал эти несколько слов. Волнение матери и Валентины было не напрасно. В моей голове стоял гул, как будто я снова пролетев лестничный пролёт, прилетел в стену. У меня есть одно, ну по крайней мере оно было, качество. В минуты особого стрессового состояния становился спокоен как удав. Завёл свой агрегат и поехал домой, поужинал, сказав матери, что всё нормально, уехал назад в Дворянск. Я ничем не отличаюсь от других мужиков, в этой ситуации тоже. Уже после полуночи, Вовка сыскал где-то литровую бутылку «РОМ НЕГРО», как мы называли- Губатую. Сидя у них на завалинке, со стороны мед. Пункта, за обстоятельным мужским разговором, мы её часам к трём ночи скушали. Пить я не умел, тогда тем более, поэтому концовку нашей беседы не помню, а может просто это давно было. Проснулся в своей постели, не помня как туда попал, со страшной головной болью. Правда горевать было некогда, надо было идти на работу, Фунтикову не скажешь о своей беде. Она была внутри, скулила как сука по утопленным щенкам. Хотелось её почесать, пошевелить, перевернуть с бока на бок, так как от неё был сильный зуд в груди. Я что-то делал, писал какие-то бумаги, ведомости и наряды, но всё это в режиме зомби. Это была первая, но, к сожалению, не последняя душевная боль, когда душа болит, а сердце плачет. Хорошо, что время моей практики истекло в момент окончания уборки.
        Доделав какие-то дела, в конце сентября убыл из Дворянска. Пожив несколько дней дома, и получив расчёт, под неодобрительный ропот родителей, уехал а Красноярск, да и пора было, с 10 октября начинались занятия. Истинное положение дел знала только Валька, но мать с отцом конечно, видя моё состояние, обо всём догадались. Перед уездом, мать взяла с меня слово, что в Вознесенку, где работала Людка, не поеду. По приезду в Красноярск, я конечно же его нарушил...
       Конечно же Вознесенка была, я знал о том, что она будет, но до последнего  делал вид, что решение было принято спонтанно, за минуту до отъезда. Может это было-бы как-то по другому, но в общежитие я приехал одним из первых. Комната была с весны забронирована за нами, мы её даже отремонтировали перед уездом на практику. Получив постельное бельё, и забрав свои вещи из камеры хранения. В коридорах было пусто, как в моей душе, только коридоры были гулкие. Знакомых почти не было, вернее были только просто знакомые, и не более того. Сходив в гастроном, и купив бутылку водки и что-то поесть, попробовал обмыть свой приезд. Если точнее просто напиться. Но пить одному, просто глухо пить, чокаясь с бутылкой и напиваясь, распустить сопли, получалось плохо и не понравилось. Выпив пару раз сам с собою, пошёл по коридорам, в надежде найти компаньона, но того, перед кем можно было излить душу не нашлось, вернулся в комнату. Проболтавшись таким образом 2 или 3 дня по коридорам полупустого общежития, утром поехал на автовокзал.
       Где эта  Вознесенка я представлял, так как несколько раз проезжал её по пути в Красноярск. Ехали мы, как мне показалось, очень долго. До Берёзовки автобус шёл практически по городу, а вот оставшиеся 10-15 км. тянулись бесконечно. За окном какие-то перелески, расставшиеся со своей листвою, и от этого кажущиеся чуть живыми. Если бы местами не мелькали поля, с ещё не убранной капустой и картошкой, которые в это время смотрелись особенно уныло, можно было подумать, а туда-ли меня везут. Но на некоторых из них с вёдрами и сетками бродили кучки студентов, где- то среди них был объект моей поездки. Было пасмурно, облака цепляли верхушки берёз, но ни дождя, ни снега не было. Параллельно старой дороге, по которой мы ехали, строилась новая, и на эту дорогу все уже давно махнули рукой, о её состоянии мы судили по не очень пристойной, и сочной ругани водителя. Он ругался по два раза, перед канавой, предупреждая нас, и после, как бы извиняясь. Наконец через распадок, заросший берёзами, мы въехала в село и попрыгав ещё какое-то время выехали на сельскую площадь. Выходить не хотелось, несмотря на то, что до этого раз пять было жгучее желание покинуть этот автобус. Чего приехал, зачем и о чём будем говорить, я не представлял. Мои терзания закончились, после того, как автобус проглотив, желающих отбыл в Красноярск. Деваться было не куда, Россия большая, за нами Москва. Осмотревшись, зашёл в магазин, купил газ. воды. Есть не хотелось, но вода была в цене. Я сам был студентом, и по деревням поездил прилично, по этому, о том где живут студенты не спрашивал. Впереди, возвращаясь из магазина шли две девчонки, и я просто пошёл следом. Пришли на край села, где недалеко от зерно тока и было общежитие студентов. У шедших впереди девчонок, поинтересовался, где можно сыскать нужного мне человека. Они на поле и раньше обеда не будут. Время было 10-10.30, а обед, понятие растяжимое. Нужно было как-то убивать время. Вышел на вновь строящуюся трассу, и по ней, мимо картофельных сортировок ушёл в поле, где стояли скирды сена. Облюбовав одну из них и найдя приличную нишу полулёжа устроился, спрятавшись от осеннего ветра, попытался подремать. Мысли были такие же скучные, как и природа вокруг. Вид на село меня не радовал, просто я пялился в пространство и на общежитие, ожидая приезда студентов на обед. Наверное через час, мне это надоело и я пошёл назад. Торчать истуканом возле общежития  не стал, здраво рассудив, что подруги уже давно загрузили Людку необходимой информацией, и она знает где меня сыскать.
       Трудно сказать, сколько прошло времени, может час, может два или три. Я сидел прикрыв глаза, и уже в сотый раз жалел о том, что приехал сюда, когда на авто весах остановился автомобиль, из кабины на меня смотрел молодой парень в армейской форме. С той стороны тихо хлопнула дверца и он уехал. Напротив меня у стенки стояла Людка. Нет, конечно это была она, но совсем не та, не моя Людка. Я это понял сразу, как только увидел её, и теперь уж окончательно понял, приехал зря. Она не была скучной или весёлой. Просто это была совсем другая девчонка. Я даже не знал о чём с ней говорить, и вместо приветствия спросил, он? Она кивнула и сделав несколько шагов села на другой конец скамейки. Мне стало совсем грустно, и как я понял, все равно. Разговор, к которому я готовился, тысячу раз прокрутив его в уме, был не нужен, да и говорить было не о чём. Мы молча сидели, думая об одном и том-же, и каждый о своём. Помолчав я попросил её, верни мне письма. С чего бы вдруг, ты писал их мне. Почему я должна тебе их вернуть? Я понял, что можно и нужно уходить. Как это сделать правильно я не знал, но и просто сидеть и мерзнуть не было смысла. Сезон любви прошёл, на дворе и в душе в полном разгаре осень.
       Как-то мы наверное попрощались, и я пошёл, почему-то в сторону нового тракта. Что делала она не видел, или не помню. С авто весов выехал зил с прицепом наполненный зерном. Я как-то безнадёжно поднял руку, но он остановился и я забрался в тёплую, после всех этих событий кабину и доехал до Базаихи. Через две недели выпал снег, пришла зима...