В подъезде было темно ; кто-то снова выкрутил лампочку. Я еле смог вставить медный ключ в замочную скважину и несколько раз повернуть его, чтобы услышать долгожданный щелчок. Небольшая квартира, как обычно, встретила меня застоявшимся воздухом и приличным слоем пыли на полках и на полу. Я переступил через порог, разделся, повесил пиджак в громоздкий вещевой шкаф и засеменил в гостиную. Сдерживал себя как мог, чтобы не сорваться на бег. Нужно держать себя в руках. Пройдя в уютную комнату, которая скрывалась за уже выцветшей занавеской, бросил взгляд на молчащий телефон и поджал губы. Еще рано. Старенькие часы, висящие на стене, громко тикали, показывая, что сейчас без пятнадцати минут шесть. Еще четверть часа. Черт. Это же целая вечность.
Я включил радио на приемнике, чтобы не сойти с ума в муках ожидания. Попал как раз на прогноз погоды. Сел на диван, стоящий прямо посреди комнаты, и закинул голову назад. В последнее время я жил от звонка до звонка. На работе только и делал, что прокручивал в голове прошлые разговоры и считал минуты до окончания рабочего дня. Я жил лишь теми звонками, которые были для меня подобием глотка спасительной жидкости, когда весь город загибался от жажды. Усилием воли заставлял себя не смотреть на часы, не подгонять проклятую стрелку взглядом, не считать крупицы вечности.
Часы пробили шесть вечера. Я резко подскочил с дивана. Однако тут же взял себя в руки. Оттянул вниз края жилета, под которым скрывалась хлопковая бледно-желтая рубашка, и сделал глубокий вдох. Меня несколько трясло. Меня всегда трясло перед тем, как я собирался позвонить ей. Ей. Вот уже два месяца я удерживался в море, именуемом жизнью, только благодаря моему якорю. Только он не позволял пустить все на самотек, не разрешал отправить свою судьбу в вольное плавание.
Я сел на табурет, возле которого на небольшом столике с узорчатой салфеткой лежал телефон. Снял трубку и, даже не прикоснувшись к записной книжке, стал набирать номер. Я уже выучил его наизусть. Полушепотом повторял его, когда ехал на электричке на работу, когда стоял в очереди за небольшой порцией хлеба, когда поднимался по сырой лестнице в свою квартирку. Пока в трубке переговаривались между собой монотонные гудки, я дрожащими пальцами набирал знакомые мне цифры. И вот, когда на том конце провода наконец раздался такой родной голос, нервная улыбка прокралась на мое лицо.
; Привет, ; голос, похожий на солнце, голос, в котором жизни больше, чем во всем мире. ; Ровно в шесть, ; она усмехнулась, и я будто увидел, как она пыталась поймать свою усмешку в кулак, который приставила к губам. ; Как сегодня прошел твой день на работе?
; Без изменений, ; выдохнул я. Одной рукой прижимал красную трубку телефона к уху, другой ; теребил длинный провод. ; Утром я попробовал познакомиться с девушкой в электричке, как ты мне и советовала.
; Ну и как? ; казалось, в ее голосе действительно начал рождаться неподдельный интерес.
; Ее зовут Инга, она студентка, ; я слабо улыбнулся, вспоминая румянец на бледных щеках девушки и веснушки, милыми пятнышками покрывающие ее чуть вздернутый носик.
; Тебе давно нужно было это сделать, ; мне показалось, что она произнесла это с укором, который несильно кольнул меня, как тонкая медицинская игла.
Ее звали Марта. Эта девушка спасла меня, когда я падал на самое дно, когда я тонул в пучине одиночества, когда смерть грозилась стать моей любовницей. Вернувшись домой из Афганистана, куда наше правительство решило отправить свои войска, воспоминания о том, что моих родных уже давно нет в живых, затопило мою грудь новой порцией боли и отчаяния. Во время Чеченской войны в дом, где жила вся моя семья, попал снаряд. Разорвавшись, он унес не только близких мне людей, он унес с собой и мою душу. На старом вокзале, куда из-за границы меня привез поезд, я не увидел знакомых лиц. Меня никто не встретил, никто не бросился мне на шею, не обнял, давясь горячими слезами, никто не разделил общее горе. Со мной был лишь серый потертый и залатанный во многих местах пиджак, да небольшой саквояж. Правительство за заслуги перед страной предоставило мне скромное жилище в довольно приличном районе. Я пробыл в зале ожидания около сорока минут. Но никто так и не явился. Поправив берет, уже направился к выходу, как на доске объявлений увидел довольно-таки странный плакат.
"Служба поддержки" ; кричали большие красные буквы, будто насмехаясь надо мной и моим одиночеством. Не знаю, почему он мне показался странным. Ведь в это время люди как никогда нуждались в поддержке. Она была нужна им, как кусок хлеба в голодные будни или как тихий родной уголок, куда можно было бы вернуться после тяжелого трудового дня.
Я лишь усмехнулся над этим плакатом, на котором кроме надписи и номера телефона не было ничего. Я уже собирался было продолжить свой путь, как моя рука сама потянулась к саквояжу. Она отыскала в его недрах клочок пожелтевшей газеты и обрубок карандаша. Не знаю для чего, но я переписал тот номер. На что я надеялся? На поддержку? На призрачную надежду, что я больше не буду одинок? Возможно. Судьба видимо решила со мной поиграть. Ведь то, на что я в шутку надеялся, оказалось реальностью.
Первый раз я позвонил в эту службу поддержки лишь спустя несколько месяцев. Тогда задержали зарплату, хлеб в лавках закончился, а над городом сгустились грозные тучи. Хуже все равно уже не будет. Именно так думалось мне тогда.
Я услышал голос Марты, когда за окном шел дождь, в один из серых мартовских дней. Форточка в гостиной была приоткрыта, и мелодия дождя очень приятно ложилась на бархат ее голоса.
Она знала обо мне практически все: каждый день я звонил ей, чтобы рассказать о том, как провел день на работе, что ел на завтрак, какая погода у меня в районе, я советовался с ней, какого цвета купить обои на кухню. Она знала обо мне все, тем временем о ней я не знал ровным счетом ничего. Только ее имя. Я не знал того, что она любит, какие читает книги, какие пластинки слушает, я даже не знал, разговаривает она со мной по домашнему телефону или бегает в контору.
; Ты чего замолчал? ; в ее голосе сквозило беспокойство. ; Ты сегодня какой-то не такой...
; Устал просто очень, ; я вытянул ноги перед собой и позволил себе резко выдохнуть. ; Заместитель редактора сказал, что меня могут повысить, ; не сдержав теплой улыбки, поделился новостью.
Не знаю, почувствовала ли Марта улыбку в моем голосе, но ее радостный смех заставил мое сердце биться быстрее.
; Да ладно? ; кажется, она не поверила своим ушам. ; Поздравляю! Ты этого заслуживаешь, ; интересно, а как она выглядит, эта Марта? ; Знаешь, я сегодня прочитала одну твою статью. У тебя такой приятный слог.
; Ты серьезно? ; я резко выпрямился. ; Тебе понравилось? ; больше всего на свете мне хотелось услышать именно ее мнение о своих публикациях. ; А какую статью ты прочла? Которая сегодня утром вышла?
; Нет... ; Марта умолкла на мгновение. Я услышал шелест бумаги. ; Статья про кораблестроение, которая вышла в прошлый четверг.
; Ты плавала хоть раз на корабле? ; я осмелился задать ей вопрос, который касается лично ее.
Хоть Марта этого не показывала, но по ее голосу я понял, что ей это не нравится. Ей не нравится, когда я пытаюсь что-то у нее выведать, поговорить не о обо мне, а о ней самой. В такие моменты она всегда старалась направлять разговор в другое русло.
Однажды, во время нашего третьего или четвертого разговора, я сказал, что был на войне, что вся моя семья погибла. Реакция Марты буквально выбила у меня почву из-под ног. Она бросила трубку. Просто бросила, прервала разговор, ничего мне не сказав и не объяснив. В тот момент мне показалось, что я второй раз в своей жизни лишился семьи, лишился всего, чего добивался таким трудом. Несколько дней я обходил телефон стороной. Даже в типографии, куда устроился работать, вернувшись в родной город, поглядывал на этот аппарат с опаской.
Лишь спустя несколько дней я вновь набрался смелости позвонить Марте. Услышать ее голос я смог лишь с третьей попытки: в первые две я дозвониться не мог, ибо линия была занята. Она разговаривала со мной как ни в чем не бывало, слушала меня, пыталась разбавить скуку своим смехом и озорными нотками, проскальзывающими в ее голосе. О войне мы больше не говорили. Мне показалось, будто она и сама побывала в этом аду, быть может, кто-то из ее родных был там. Во всяком случае, мне этого не узнать никогда.
; Нет, на корабле я никогда не плавала, но очень хотелось бы, ; внезапное откровение Марты обезоружило меня, что дар речи на некоторое время упорхнул куда-то.
; На корабле хорошо, когда у тебя нет морской болезни, ; вспомнив не совсем приятные ощущения, когда тебя покачивает из стороны в сторону, а цвет твоей кожи напоминает протухшие водоросли, сказал я с усмешкой.
; У тебя морская болезнь? ; почти реально удивилась девушка.
; Была в детстве, ; сознался я, пропустив мимо ушей почти безразличный тон собеседницы. Неужели, я ей уже надоел? Эта мысль больно врезалась мне в сердце. ; Когда я плавал с родителями в Болгарию, ; сказал это, проглотив тяжелый ком, застрявший в горле.
; Ясно, ; выдохнула Марта на том конце провода. ; Паш, ; первый раз за все время она произнесла мое имя. ; У меня звонок на второй линии, ; виновато сказала она.
Я знал, что эта вина ненастоящая, как и она сама, но ничего с собой поделать не мог. Я нацепил на лицо теплую улыбку, ; будто она могла ее увидеть, ; и тихо произнес:
; Спасибо, Марта, ; после повесил трубку.
Я не слышал этих ужасных гудков, чему был несказанно рад. Они всегда угнетали меня. Я встал с табурета и вновь подошел к дивану. Желудок требовал еды, а душа требовала лишь покоя. Мысль, что Марта сейчас разговаривала с другим человеком, нуждающимся в поддержке, не давала мне покоя. Я не один такой. Я один из сотни, быть может, один из тысячи. На что я надеялся? На то, что она будет разговаривать только со мной? Что она будет дарить смех и наигранное беспокойстве лишь мне одному? Да, именно на это и я надеялся. Глупо. Наивно. Бесполезно. Я был подростком, когда за раз лишился всей семьи. Будучи юношей, был отправлен на войну. Я видел смерть. Чувствовал ее запах. Кожей ощущал ее присутствие. Пережил за свое недолгое существование достаточно, чтобы понять, что жизнь ; не такая легкая штука, какой мне казалась лет в одиннадцать. Но Марта... Она превращала меня в ребенка, в беззаботного парня, пускающего в небо летучего змея и сооружающего бумажные кораблики из газет. Пусть она не всегда искреннее интересовалась моей жизнью и проблемами, пусть не всегда желала мне удачи так, как мне бы того хотелось, но она была единственным человеком, ради которого я жил.
В дверь постучали. Звонок у меня давно был сломан, да и чинить его, честно говоря, у меня не было совершенно никакого желания. Для чего? Для кого? Ко мне никто не приходил. Родные мертвы, а друзей я заводить боялся. Я открыл дверь ; на пороге стоял парнишка лет девятнадцати. Стас. Мой сосед по лестничной площадке.
; Привет, ; Стас поправил лямку подтяжек, сползшую вниз. ; Можно я от тебя позвоню? ; спросил он и тут же прикусил губу.
; Конечно, ; я отошел в сторону, пропуская паренька в квартиру.
Я провел его в гостиную к телефону. Показал что и как, а затем прошел на кухню, чтобы не отвлекать и не смущать парня. Стаса я уже видел раньше, даже перекидывался с ним несколькими банальными фразами, такими как "привет", "погода просто ужасная", "представляешь, скоро хлеб подорожает в полтора раза". Он был славный малый. Я бы подружился с ним, если бы не боялся. С давних пор дружба для меня является чем-то запретным. Я боялся привязываться, боялся довериться кому-то. Потому что не хотел, чтобы в один миг все исчезло, как картинка на белой простыне, когда выключается прожектор.
; Спасибо, ; Стас подкрался ко мне незаметно. Я в то время ставил чайник на плиту. ; Я звонил отцу на работу, он сказал, что задержится.
; Всегда пожалуйста, ; я слабо улыбнулся. ; Будешь чаю?
Паренек сначала посмотрел на чайник, поверхность которого покрыта черными полосами копоти, потом перевел взгляд на меня. Слабо кивнул и смущенно улыбнулся.
Мы разговорились. Стас оказался очень приятным собеседником. Он рассказывал мне о школе, об отце, о своей подружке, с которой недавно начал встречаться. Внезапно я почувствовал себя Мартой. Вернее... Я впервые оказался на ее месте. Я слушал другого человека, пытался помочь советом, поддержать. И мне это чертовски понравилось...
; Судя по твоим словам, он очень хороший, этот Стас, ; произнесла Марта.
Я рассказал ей о том пареньке на следующий день. Я все ей рассказывал. Каждая частичка моей души была изучена Мартой вдоль и поперек. Этому способствовали мои рассказы и моя необходимость в персональной службе поддержки.
; Да, ; выдохнул я, все так же теребя длинный телефонный провод. ; Это был мой самый длительный разговор за последнее время.
; А как же я? ; притворно обидевшись, сказала Марта. Мне показалось, что я сквозь закрытые глаза увидел, как она надувает губы и отворачивается от меня, якобы демонстрируя обиду.
; Ты ; это совершенно другое, ; говорил я то, что чувствовал. Ей я не боялся обнажить свои страхи, раздеть до гола свою душу, с ней я не страшился быть не понятым. Марта всегда меня понимала. Она всегда меня выслушивала. От этого мне всегда становилось легче. Марта не была для меня другом, не была и простой знакомой, она была моим ангелом-хранителем. Далеким и в то же время таким близким. Я не видел ее, но всякий раз, когда слышал уже успевший стать родным голос, чувствовал ее присутствие.
; С завтрашнего дня обещают дожди, ; промолвила девушка, чтобы поддержать беседу, которую продырявило застоявшееся молчание.
; Да, я тоже слышал. По радио на работе передавали прогноз погоды на ближайшее время, ; посмотрел в окно. Пока было солнечно. ; Я пригласил Ингу на свидание.
; Неужели? ; Марта рассмеялась. ; И куда ты ее поведешь?
; Я... Я не знаю. А куда можно? ; спросил совета.
; Если ты говоришь, что она студентка, то можно сводить ее в музей. В твоем районе их полно, ; Марта говорила быстро, будто боялась что-то упустить и не успеть мне сказать. ; Можно пойти к реке, по вечерам там особенно красиво.
; Спасибо, ; я расплылся в улыбке.
; Как прошло свидание? ; не успели гудки смениться голосом Марты, как она уже налетела на меня с расспросами.
; Хорошо, ; только и ответил я, хотя почувствовал, как постепенно начинаю заливаться румянцем. ; Мы гуляли допоздна, смотрели на звезды. А еще мы наткнулись на шоу бродячих музыкантов. Было очень интересно.
; Ну и? ; в голосе Марты скользнули игривые нотки, которые у меня не сразу получилось распознать.
; Что? ; не понял я.
; Ты поцеловал ее хоть на прощание? ; решив, что намеками тут не обойтись, напрямую спросила она.
; На первом свидании? ; искренне возмутился я. ; Только руку.
; Ну... Уже хоть что-то, ; рассмеялась Марта. Я засмеялся следом.
С каждым днем наши разговоры с Мартой становились все короче. У меня было все меньше того, что хотелось бы ей рассказать. Если раньше я говорил ей абсолютно все, то теперь тщательно обдумывал каждое слово. Марта это чувствовала. Но она также продолжала смеяться, шутить, поддерживать меня. Иногда она делала это искренне, иногда не очень, а иногда и вовсе была равнодушна ко всему, что я говорил. Это зависело от ее настроения. Но я не решался спрашивать, потому что знал, что может за этим последовать.
У меня появилась любимая женщина, Стас из простого соседа превратился в моего лучшего друга, повышение на работе встретило меня, как бравого бойца. Казалось, жизнь налаживается. Как бы печально и эгоистично это ни прозвучало, но у любой "службы поддержки" есть свой срок годности. И у моей, похоже, он уже подходил к концу.
Я звонил Марте по привычке. Просто потому, что так нужно было. Приходил домой, ждал, пока старенькие часы пробьют шесть вечера, и набирал знакомый номер. Звонки я стал пропускать все чаще: задерживался на работе, встречался с Ингой иногда приглашал к себе Стаса, чтобы включить любимые пластинки и выпить по бутылочке пива.
"Я женюсь" через некоторое время сменилось "скоро у меня родится сын", а затем и "я переезжаю в другой город".
Марта радовалась за меня. Искренне или нет, я не знаю. Я уже давно разучился понимать ее. Хотя... Понимал ли я вообще ее когда-нибудь? Она всегда была для меня далекой. Но это осознал я только сейчас.
Вскоре я перестал звонить ей совсем. С семьей мы перебрались в другой город. Записную книжку я не стал брать с собой, а номер постепенно стерся из моей памяти, как типографская краска с плохой бумаги. Я жил и радовался жизни, растил сына, зарабатывал деньги.
Однажды я проснулся посреди ночи. Сон упорхнул через открытую форточку и видимо еще долго не собирался возвращаться. Я прошел на кухню, налил себе стакан молока и опустился на деревянный табурет. В ушах звенел голос Марты. Я так давно уже не вспоминал ее, что чувство вины и стыда накрыло меня с головой. Ведь именно Марта вытащила меня с самого дна, именно она не дала загубить свою жизнь. Я был ей безмерно благодарен. Но сейчас. И именно сейчас чувствовал себя самым последним эгоистом на свете. Марта нужна была мне лишь только тогда, когда мне было плохо. Когда же черная полоса в жизни окрасилась не белой краской, а всеми цветами радуги, я забыл о ней.
Но ведь... Именно и для этого нужна "служба поддержки". Когда мы прочитываем какую-нибудь книгу, убираем ее на дальнюю полку. Книга нужна нам тогда, когда она интересна, когда она захватывает и интригует. А когда сюжет уже известен, все злодеи рассекречены, а добро восторжествовало, есть ли смысл вновь обращаться к прологу? Но иногда мы специально идем к той полке, чтобы взять ту самую книгу и освежить в памяти то волшебство, которое она подарила нам когда-то.
Марта из "службы поддержки" тоже когда-то подарила мне волшебство, которое жило и живет в моей душе по сей день.
Внезапно я встал с табурета и подошел к телефону, чтобы набрать до боли знакомый номер. Но цифры перемешались в моей голове в хаотичном порядке. Сколько бы я ни пытался, всякий раз приятный голос девушки сообщал мне, что "извините, но номер набран неверно".
Развод с Ингой больно ударил по мне. Моя женщина встретила другого мужчину и ушла к нему, забрав с собой мое разбитое сердце и нашего сына. Она долго извинялась передо мной, говорила, что ничего не может с собой поделать. Пыталась ничтожными словами зализать мне свежие раны. Я снова остался один. К чужому городу я так и не привык. С сыном я мог видеться только раз в два месяца ; Инга определила его в элитную закрытую школу. Ее новый муж мог ей это позволить.
Я сидел в пустой квартире, в которой больше не звучал смех моего сынишки, в которой больше не расползался запах оладьев, приготовленных моей женой. Во всех комнатах был погашен свет. В темноте мне не казалось, что я был одинок. Чтобы было легче, я представлял, будто тьма укрыла Ингу и сына заботливым покрывалом и отправила в царство сновидений.
Взгляд, бегавший во тьме от предмета к предмету, наткнулся на телефон. Я включил лампу, дернув за включатель, ; свет залил собой лишь часть комнаты. В голове бегали цифры, каждая будто старалась нагнать и обогнать другую. Я стал поспешно набирать номер трясущими пальцами. Вскоре тишина сменилась монотонными гудками, и мое сердце отчаянно забилось в груди.
; Здравствуйте. Это служба поддержки. Мы можем вам помочь, ; приветливый голос послышался на том конце провода.
Не ее голос. Это не голос Марты. Сердце ухнуло куда-то вниз. Я проглотил колючий ком, больно царапавший горло.
; А можно... Можно Марту к телефону? ; набрав смелости, отважился я задать этот вопрос.
; Марту? ; искренне удивился голос. ; У нас нет сотрудников с таким именем.
; Извините, ; прошептал я и повесил трубку.
Меня разорвало на миллионы кусков, и каждый лоскуток раздали случайному прохожему. И теперь, чтобы снова собрать меня воедино нужно либо волшебство, либо не один десяток лет.
; Марта, ; только и произнес я, закрыв глаза и уже в сотый раз представив ее лицо.
На вокзале всегда было полно народу. Гудели паровозы, кричали люди, в громкоговорители работники объявляли о прибытии и отбытии поездов. На перроне было не протолкнуться. Мимо сновали темные плащи, серые пальто, яркие пиджаки. Прибывшие и встречающие ударялись чемоданами, бросались друг в друга извинениями. На лавочках, покрытых утренней росой, сидели пожилые женщины, выискивая своим взглядом родных или друзей. Дети толпились у лавок со сладостями, покинув свои вагоны во время остановки.
Со мной был лишь мой саквояж и теплая улыбка, которую я дарил своему родному городу. Я медленно шел по перрону. Вскоре толпы стали редеть, гул голосов стал затихать, а жизнь стала замедлять свой ход. Я прошел в зал ожидания. Сел на жесткую лавочку и привычно стал оглядываться по сторонам. Стасу я не стал звонить и просить, чтобы он меня встретил, ; хотел сделать ему сюрприз. Вот он обрадуется. Реакция друга, когда он увидит меня после семи лет разлуки, заставила меня рассмеяться. Неподалеку сидящие люди оглянулись на меня и одарили косыми взглядами. Но на них я не обратил совершенно никакого внимания. Мой взгляд привлекла невысокая стройная женщина, топчущаяся возле доски объявлений. Она мазала на доске свободное место клеем. Кремовая юбка едва прикрывала колени, обнажая бледную кожу ног, белая рубашка была немного помята, но все же идеально сидела на женщине. Я видел лишь затылок незнакомки. Светло-каштановые волосы несколько небрежными волнистыми прядями струились по спине.
Женщина, закончив с клеем, развернула большой плакат и пыталась его прикрепить к доске объявлений. Но полотно было настолько большим, что давалось это дело незнакомке с превеликим трудом. Не выдержав, я поднялся на ноги и большими шагами преодолел расстояние, разделяющее меня и эту женщину.
; Помощь нужна? ; для приличия поинтересовался я, тут же поставив свой саквояж на пол. Снял серый пиджак и кинул сверху багажа. Закатал рукава рубахи и посмотрел незнакомке прямо в лицо.
; Не отказалась бы, ; с облегчением выдохнула женщина. Этот голос... Где я раньше мог его слышать?
Я молча взял из ее рук плакат и приложил к стене. Затем начал расправлять полотно, проводя ладонями по красным буквам, смысл которых всякий раз ускользал от моего сознания. После того, как устранил все вздутия, образовавшиеся в тех местах, где женщина плохо смазала клеем, выпрямился и заправил выбившуюся прядку темных волос из прически.
; Готово, ; воодушевленно произнес я.
; Спасибо, ; поблагодарила незнакомка. ; Если бы не вы, я бы точно полдня провозилась с этим плакатом, ; ее голос так и крутился у меня в сознании, будто ища там сходство с теми, что раньше мне доводилось слышать. ; Я пойду, ; она улыбнулась и стала собирать свои вещи.
Тогда я и разглядел надпись на плакате, который только что приклеил к доске объявлений. "Служба поддержки" ; кричали красные буквы. Я бросил взгляд на женщину и вспомнил этот голос. Сколько раз я представлял себе, как она выглядит, сколько портретов было написано мной в воображении. Все они оказались верными и неверными в равной степени. Марта... Человек, который меня спас. Человек, которому я многому обязан. Вот. Она сейчас стояла передо мной. Но что ей сказать, я не знал. Быть может, если бы нас сейчас разделяли километры, и к моему уху была бы приложена красная трубка телефона, слова нашлись бы сами собой.
; Наверное, узнал, раз молчишь, ; усмехнулась женщина. Она выпрямилась, держа в руке небольшой пакет с клеем и кисточками, а подмышкой сжимая еще несколько скрученных в трубочку плакатов.
; Я звонил несколько месяцев назад в службу поддержки, мне сказали, что ты там больше не работаешь, ; будто в бреду произнес я.
; А я и не работаю там, ; подтвердила Марта мои слова. ; После того, как ты перестал мне звонить, я уволилась из этой службы, устроилась проводницей на вокзал. Но сегодня у меня выходной. Меня попросили развесить эти плакаты, ну я и согласилась.
Я рассматривал ее лицо, мне казалось, что будто такой я себе ее и представлял. Я снова растерялся, не знал, что сказать. А что поделать? Мы все теряем дар речи, встречаясь лицом к лицу со своей иллюзией. Но Марта ; не иллюзия, она живой человек. И она стояла сейчас передо мной, уже в который раз усмехаясь моей неловкости.
; Почему... ты уволилась? ; спросил я, спрятав трясущиеся руки в карманах брюк.
; Не знаю... Просто в какой-то момент я поняла, что последнее время работала там только ради тебя, ; пожала плечами Марта. Она сказала это так просто, будто это было какой-то пустяковой банальностью. Но именно эти слова зажгли уже давно погашенную свечу в моей груди. ; Ты перестал звонить, и я поняла, что твоя жизнь окончательно наладилась, а значит ; свою миссию я выполнила, ; она направилась к выходу из зала ожидания. Я поплелся следом за ней.
; Прости меня, ; виновато произнес я, сделав несколько быстрых шагов вперед и встав перед женщиной.
; За что ты извиняешься? ; не поняла Марта, резко останавливаясь, чуть на меня не налетев.
; За все, ; ответил я.
Марта снова пожала плечами. Она не стала больше ничего говорить по этому поводу. Обойдя меня, она вышла из зала и пошла к лавке со сладостями.
; Мне еще несколько плакатов нужно развесить. Поможешь? ; скривив лицо от столь яркого солнечного света, спросила она.
; Конечно, ; с улыбкой на устах ответил я. Выхватил у нее из рук пакет с клеем и кисточками и подбежал к доске.
Марта ; мой якорь. Она ниточка, которая сшила меня заново, собрав все лоскутки воедино. Она человек, который понимал меня, как никто другой. Мой ангел-хранитель, мое спасение. Возможно, теперь у меня начинается новая жизнь. Я не знаю, что будет завтра, что будет на следующей неделе, через несколько лет. Но я точно знаю, что будет сейчас. А сейчас я уже никогда не отпущу человека, который вдохнул в меня новую жизнь.
Марта, спасибо...