Улицы были одеты в позднюю осень. Везде один и тот же вид: хмурые серые пальто дождливых туч, невесомые шарфы северных ветров, шапки угрюмых зонтов, под которыми люди укрывались от немилости небес. Складывалось впечатление, что вернулась мода на старое черно-белое кино, и погода, решив примерить на себя роль режиссера, подготовила декорации: лишила улицы практически всех цветов и красок.
Жилой комплекс, куда забрел Саша, не пестрил красками красавицы-осени. Деревья давно оголились, точно им надоели наряды уходящего года, что были уже не в моде. А новая коллекция от их любимого кутюрье ожидалась только весной. Ведь природа, как истинная модница, привыкла ждать. Она лучше продрогнет на морозе, но ни за что не станет носить то, что сейчас уже не модно. В этом районе была пара детских площадок, которые еще в прошлом месяце напоминали заплутавшую радугу, что забыла путь на небо и, решив остаться здесь, на земле, потускнела; из них будто выкачали весь детский смех и искреннюю радость, которыми ребята наполняли это место. Серые лавочки были покрыты мелкой изморосью, словно нарочно отпугивали от себя незваных зевак, любящих коротать свое время на их поверхности.
Над головой высились многоэтажки, через которые, видимо, не переступили в детстве, и они до сих пор продолжали расти. Лабиринт из высотных домов, казалось, был бесконечным. Оранжевый свет, затопивший квадратные глазницы окон, грел сильнее, чем редкое солнце, выглядывающее меж домов ближе к вечеру.
Лужи вбирали в себя всю тяжесть грозных туч. А затем выплескивали ее в лица случайных прохожих, что обходили их стороной, дабы не запачкать костюм, который и так уже был весь в пятнах минувшего дня. Молодой человек остановился у одной из многоэтажек и задрал голову вверх. Его взгляд словно по ступеням перебегал от одного окна к другому. Третий. Четвертый. Шестой. Восьмой. Восьмой этаж. Третье окно справа. Сегодня среда. И это уже его третье свидание с этим окном. Второе окно — соседнее — не горело оранжевым светом. Его очертания слабо выделялись на светлом кирпиче, окрашенном временной краской сумерек. И Саше показалось, что здание подмигивает, заигрывает с ним. У того была сотня лиц, еще больше глаз — их было тысячи. Но Саша выкрал взглядом пару их них — ту пару, что скрывала нечто ценное для его души. Ее звали Влада. И эти два окна, в которые смотрел сейчас Саша, были ее глазами, которыми она так любила наблюдать за вечерним пейзажем засыпающего города.
Влада была швеей. Шила на заказ свадебные платья. Саша был музыкантом. Шил музыку из нот. Она одевала невест в счастье, сотканное из белых кружев. А он одевал искалеченные человеческие души в надежду, что дарила его музыка. Влада умеет улыбаться нужным обстоятельствам и никогда не улыбается ненужным людям. Улыбки девушки, как предоставление ее услуг швеи, также имели свой прейскурант. За радость, искусно вплетенную в улыбку Влады, приходилось расплачиваться безоговорочным доверием и преданностью, подбадривающую улыбку она предоставляла тому, кто небезучастен и к ее проблемам, а улыбку, сияющую любовью, нужно было заслужить, заставив сердце девушки отчаянно трепетать в груди.
Саша увидел силуэт Влады в горящем теплом окне. Он улыбнулся солнцем в ответ оранжевому свету, который в отличие от Влады, был приветлив. Не отрывая взгляда от окна, Саша запустил ладонь в карман кожаной куртки и, не глядя на экран, набрал номер. Ее номер. Черствые гудки заглушили свист ветра, что обдувал и нещадно кусал ладонь молодого человека, безнадежно держащего телефонный аппарат у уха. Улыбка упорхнула с его лица. Она еще некоторое время сидела в душе, греясь у сердца. Но затем ее сдуло и оттуда холодным безразличием красивого женского силуэта в горящем окне.
Саша тяжело выдохнул, выпуская в открытое плавание дымчатое судно своего теплого дыхания. Он отнял от уха руку с телефоном и еще раз попробовал улыбнуться, будто надеялся, что невидимая сеть, соединяющая миллионы людей по всему миру, сможет передать ее Владе вместе с еще одним входящим вызовом, который все равно будет помечен на ее телефоне как "пропущенный".
"Уходи!" — жестоко крикнуло сообщение, стоило только Саше вскрыть засветившийся на сенсоре желтый конверт.
"Спустись, пожалуйста, я хочу с тобой поговорить", — пока Саша набирал это сообщение, ощущал на себе сотни выжидающих взглядов горящих глазниц многоэтажек, которые столпились в одном месте, как дети в музее вокруг редкого и очень привлекательного экспоната.
"Говори", — всплыл на экране его телефона яркий отрезок мысли девушки.
"Ты не отвечаешь на мои звонки", — Саша не любил казаться жалким и терпеть не мог жалких людей, которые кроме негодования не вызывали у него иных эмоций, хоть немного приближенных к положительным. Но сейчас ему было все равно. Ему было плевать на то, что скажут друзья и приятели, если узнают об этом, плевать на собственное внутреннее "Я", которое теперь сочтет его тряпкой. Перед глазами стоял лишь призрак силуэта, темным пятном проступившим на оранжевом полотне света, а в ушах звенел ее теплый смех, адресованный одной из подруг.
"Говори здесь, в сообщении!", — молодой человек пытался наложить эти слова на звонкий и чистый голос Влады, которым она делала заказ в кофейне недалеко от ателье, где работала, и которым она отвечала милым старушкам в трамвае, решившим завязать с ней разговор. Саша пытался. Но у него ничего не вышло. Ему даже начало казаться, что эти сообщения ему шлет не Влада, а кто-то другой.
"Открой хотя бы дверь подъезда. Я немного погреюсь", — его пальцы дрожали от холода, мочки ушей покалывало, а шею начало нещадно ломить.
"Нет. Говори: что ты хотел", — Саша решил не обращать на первую часть сообщения, которая обожгла его щеки холодом гораздо сильнее, чем неугомонный ветер.
"Здесь не могу", — молодой человек долго думал, прежде чем отправлять это. Поколебавшись еще несколько секунд, все же нажал на нужное место на сенсоре, и сеть, словно очень быстрая сова, доставила послание нужному адресату.
"Тогда пока", — будто насмехаясь над ним, погасло окно, в котором уже нельзя было увидеть силуэта Влады. Однако спустя всего каких-то несколько мгновений оранжевый свет затопил второе окно — соседнее. Только теперь девушка не спешила подходить к нему, решив не нарушать красивое полотно искусственного заката.
"Нет, стой!" — чуть ли не выкрикнул Саша, прежде чем набрать это сообщение на телефоне.
Ответ долго не приходил ему. Но молодой человек и не думал куда-то уходить. Он продолжал стоять у дома и смотреть, как окна ее квартиры все еще подмигивают ему, но теперь уже другим глазом. Ветер немного стих. Видимо, он заплутал среди высотных строений и никак не мог найти выхода из этого лабиринта, сотворенного умелой и хитрой рукой человека. Саша держал телефон в руке, боясь, что если уберет его обратно в куртку, может из-за усилившегося гула проезжающих мимо машин не услышать оповещение о новом сообщении. Телефон завибрировал спустя томительное ожидание, длительность в целую эпоху для его сознания.
"Что?" — одно слово. Всего лишь одно. Но и оно не дало угаснуть огоньку, который очень слабо еще тлел в его душе, измученной безответной любовью.
"Что во мне не так? Скажи, я исправлюсь. Обещаю. Я исправлюсь. Только скажи, что не так!" — Саша даже не стал перечитывать в спешке набранные им слова. Оборванные фразы. Оборванные мысли. Чувства. Нет, ему было не стыдно. И совсем не жаль себя.
"Я не меняю своих нежеланий", — Саша неосознанно сделал один шаг назад, а затем замер, напоминая каменную статую, которой вырвали сердце.
"Нежеланий?" — непослушными пальцами он еле набрал ответ.
"Да. Ты можешь измениться, но мои нежелания нет".
Вечер небрежно кинул свои темные покрывала не только на город, но и затолкал оторванный от этой материи кусок в душу парню, стоящему под окнами любимой девушки. Девушки, чьи улыбки и нежные взгляды были такими же непостоянными как и луна, меняющая свой облик каждую ночь. Неизменными были лишь ее нежелания. Нежелания. Какое мерзкое слово! Противное и гадкое на вкус. Напоминает горький сироп, который мамы дают своим детям, когда те болеют. Влада поступила иначе. Она напоила Сашу этим сиропом, когда недуг еще не успел свалить его с ног. Лекарство стало переносчиком инфекции, которое прошивало тело парня болью и сворачивалось в тугой узел в горле. Хотя... Он и до этого был болен. Был болен самой Владой. Был болен мыслью о ней. Мыслью о девушке, для которой он просто был нежеланием.
Лучше бы она послала его, обозвала, унизила, оскорбила, припугнула бы тем, что расскажет его приятелям о том, что он, Саша, весь вечер топтался под ее окнами, словно брошенная хозяевами собака. Лучше бы так. Противен может быть любой человек — даже случайный знакомый или прохожий. А нежеланием может стать далеко не каждый. Стать нежеланием для человека — это как стать для кого-нибудь любовью всей его жизни только наоборот. Нежелание, как и желание, — очень сильное чувство, сравнимое с яркой и долгосрочной эмоцией.
Влада не была жестока с Сашей. Она была лишь правдива. А правда не жестокость. Жестокость — ложь, в которую веришь, в которую порой приходиться верить. Жестоко и наше восприятие сказанных нам слов. Жестоки наши чувства, которые не поддаются контролю.
Саша последний раз посмотрел в окно, где горел теперь уже мягкий приглушенный свет, все же убрал мобильный в карман куртки, выдохнул серебристое облако теплого воздуха и пошел прочь от этого места. От долгого нахождения на холоде его щеки раскраснелись, кончик носа онемел, как и пальцы на ногах, а руки не слушались, безвольно повиснув вдоль тела. Саша шел, не разбирая дороги. Он проходил мимо детских площадок, топил новые ботинки в лужах, собирал, как знаменитая певица собирает цветы на своих концертах, гудки недовольных водителей, под чьи колеса чуть не угодил.
Парень вышел на проезжую часть дороги. Дождавшись зеленого света, перешел на другую сторону и двинулся к тротуару, отгороженного от дороги невысокой перегородкой. Яркие вывески магазинов нечеткими пятнами мелькали перед взглядом. Его зрение — как плохо настроенный фокус у фотоаппарата — показывало нечеткую картинку реального мира. И это отвлекало. Так Саша силился рассмотреть дорогу перед собой и старался не думать, что является чьим-то нежелание. Нет, не просто чьим-то, а нежеланием Влады. Именно ее нежеланием.
Сегодня эта девушка открылась ему совершенно с иной стороны. В нескольких сообщениях он увидел больше, чем увидел за эти восемь месяцев, что знал ее, чем увидел за те вечера, когда тайком провожал ее до дома, стоя за углом соседнего здания, чем увидел на страничке ее блога, теплого и уютного. Саша неидеальный. Да, парень и сам это прекрасно понимал. Он курит, немногословен, чаще хмур, чем улыбчив и приветлив, он ничего не смыслит в моде и искусстве. Понятно, почему такая воздушная и возвышенная девушка, как Влада, не захотела быть с таким, как он. Да, может, она и не была жестоко по-своему, но... Но разве его чистые и искренние чувства не стоят того, чтобы заслужить вежливого отказа? Разве он не заслужил одну из сочувственных улыбок девушки и шаблонных слов про "давай будем лишь друзьями"?
Саша остановился возле автобусной остановки, сел на лавочку и посмотрел на витрину магазина, что располагался по ту сторону дороги. Свадебный салон. Горько усмехнувшись лишь одним краешком губ, парень достал из кармана куртки сигареты. Зажав одну из них между бледных от холода губ, поднес к горстке табака, выглядывающего из белой трубочки, зажженную спичку. Затянулся. Его грудь поднялась, наполнившись никотином, который хищно обвил свои ладони вокруг легких. Подержав дым во рту еще какое-то время, выдохнул, едва не закашлявшись. Закружилась голова. Перед глазами все помутнело. Саша поднес к лицу зажатую меж пальцев сигарету. Посмотрев на нее с долю мгновения, выкинул на дорогу. Еще какое-то время оранжевый огонек тлел на асфальте, отбрасывая дрожащий свет вокруг себя, а затем машина, проехавшись по нему, потушила его и отбросила в сторону.
Парень достал телефон и стал что-то быстро печатать в нем, при этом шевеля губами. Его лицо было напряжено, меж бровей залегла глубокая складка, губы поджаты. Набрав сообщение, Саша долго смотрел в светящийся экран мобильного. Он уже собирался нажать на кнопку "отправить", как что-то его остановило. Одним касанием заставил экран потухнуть. Убрал телефон обратно. Вобрал в легкие свежего вечернего воздуха и поднялся на ноги. Пошел домой, желая скорее принять душ и смыть с себя сегодняшний день. Теперь он постарается больше не думать о Владе. О ее улыбках, ее смехе, голосе, теплом взгляде, который никогда бы не был обращен к ему.
"Отныне чувства к тебе — мое самое большое нежелание", — "Сообщение не отправлено"...