Меня зовут Анна ч. 1

Августа Волхен
Часть 1
Тропинки

|hominis|
Наверное, если бы вы спросили его, какое у него самое любимое время года, он бы на минуту задумался, подсчитывая всё любимое и не любимое по сезонам и месяцам. На некоторое время с его лица исчезла бы улыбка, сменившись красноречивой мимикой раздумья: губы слегка поджаты, брови сдвинуты к переносице. Прикинув все «за» и «против», он бы вновь широко улыбнулся и выдал вердикт: «Я люблю все времена года!» Голос у него был бы особенно звонким, таким задиристым, мальчишеским, а в карих глазах играли бы солнечные зайчики, и вы, глядя на него, пусть и на секунду, вы тоже полюбили бы все времена года и весь мир так же, как ваш собеседник.

В этот погожий июньский денёк он шагал по асфальтной дорожке между зеленеющих каштанов, пиная круглый серый камешек мыском черной потрепанной кеды и негромко насвистывая. Наверное, для человека, у которого завтра сложный экзамен и который к нему почти не готов, он выглядел слишком беззаботно. Вообще многие считали его на редкость беззаботным и не знающим каких-либо жизненных трудностей, эдаким любимчиком судьбы. Но это было не совсем верно. Просто молодой человек жил по двум принципам: «наслаждайся каждым моментом жизни» и «решай проблемы по мере их поступления». И сейчас, пиная камешек, он радовался хорошей погоде и шелесту ветра в зелёных шевелюрах каштанов, мысленно прикидывая, как эффективнее всего организовать свою подготовку к завтрашнему экзамену.
Наконец, набросав для себя план, он скачал на планшет нужный учебник, залил его в «читалку» [Звуковая программа для чтения электронных книг – «Cool Reader»], поставил чтение на среднюю скорость и, включив наушники, стал внимательно слушать, время от времени делая короткие записи в «Заметках».
Со стороны сложно было догадаться, что молодой человек готовится к экзамену: казалось, что он просто слушает любимую песню и переписывается в соц.сети.
Он шёл не торопясь, слушая и запоминая. И так, незаметно для самого себя, набрёл на каменную площадку среди старых акаций, известную своим прекрасным  видом на раскинувшийся внизу город, сверху похожий на большой весёлый муравейник, пестреющий цветными крышами и гудящий на все голоса машинами, автобусами и трамваями, которые в бесконечном потоке лились по извилистым улочкам.
Такой вид, разумеется, привлекал не только его. На смотровой площадке, разложив кисти и краски, удобно устроившись на раскладных стульях, сидели девушки – студентки Художественного училища. Тут же, у каменных перил, отделяющих площадку от обрыва, стояла компания подростков, которые громко разговаривали, хохотали и делали бесчисленные селфи на фоне укутанных лёгкой туманной дымкой гор. В скудной тени старой акации у края площадки стояла молодая женщина, уткнувшаяся в телефон, и её маленький сын лет пяти в голубой панамке, который то и дело дёргал маму за сумочку, пытаясь обратить на себя внимание, и шумно всасывал при этом молочный коктейль через соломинку.
Юноша оглядел всю эту пеструю толпу и прошёл вперёд, к каменным ограждениям, где никого не было, и, облокотившись, стал смотреть на простирающийся внизу светлый город и слушать электронный голос «Катрины».
Вскоре подростки ушли, а затем и мама увела малыша со стаканчиком из-под коктейля; после чего стало заметно тише. На площадке остались лишь художницы. И он рассеянно наблюдал, как они неторопливо окунают кисточки в акварель, смешивают цвета на палитре и пишут свои этюды. С того места, где он стоял, было практически не видно, что они рисуют, и поэтому, уходя, он нарочно прошёл за спинами художниц, чтобы заглянуть в их работы.
Они писали старые акации с шершавыми стволами и скрючившимися ветками,  туманную гору вдали, каменные перила и побелевшее от времени полуразрушенное старинное здание, увитое изумрудным плющом. Их работы были очень красивы, поэтому, уходя, он не смог не сказать: «Классно рисуете! Удачи вам в творчестве!» Девушки разулыбались и некоторые даже отправили ему вслед весёлое «спасибо!»
Только одна девушка сидела несколько поодаль от остальных, и он не смог как бы невзначай пройти мимо неё и заглянуть в её рисунок. Уходя, он ощутил её тяжёлый взгляд из-под отблёскивающих стёкол в толстой тёмной оправе. Странно, почему это так запомнилось ему?

На следующий день он в приподнятом настроении (потому что получил пять за ответ на сложнючем экзамене и потому что одна четвёртая его шестой сессии позади), взбежал по каменным ступеням на площадку, где рисовали студентки.
Одна из девушек – симпатичная шатенка в вышитой рубашке и зелёными наушниками – поздоровалась с ним, и он в ответ поздоровался и с ней, и со всеми остальными девушками и потом прошёл к каменному забору, усевшись на котором, принялся читать Майн Рида. Согласитесь, что человек, сдавший экзамен, заслуживает приключений, в которых есть благородные храбрые герои, прекрасная Луиза Пойндекстер, злобный Кассий Колхаун, и таинственный, немного жуткий «всадник без головы, мчащийся по прерии».
Кому-то, возможно, покажется странным, что третьекурсник экономфака в четвёртый раз перечитывает эту «детскую» книгу и продолжает получать от неё удовольствие. И пусть кажется. Наш герой не обращал внимания на подобные мнения, и никакое мнение не мешало ему делать то, что нравится.
Рисующим поблизости девушкам, впрочем, было всё равно, что он читает. Им был интересен он сам, и они то и дело шушукались, поглядывая в его сторону. Почувствовав с их стороны интерес, он спрыгнул с перил и подошёл к девушке с зелёными наушниками.
Через какое-то время они весело болтали, обсуждая новую серию ими обоими любимого сериала. Девушку звали Мариной.
Ещё через день он знал имена всех девушек – Марина, Света, Вика, Катя, Анжела, Дина. Всех, кроме одной.
Невысокая, чуть-чуть полненькая, девушка с короткими русыми волосами, одетая всегда в светлое. Она почему-то держалась немного особняком, хотя время от времени и разговаривала с другими девушками, а те в свою очередь дружелюбно ей отвечали. Но всё же она была как бы сама по себе. Она сидела почти у самого края площадки и сосредоточенно рисовала, склонившись над своей работой так, что невозможно было разглядеть её рисунок.
И вообще в ней было что-то… странное.
То, что она как бы вместе со всеми, но сама по себе. Или то, как она иногда смотрела на него – как-то мрачно и слишком пристально. Как будто задумалась о чём-то тяжёлом, безрадостном, и взгляд её случайно остановился на нём. Ему даже как-то становилось не по себе от этого взгляда, хотя он и не мог объяснить, почему. Ведь, вроде бы, она смотрела на него без какого-то осуждения, оценивания и уж тем более без насмешки. Однако и любопытства в этом взгляде тоже не было. Поэтому он никак не мог понять, зачем она так на него смотрит. И оттого ему хотелось подойти и спросить: «Почему ты так на меня смотришь?», но ещё больше ему хотелось сказать: «Не смотри на меня».
Но когда он сам незаметно (как ему казалось) наблюдал за ней, когда она рисует, она казалась ему какой-то отчуждённой и одинокой, и от этого хотелось пожалеть её.
Поэтому через несколько дней он уже сам не знал: раздражает ли его эта девушка или интересует.
Ещё спустя некоторое время он решил, что должен поговорить с ней, как-то поддержать её, ведь она так отстранена от всех. Наверное, ей тяжело сходиться с людьми, и у неё мало друзей.
Нужно хотя бы попытаться поговорить с ней.

Но о чём он будет с ней разговаривать? «Привет, как дела?» - Нет, конечно. Для начала нужно просто подойти к ней и посмотреть, что она рисует. А там будет проще завязать разговор. Осталось просто найти повод как бы невзначай сходить на другой конец площадки.

|mulier|
Анна терпеть не могла лето: жара, пыль, мухи, комары… Анна любила осень.
Но как назло было только самое начало июня. Весна в этом году выдалась жаркая, душная, и лето начиналось точно так же.
Горячее солнце безвылазно маячило над горизонтом с раннего утра до самых сумерек ещё с конца мая, когда все местные облака и тучи сбежали на снеговые пастбища Главного Кавказского хребта и с тех пор больше не объявлялись.
Как раз в конце мая у Анны началась двухнедельная практика: вместе с однокурсницами она ходила на пленэр – делать эскизы домов, деревьев, фигур людей. Место они выбрали очень живописное: старинная площадка, выложенная камнем и окружённая грубо отёсанными массивными каменными перилами; вокруг площадки с одной стороны простирался лес (это были в основном ивы и акации), а с другой – открывался великолепный вид на раскинувшийся у подножия горы город. Множество отблёскивающих на солнце разноцветных крыш, узкие кривенькие и прямые широкие улочки и улицы, снующие по ним туда-сюда машины с блестящими разноцветными спинками, дребезжащие по рельсам усатые трамваи – и над всем этим жаркое летнее марево, в котором тонули изумрудные холмы, раскинувшиеся за городом…
 А в особенно ясную погоду иногда можно было даже увидеть двухглавого красавца Эльбруса.
Место было удачным по многим причинам – здесь были красивые виды, и сюда приходило достаточно много людей, которых можно было порисовать, а недостаток один – слишком мало тени, что особенно остро чувствовалось в это несносно жаркое лето.
Жарким июньским полднем Анна сидела на самом солнцепёке и рисовала полуразрушенное старинное здание, почти потерявшееся в буйной зелени высокой травы и цепких лапок плюща, увивающего выгоревшие стены, испещрённые чёрными трещинами. Внутри здания росла старая акация, которая уже давно пробила собой крышу и раскинула над руинами дома свои корявые ветви, как бы защищая то, что осталось от дома.  Анне нравилась эта парочка, поэтому она рисовала их уже третий день: ей хотелось, чтобы дом и акация были точь-в-точь такими, какими их видела она, а для этого нужно было потрудиться. Кроме того, Анна была убеждена, что у хорошего художника изображаемая реальность подчас выглядит гораздо красивее (Анна любила говорить «вкуснее»), чем действительность, которую мы видим вокруг себя. 
Подул лёгкий ветерок, растрепав непослушные Аннины русые волосы. Анна всегда их коротко стригла (чтобы не мешали), и сейчас, освещённые лучами склонившегося к западу солнца, её волосы сияли золотистым ореолом вокруг её светлого кругловатого лица с острым упрямым подбородком. Анна заправила волнистую прядь за ухо и вернулась к рисунку, который был уже почти готов.
- Ань, ты скоро? – крикнула однокурсница Дина, оглянувшись на Анну и собирая акварели.
Анна не любила, когда её называют Аней. Ей не нравилось это имя, и она считала, что оно ей не идёт; нередко она просто не откликалась на «Аню». Ей было непонятно, почему люди не называют её Анной, как она всегда и просила. Разве это так сложно или так длинно? Просто «Анна». Но к одногрупникам она за три года привыкла (к тому же, большинство из тех, с кем она много общалась, всё-таки довольно часто называли её так, как она просила).
Однако, когда при новом знакомстве Анна представлялась: «Меня зовут Анна», все неизменно тотчас же начинали называть её Аней. Ведь для людей Анна и Аня – синонимы, взаимозаменяемые слова. Люди не разграничивают их. Вернее разграничивают, но только на работе или во время официальных мероприятий.
- Ань, так что? – повторила Дина. – А то мы уходим.
- Да, хорошо, - ответила Анна. – А я ещё немного поработаю.
Анна не торопилась уходить, потому что надеялась, что тот молодой человек, что вот уже несколько дней приходил сюда, придёт и сегодня.
Обычно он приходил, мягко ступая резиновыми подошвами потрёпанных чёрных кед с большими белыми звёздами, забирался на каменные перила и некоторое время сидел так, то слушая музыку в наушниках, то читая какой-то учебник, то наблюдая за рисующими, или просто глядя на раскинувшийся внизу город и покусывая сорванную тут же травинку.
Вообще (Анна его быстро раскусила) он лишь прикрывался книгой или делал вид, что любуется видами. На самом деле он наблюдал за рисующими постоянно, он был ужасно любопытный.
Анне и самой нравилось за ним наблюдать. А когда он заговорил о чём-то с её одногрупницей, она почувствовала лёгкий укор ревности.
Анна любила смотреть на него. Как он, немного ссутулившись сидел на заборе, а ветер ерошил его и без того растрёпанные каштановые волосы. Ей нравились его яркие футболки – то оранжевая, то жёлтая с зелёным, то красная. Даже в эти солнечные дни с его приходом на площадке становилось как-то ещё ярче и веселее. Конечно, дело было не в футболках, но всё же…

Несколько раз Анна ловила на себе его  настороженный взгляд, и, хотя она знала, что такая настороженность – вполне обычная реакция незнакомых людей на неё, что им трудно привыкнуть к тому, какая она, внутри неё что-то непривычно замирало от этого взгляда и сердце начинало биться чуть быстрее.
Вчера, когда однокурсница сказала что-то смешное, парень весело расхохотался, сверкая белыми зубами, а на щеках у него запрыгали самые очаровательные, какие только Анна видела, ямочки. Анна поспешно наклонила голову, чувствуя, как кровь приливает к её собственным щекам.
Ей было обидно, что он смеётся над шуткой Марины, да ещё так весело, заразительно. Ей было обидно, когда он подходит к Марине или Дине или Кате и смотрит их рисунки, а к ней, Анне, он так ни разу и не подошёл. И, хотя она понимала, что у неё нет никакого права ни на обиду, ни на ревность, ничто не могло заставить её не чувствовать это.
А сегодня он и вовсе не пришёл. А ведь хорошо бы было, если бы он пришёл, а никого кроме Анны нет!..
Анна промыла кисти и стала собирать акварели, растягивая время.
Сонный тёплый ветерок нежно перешёптывался с листовой старой акации, стрекотали кузнечики в густой траве, солнце уже начало склонятся к горизонту…
…А он так и не пришёл.

Прошло ещё три дня. За это время знакомый незнакомец Анны подружился со всеми её однокурсниками. Со всеми. Кроме Анны.
Анна чувствовала себя обойденной вниманием. Хотя и знала, что обычно незнакомые люди боятся подойти к ней и заговорить, что она выглядит замкнутой и что им нужно время, чтобы привыкнуть к ней. Но всё равно ей было грустно и как-то непривычно одиноко.

На следующий день молодой человек явился с биноклем. С большим биноклем в чёрном кожаном футляре. Как ни в чём не бывало, он поздоровался со всеми девушками, поговорил с Мариной, а затем уселся на заборе с учебником по макроэкономике и английским журналом «POLITIC & ECONOMIC» в руках. Он немного почитал учебник, потом полистал журнал, но довольно быстро это ему надоело и, отложив журнал и учебник в сторону, он стал рассматривать город в бинокль. Анна сидела к нему боком и наблюдала краем глаза, разумеется, делая вид, что увлечённо рисует. И вдруг она заметила, что парень слегка повернулся и теперь смотрит в бинокль на неё. Она едва-едва сумела не выдать своего открытия, хотя и опасалась, что её могут выдать вспыхнувшие щёки.
А молодой человек, полагая, что его махинации с биноклем остались незамеченными, стал следить за работой Анны, почти не скрываясь. Анна же упорно не подавала виду, что замечает это.
Эта игра продолжалась почти весь день.
Ближе к вечеру девушка всё-таки не выдержала и, повернувшись к молодому человеку, сказала:
- Если вам так интересно, что я рисую, то можете подойти и посмотреть.

|hominis|
От неожиданности он вздрогнул, выпустил из рук бинокль (тот, к счастью, повис на ремне на шее) и едва не упал с забора, вовремя успев ухватиться за него руками. Несколько секунд он в изумлении смотрел на девушку: во-первых, она обратилась к нему, во-вторых, на «вы» (последнее было, даже скажем, обидно).
- Это ты мне? – наконец, спросил он, указав на себя. Девушка кивнула, и юноша, спрыгнув с забора, подошёл.
- Привет, - сказал он.
- Здравствуйте, - ответила она и улыбнулась (улыбка вышла довольно натянутой).
- «Здравствуйте»? – нахмурившись, переспросил парень. – Я что, выгляжу на сто лет?
- Нет, - ответила девушка. – Я так со всеми незнакомыми здороваюсь.
- И какой же я незнакомый? – спросил юноша немного сердито. – Ты разве первый раз меня видишь? Я тут часто бываю.
- Знаю, - ответила девушка, снова сопроводив свой ответ улыбкой, которая выглядела натянутой.
- И почему бы тебе не называть меня на «ты» в таком случае?
- Потому что видеть друг друга издалека – это ещё не значит быть знакомыми. И ещё – вы старше меня. А со старшими…
- «Вы старше»! – вскипел молодой человек, и у него промелькнула мысль: «Да ты себя ведёшь в два раза старше, чем я, о чём вообще речь!» - Ладно, - успокоившись, сказал он, - так можно посмотреть Ваш рисунок, раз уж Вы сами предложили?
Девушка с лёгкой улыбкой, которая-выглядела-натянутой, наградила его своим тяжёлым взглядом и протянула ему почти дорисованную работу с Эльбрусом на фоне ясного неба:
- Можно, - сказала она.
Некоторое время он рассматривал акварельный рисунок. Затем, отдавая листок, произнёс:
- Вы очень хорошо рисуете.
- Если вам неудобно называть меня на «вы», то не надо этого делать, - каким-то наставительным тоном сказала девушка.
- Серьёзно? – с издёвкой переспросил юноша и кивнул: - Окей. Тогда давай договоримся называть друг друга на «ты».
Девушка снова одарила его своим специфичным взглядом, что парню стало не по себе.
- И можешь… - начал, было, он говорить «…не смотреть на меня так, как будто хочешь просверлить дыру», но остановился, решив, что это будет невежливо. Вообще, ему хотелось уйти, но он не мог так закончить разговор. Однако, что сказать, чтоб исправить такое положение вещей, он не знал. Но тут девушка сама сказала:
- Хотите другие рисунки посмотреть?
Юношу снова немного передёрнуло от её «хотите», кроме того, он удивился её неожиданному предложению. И поэтому  лишь спустя несколько мгновений он ответил:
- Давай.
Девушка протянула ему скетчбук и спросила:
- Что вас так удивляет?
- Вот ты показываешь мне свои рисунки, - сказал он, открывая блокнот и взглянув на неё исподлобья, - а называть на «ты» отказываешься.
- Люди часто смотрят, как я рисую, - ответила она. – В кафе, в транспорте – везде. Они подходят и смотрят. Двигающийся по листу карандаш их как будто гипнотизирует. Они могут долго стоять и наблюдать.
- Хм, - произнёс он, повернув страничку и посмотрев на девушку, - а разве не у всех творческих людей – как это сказать? – такое большое и очень личное пространство?
- Мне не мешают наблюдатели, - ответила девушка, едва заметно пожав плечом.
- Твои однокурсницы, когда я подхожу, всегда перестают рисовать, - заметил молодой человек.
Девушка ничего не ответила, но её молчание довольно красноречиво выразило её мнение по этому поводу.
- То есть, если я буду подходить, то смогу понаблюдать, как ты рисуешь? – спросил юноша.
- Милости просим, - ответила она и улыбнулась улыбкой, выглядевшей уже чуть менее натянутой.
- Договорились, - довольно ответил он.

|mulier|
На следующий день жара стояла страшная. Небо, казалось, раскалилось добела, воздух был сухой и пах высохшей травой и горячей пылью. Все художницы дружно перебрались в скупую тень старых акаций.  Никто, кроме Анны, не рисовал: все изнемогали от жары. Анна же, время от времени попивая из бутылочки воду, спокойно делала наброски однокурсниц, которые улеглись вздремнуть в траве. От жары им было лень поворачиваться и вообще двигаться, что делало их идеальными натурщицами.
Анна думала, что вчерашний демократически настроенный молодой человек не придёт сегодня, но он пришёл.
- Ну и жарища!!. – заметил он и сунул ей в руку стаканчик с мятным мохито, в котором на дне блестели кубики льда. - Держи.
- Спасибо, - сказала Анна, взяв стаканчик, который был мокрый от конденсата и приятно охладил её руку.
- Не за что, - ответил парень и тоже сделал несколько жадных глотков через соломинку из своего стакана. Затем, взглянув на рисунок Анны, восхищённо произнёс:
- Вау! И как ты только умудряешься работать в такую жару? Да ещё и так хорошо.
- Спасибо, - вновь сказала девушка и улыбнулась.

Больше получаса он молча наблюдал за её работой, а потом спросил:
- Как тебя зовут?
- Анна, - ответила она.
Он внимательно посмотрел на неё и сказал:
- Хорошо.
После чего он заметил, что на небе появилось целых два облачка и что скоро, вероятно, погода всё-таки сменится. В это время проснулась Марина, которая разбудила всех остальных девочек, и Анне так и не удалось улучить минутку, чтобы спросить его имя, а делать это при однокурсницах ей не хотелось.
Она, конечно, неоднократно слышала его имя: девушки часто о нём говорили и обращались к нему, но Анна не чувствовала по-настоящему той связи между произносимым ими именем и ощущением того необъяснимого тепла и света, которые излучал это молодой человек с карим искрящимся взглядом.
Это имя было ей как будто чуждо, холодно; в устах других девушек оно звучало так, что Анне и вовсе не хотелось его произносить – пробовать его на вкус. Девушка думала, что если сам юноша назовёт ей своё имя, то это странное и неприятное ощущение, которое она сейчас испытывает, пропадёт.

Прошло ещё два дня. Молодой человек неизменно приходил на площадку наблюдать за работой Анны. И ему действительно было интересно. Он сидел и наблюдал, иногда спрашивал и внимательно слушал. Анне это нравилось. Словно он прибавлял ещё смысла ко всему, что она рисует, и это вдохновляло её.
А ещё – он ни разу не назвал её Аней. Всегда Анной. Это было так удивительно! Самое странное, что ему даже не составляло никакого труда называть её Анной. Ему, кажется, даже нравилось это.
Когда он приходил, он здоровался со всеми девочками просто: «Привет». А с Анной: «Здравствуй, Анна», - и улыбался. Он вообще был улыбчивый малый.
Со временем другие девочки, особенно Марина, даже начали ревновать, что он всё больше времени проводит с Анной. Анна замечала их косые взгляды и недовольное бормотание и только внутренне улыбалась.
Спустя время, наблюдая за её работой, он то и дело рассказывал что-то смешное или читал отрывки из разных учебников, перепутывая предложения и переворачивая их вверх ногами, и смеялся получившейся чепухе. Потом спохватывался, что отвлекает её от работы, а она отвечала, что не отвлекает, и тогда он начинал расспрашивать её о рисовании, а она отвечала, неизменно увлекаясь. Как-то приятно и легко было рассказывать ему обо всём…
Со временем Анна научилась говорить ему «ты», и когда она впервые так к нему обратилась, он не смог не съязвить, что, мол, он не верит своим ушам, что чудо свершилось. А потом сказал, что он рад.
Время от времени девушка по ошибке называла его на «вы». Он ничего не говорил, только искоса сверкал на неё карим недовольным глазом.

А в один день молодой человек пришёл, присел рядом на корточки и некоторое время сидел молча, наблюдая за работой Анны. А потом сказал:
- А у меня сегодня экзамен. – И, помолчав, добавил негромко: - Пожелай мне удачи, Анна.
Анна сказала:
- Удачи.
Ей хотелось добавить ещё тёплых слов и пожеланий, но она не нашла подходящих и промолчала. Молодой человек ушёл.

После этого он несколько дней не приходил, а затем у Анны закончилась практика.
Анна скучала по своему новому знакомому, по его зубастой улыбке, заливистому смеху и голосу какого-то особенного светлого тембра; скучала по тому особенному ощущению, которое она испытывала, когда он был рядом. Анна как-то даже один раз сходила туда, где рисовала всё это время, но никого там не встретила.

Анна подумала: «Ну, вот и конец сказке», и в душе стало горько и тоскливо, как будто отняли что-то очень важное.

Но через несколько дней она вдруг увидела его из окна трамвая. Он тоже увидел её и, весело улыбаясь, помахал ей рукой. Анна была тоже рада, но в ответ смогла лишь неуверенно помахать рукой.
Ещё через два дня Анна возвращалась с однокурсницей с занятия по рисунку, а навстречу им на велосипеде промчался он с криком: «Приве-е-ет!», и трезвоня в звонок на руле. Анна не успела даже ему ответить. Зато на душе стало светлее…
А потом больше недели они совсем не пересекались.

И вот однажды вечером, после не очень удачного дня, Анна пошла побродить по парку. Воздух был влажный, высокие каштаны прятались в молочно-белом тумане. Анна шла медленно, глядя себе под ноги, и не заметила, как вышла на знакомую каменную площадку над городом, где она провела две недели за эскизами.
Под мелким моросящим дождиком волосы и одежда Анны намокли, но это было приятно: дождь и туман напомнили Анне об осени, и ей стало немного легче на душе. Она подняла голову и огляделась: всё было влажно и серо, зелёная листва казалась совсем тёмной, низкое небо нависло над городом. А ещё она увидела человека, который, нахохлившись, как птичка на жёрдочке, сидел на каменной ограде.
Он заметил её, когда она подошла уже совсем близко. Поднял голову и как-то странно взглянул на неё из-под тёмного капюшона. Плавно соскользнул с забора и совсем негромко произнёс:
- Здравствуй, Анна.
- Привет… - ответила Анна.

|hominis|
Он смотрел на неё и не верил, что она рядом. Все эти четыре бесконечных дня, что он приходил сюда в надежде встретить её, наконец, обрели смысл.
Её светлые волосы совсем закудрявились и потемнели от дождя, белая щека блестела от влаги, на тёмных ресницах повисли бисеринки воды. Так непривычно было видеть это лицо без очков. Оно казалось каким-то совсем юным, детским. Но только не глаза. У ребёнка не бывает таких взрослых глаз.
Они смотрели на город внизу. В этом туманном царстве всё замерло: ни ветерка, ни крика птицы, ни шума машин. Все звуки поглотило туманное море.
- Некоторое время назад, - спустя минуту-другую задумчиво произнесла Анна, - читала одну книгу и зацепилась за фразу: «Вы любите туман? Я думала, его никто не любит». И ей отвечали, что они любят. Да ещё  так, будто они любят туман, потому что они такие хорошие, что любят даже плохую погоду. Аж обидно стало. Это ведь дискриминация! Если подумать, почему его можно не любить?
Анна подняла голову и оглядела город, окутанный беловатой матовой пеленой тумана. Молодой человек, внимательно слушавший девушку, смотрел на неё, ожидая продолжения. Ему было странно и интересно, что какая-то фраза, вычитанная в книге, могла задеть её так сильно и что она могла всерьёз обидеться на персонажей за такое их неискренне отношение к туману.
- Наверное, его можно не любить из-за сырости, - продолжила Анна, - некой вязкости, холодности. Или из-за того, что в тумане, всё нечётко, размыто. Но что же в этом неприятного? Конечно, в некотором роде туман неуютный, он сырой и белый, потому что из-за обилия влаги в нем хуже рассеивается свет, и через толщу тумана ты видишь мир более мягким, менее контрастным. Но ведь это красиво… Туманные сумерки, ореол света фонарей, даже то, что города вдалеке не видно; разве есть в этом что-то отталкивающее? В тумане часто холоднее, чем без него; белый влажный туман и – холодно. Долго думала и поняла, что это чувство можно описать фразой «хочется жить еще больше, чем обычно», - девушка смолкла, задумавшись. Потом повернулась к юноше вполоборота и сказала: - Холод щиплет и покусывает. Но разве людям это совсем не нравится? Алкоголь обжигает горло, но его пьют. И это тоже нравится людям, и они тоже еще больше хотят жить.
Молодой человек улыбнулся. Всё-таки, какая это необычная девушка! Начиная с её нелюбви к своему сокращённому имени и заканчивая искренним негодованием по поводу чьего-то отношения к туману. Интересно, есть ли такие темы, на которые у неё не найдётся своего особенного и твёрдого убеждения?
Потом он спросил:
- Значит, тебе нравится туман? По-настоящему нравится?
- Да.
- Мне тоже нравится туман. Потому что я люблю разнообразие в погоде. Если бы было всё время солнечно, это было бы скучно. А так эта череда – солнце, дождь, туман, облака, снег, буря, солнце, туман и так далее – так живётся гораздо интереснее, - он улыбнулся. – Я никогда не думал, что не любить какую-то погоду – это дискриминация. Ты так необычно на всё смотришь, - и он снова улыбнулся. Анна тоже едва заметно улыбнулась в ответ.
Потом он достал из кармана куртки красное яблоко с жёлтым боком и протянул Анне:
- Держи.
Анна ответила «спасибо» и взяла яблоко. Руки их на мгновение соприкоснулись. Рука у Анны была прохладная и приятная на ощупь. Прямо как в туман в её рассказе. Действительно есть что-то схожее между ними.

Через полчаса они вместе пошли к остановке.

|mulier|
Было начало июля. День клонился к вечеру, а в небе собрались грозовые тучи. Воздух был какой-то душный и пыльный; голуби шумно пикировали около лавочек в поисках хлебных крошек и семечек. Небо было того необычайного насыщенно-серого цвета с фиолетово-синим оттенком, каким оно бывает лишь перед грозой. Несколько туч ещё сияли золотистой окантовкой, пропуская лучи спрятанного за ними солнца. Однако пройдёт совсем немного времени – и это сияние исчезнет, небо станет густо-серым, воздух – совсем холодным и сумеречным – и тогда хлынет дождь. Анна любила наблюдать такие погодные изменения, смотреть, как меняется свет, запах и вкус всего, что её окружает.
И теперь она неторопливо шла после занятия к остановке, наблюдая за меняющимся городом. Девушка чувствовала лёгкую усталость, но это была приятная усталость, потому что сегодня ей удалось по-настоящему хорошо поработать. Кроме того, эта усталость придавала особую остроту её ощущениям.
Анна сняла наушники и шла, ожидая услышать раскаты грома.
Но вместо этого услышала за спиной:
- Ку-ку!
Она узнала голос, оглянулась: точно, он! Улыбается во все зубы, а красная рубашка полыхает костром среди этого серого предгрозового города.
- Привет, - весело сказал он.
Анна ответила не сразу, и он возмущённо спросил:
- Эй, Анна, ты здороваться разучилась?
Тогда Анна, наконец, сказала:
- Привет.
И тут раздался удар грома.
Молодой человек поднял указательный палец вверх и заметил:
- Анна сказала, гроза подтвердила. Вы не сёстры?
Девушка мрачно посмотрела на него исподлобья:
- Нет.
На пыльный асфальт упало несколько крупных капель.
Молодой человек вдруг взял Анну за руку и потянул за собой:
- Пошли.
- Куда? – спросила она. Но всё-таки пошла.
- Спасаться от дождя, конечно, - ответил юноша на ходу.

Он привёл её в маленькую кофейню при кондитерской. Они уселись за столик возле окна. На улице уже вовсю шёл дождь, раздавались перекаты грома, а по тротуару туда-сюда спешили люди. В кофейне было тепло и уютно, пахло кофе и пирожными. Юноша протянул Анне меню:
- Выбирай, что тебе хочется, - сказал он.
Анна даже не взглянула в меню:
- Нет, спасибо. Я не буду, - ответила она.
- Да брось, я же знаю, что ты сладкое любишь!
Анна даже не сразу нашлась, что сказать, а он между тем продолжил, загибая пальцы:
- Ты любишь молочный шоколад, особенно с орешками и чернично-йогуртной начинкой, любишь слойки с клубничным джемом. Сто пудов, ты и пирожные любишь, хоть я и не видел, что ты их ешь.
Анна смотрела на него в упор и всё ещё медлила с ответом.
- Да и потом, там всё равно дождь, - молодой человек кивнул за окно, - и мы переждём его за едой. А ты что-нибудь расскажешь мне.
- Заказывай, что ты хочешь, - наконец, сказала Анна.
Молодой человек подозвал официантку:
- Девушка, подскажите, что у вас здесь самое сладкое?

Когда принесли их заказ – два шоколадных пирожных с карамелью и сгущёнкой и латте с ванилью для Анны и чай для молодого человека – Анна спросила:
- Скажи, пожалуйста, как тебя зовут. Мы столько уже общаемся, а ты до сих пор не назвал мне своё имя.
Юноша посмотрел на неё внимательно, потом спросил:
- Да неужели ты до сих пор не знаешь моего имени?
- Знаю, - ответила Анна. – Но вежливее было бы представиться.
Молодой человек задумался, прикидывая что-то в уме. Потом сказал:
- Возможно. Но это пока неважно. Ты давай ешь.
Сказано это было нарочито спокойным и даже таким серьёзным голосом. Анна взглянула на него как на ребёнка: вот наивный! Он что, в самом деле, думает, что сможет он неё так просто отделаться? Хотя нет – он просто интригует её и заставляет чувствовать себя слегка виноватой за то, что не спросила его имя раньше.
- Анна! может, хватит на меня так смотреть!? - возмущённо воскликнул юноша и поставил на стол кружку с чаем, так и не отхлебнув.
Анна, конечно, «так» смотреть не перестала. Вот смешной!
- Анна, ну что за манера так смотреть на живого человека! Ты хоть иногда моргай, что ли, для приличия! И давно ты  практикуешь эти свои пытки – «пять минут под Анниным фирменным взглядом»? Люди, наверное, раскалываются на первой же минуте!
Анна улыбнулась этим словам и потом тихим спокойным голосом повторила свой вопрос:
- Так как тебя зовут?
- Анна!.. – широко распахнув глаза от негодования и потрясая шоколадной булочной в правой руке, воскликнул юноша. – Я морально истощён!..
Негодование в этих глазах было смешано с мальчишеским весельем, желанием устроить фейерверк чувств, втянуть Анну в свои безумные пляски с бубном вокруг костра.
Но потом молодой человек опустил голову к своей кружке.
- Мне нужно подкрепиться, - важно сообщил он и откусил от булки, а потом с удовольствием запил чаем.
Анна тоже откусила от булочки и сделала несколько глотков ароматного латте.
Наконец, молодой человек дожевал, ещё раз отхлебнул чая и, чуть прищурив глаза, серьёзным и даже торжественным тоном произнёс:
- Вот что я решил, Анна. Вследствие того, что ты запозднилась (эдак на пару недель) спросить моё имя… - он сделал многозначительную паузу. - …то придётся тебе самой его придумать! – довольный собой закончил он и посмотрел на неё, ожидая реакции.
Анна фыркнула:
- Да не вопрос!
Подперев голову рукой и прищурившись, Анна сконцентрировалась на сидящем перед ней юноше.
Растрёпанные тёмно-каштановые волосы, тёмная родинка на загорелой шее, подвижное улыбающееся лицо, белые зубы в улыбке, слегка вздёрнутый нос и - глаза… Карие, такого удивительного мягкого шоколадного оттенка, тёплые и глубокие, что глядишь и не наглядишься. И когда ты смотришь в них, они проникают в самую твою душу, а ты всё разгадываешь и разгадываешь их загадку, но не находишь ответа.
Молодой человек, смущённый долгим пристальным взглядом, немного повернул голову и взглянул на девушку искоса: мол, долго ты ещё будешь меня так внимательно рассматривать? Оранжеватый свет кофейни в этот момент осветил его лицо: карие глаза из шоколадных стали золотисто-янтарными – такими открытыми, честными, солнечными. Словно сама его душа, не скрываясь, на мгновение промелькнула в этих глазах, взглянула из-под распахнутых ресниц без игры и притворств. Мгновение – и юноша отвернулся: солнце скрылось за тучами, в комнате плотно закрыли ставни – янтарный свет погас. Но Анна ещё чувствовала солнце этого взгляда внутри себя. И ей было тепло.
И она отвела взгляд. Имя, которое она искала, несколько мгновений назад родилось в этом янтарном свете. И она успела его поймать.
Через некоторое время молодой человек спросил:
- Ну, так что? Придумала?
Анна кивнула.
- Джек, - произнесла она. – Я буду называть тебя Джек.
- Хм, - он взглянул на неё немного исподлобья и задумался. Тёмные брови сошлись у переносицы. Потом серьёзно спросил: - Тебе дом построить или к великанам сводить?
Голос серьёзный, а в глазах сноп искр. «Дурачится», - с какой-то нежностью подумала Анна и ничего не ответила. А он, решив, что она обиделась, немного смутился и торопливо добавил:
- В смысле, мне нравится. Классное имя!
На несколько минут он смолк, в задумчивости вращая на столе чайную ложку, то двигая туда-сюда кружку с недопитым чаем.
Наконец, взглянув на Анну, он сказал:
- Мне правда нравится это имя, Анна. Просто это так непривычно – получить имя на двадцать первом году жизни… Но я привыкну, - он улыбнулся. – Я прямо чувствую, как привыкаю.
Потом вдруг живо схватил Анну за руку (при этом чуть не опрокинув свою кружку с чаем) и, воодушевлённо блестя глазами, попросил:
- А ну скажи, скажи ещё раз моё имя!
- Джек, - ответила Анна, улыбаясь.
- А ещё?
- Джек, - повторила Анна.
Джек удовлетворённо вздохнул и, подперев голову обеими руками, мечтательно проговорил:
- Эх, как хорошо ты говоришь, Анна!..
Он был такой милый в этот момент, что Анне захотелось погладить его по голове.
- О, кстати! – вновь оживился Джек. – Знаешь, кто мы теперь будем?
- Кто? – спросила Анна, и ей правда было интересно.
- Анна – это такое торжественное, королевское имя. А Джек – бойкое, такое весёлое, из простого народа. Ты будешь королева Анна, а я простой башмачник Джек, который отправился на поиски счастья и встретил тебя. - Джек широко улыбнулся. – Ну, и тут уж без вариантов, - категорично продолжил он, - королева Анна сбежала из дворца с башмачником! – он посмотрел на Анну и, не видя сопротивления, добавил: - Ты согласна?
Анна тоже улыбнулась ему и ответила:
- Согласна.