Ранняя осень, она же бабье лето. Наряды деревьев еще зеленые, но уже в желтых заплатах, и с каждым днем эти заплаты все разрастаются. В городских садах и скверах появились какие-то лесные птички, стайки которых стремительно проносятся над улицей, от кустарника к кустарнику, от аллеи к аллее, с веселым писком. Что за птицы? Как зовут этих лесных гостей? Они каждую осень навещают город, но мы не знаем их названия, потому что давно оторвались от живой природы и встречаемся с ней только на даче, гоняя вороватых дроздов и непрошеных зайцев, да еще когда ходим в лес по грибы. Асфальт отрезал нас от матери-земли, потолок квартиры отделил от вечного неба, и сколько лет уже наш род живет между небом и землей. Кажется, грозный Зевс низверг нас с небес, а потом Геракл оторвал от земли, как Антея… Но как все-таки зовутся эти шумливые пташки? Сами серые, крылышки желтые с прозеленью, с белыми пятнами. Они каждую осень наведываются в город и пищат себе, перекликаются на лету. А что потом, когда приближается зима? Откочевывают к югу, где теплее и сытнее? А почему их не видно в городе весной, когда все пернатые возвращаются?
Эти почти философские размышления посетили голову студента-третьекурсника Виктора, стоявшего на остановке в ожидании троллейбуса. До университета легче всего добраться на пятом троллейбусе, он подрулит прямо к стенам родной альма-матер. Можно сесть в автобус, но потом придется топать два квартала и опоздать на лекцию, что препод очень не любит.
Мимо пролетали машины, разбрызгивая воду из луж. Вспархивали испуганные воробьи, прохожие отшатывались от поребрика, но все равно попадали под грязный «душ», ругались, проклиная лихачей, которым правила не писаны, осматривали свои пальто и куртки. Кто-то от души выражался, разглядывая потеки на свежевыглаженных белых брюках. Виктор предусмотрительно держался в сторонке, ближе к павильону, обклеенному объявлениями.
Автомобили… Десятки глазастых железных лиц проносятся мимо. Опавшие, сорванные осенним ветром листья липнут к шинам; пес, подпрыгивая на трех лапах, четвертая, безжизненно застывшая, сломанная и неправильно сросшаяся, не достает до земли, с громким лаем преследует проносящийся мимо транспорт. Видать, кто-то из бесчисленных «нив», «лад», «тойот», «ауди», «Мерседесов», «Фольксвагенов», однажды сшиб незадачливого бобика, и теперь тот изливает бессильную злобу на автомобили и тех, кто правит рулями.
Подкатил автобус, исторгнул из своих недр с полдюжины пассажиров, принял еще десяток, резко отчалил, обдав в очередной раз неосторожных прохожих водой из большой лужи.
- Ну, черт те что! – вскричала женщина. – Вчера пальто купила, а он, гад, замызгал!
- И куда все они спешат? На кладбище, что ли? Недавно один такой ездок возле нашего дома на полном ходу в столб врезался – и насмерть! – вставила реплику другая.
Нужного троллейбуса не было видно, а минуты все бежали вприпрыжку. Пять, десять… «Я точно опоздаю, - вздохнул Виктор. - Опять наверно у оранжевого усы соскочили. Или вообще сломался. Как в прошлый раз, когда пришлось пересаживаться в битком набитый автобус».
Она появилась из-за угла пятиэтажного дома, воздвигнутого в сталинскую эпоху. Ирина, как и Виктор, торопилась. Первый урок – алгебра, которая всегда давалась ей с трудом. А класс-то выпускной, надо наверстывать то, что пропустила, не усвоила, недопоняла, чтобы на экзамене набрать необходимые баллы. Сегодня утром будильник опять подвел. Мало того, что, вернувшись в два часа ночи с дискотеки, поскандалила с мамой, легла в три, уснула в четыре с полтиной, так еще проснулась без пяти семь – злая, невыспавшаяся. Мама едва растормошила, ругалась опять, грозилась на цепь посадить, как песика. Толком не позавтракала – и в школу. И все этот будильник проклятый! Он же на батарейках, гад, работает. А батарейки взяли и сели. И почему такие дурацкие батарейки производят? Да еще и в рекламных паузах показывают, покупателям навязывают. А они поработают всего ничего – и остановятся в самый неподходящий момент. Неужели ученые не могут изобрести такие, чтобы пахали пять лет – и все износу нет? В девичьей головке с быстротой кинокадров сменяли друг друга мелкие неприятности последних дней. Едва не потеряла мобильный телефон: спасибо старушке-вахтерше – нашла и вручила с напутствием «береги вещь, родители, небось, подарили?» (зачем в тысячный раз напоминать, что она финансово зависит от предков?!) Еще забыла напрочь пароль в социальной сети; пришлось снова зарегистрироваться, восстанавливать все фотоальбомы. Ирина спешила, так что полы расстегнутой желтой курточки развевались на осеннем ветерке, сумочка на плече раскачивалась в такт быстрым, семенящим шажкам. Светлые волосы выбивались из-под розового берета. Черт! Народ на остановке толпится, нужного автобуса не видать, опять придется ехать стоя, потому что все сидячие места оккупируют бабушки и дедушки, тетеньки с пищащими и ноющими карапузами, а тебе три остановки торчать, держась за поручень. И ни один «джентльмен», нехотя встающий при виде старушки с кошелкой или мамы с младенцем не соизволит уступить ей, хотя мог бы и должен бы – ведь ей зимой исполнится семнадцать, и вообще она девушка привлекательная, и на улице ребята, ровесники и постарше, оглядываются на нее… Вот как тот невысокий парень в сером плаще.
Виктор сразу обратил внимание на девушку, спешащую по улице, не замечая луж. Да и зачем их замечать – вон какие у нее сапожки, а он в спешке кроссовки надел. Оценивающий взгляд студента задержался на обутых в сапожки стройных ногах, а затем охватил всю фигуру. «А она ничего», - подумал Виктор и в этом «ничего» соединились здоровое мужское любопытство, эстетское любование и естественное желание познакомиться поближе. «Она ничего, стройная, не слишком высока, одета довольно-таки скромно, при этом, кажется, выдерживает определенный стиль в одежде, волосы, выбивающиеся из-под берета, светлые явно природного цвета. Узкие очки в пластиковой оправе смотрятся неплохо. А интересно, как это личико выглядит без очков? Бывает, девчонка страшная, а очки наденет – и очень даже ничего, приятная на вид». Как будто прочитав его мысли, девушка сняла очки и принялась на ходу протирать их тряпочкой. Личико девушки показалось довольно-таки привлекательным: изящный полуовал украшали слегка вогнутый носик, глаза светлые и немного суженые, при этом уголки глаз, что ближе к вискам, казалось, расположены чуть ниже, чем те, что примыкают к переносице, тонкие брови, заметная ямочка на подбородке.
«Как говорят ученые, это – классический финно-угорский тип. – размышлял Виктор. – Или нет: финно-угорские – это языки. А тип, какой он, забыл – беломорский? Балтийский? Вроде спецкурс по антропологии я сдал без проблем, а полтора года прошло – и не помню». Все эти мысли пролетали в голове парня с той же скоростью, с какой спешила к остановке девушка: один быстрый шажок – одна мысль. Подошел и отъехал прочь автобус – чужой. На лице Ирины отразилось разочарование. Она наклонила головку, отвернула рукав куртки, взглянула на часы. Виктор машинально сделал то же движение: «Ясно, опоздаю!» Девушка встряхнула часы, поднесла их к уху с дешевой сережкой, еще раз встряхнула. «Черт, и эти не ходят! – пронеслось в голове. – Надо было с вечера завести». Она полезла в карман за мобильным телефоном, лихорадочно принялась рыскать там, потом в другом кармане: «Ужас! Неужели опять потеряла?! Но я же брала его с собой, отлично помню!!!» Она резко расстегнула молнию на курточке, принялась обшаривать внутренние карманы; не найдя искомого предмета и там, раскрыла сумочку. Да вот же он! Виктор стоял, прислонившись к фонарному столбу, и следил за тем, как на личике сменяются выражения озабоченности, сосредоточенности, раздражения, беспокойства, почти паники и облегчения. Наконец, маленький ротик растянулся в очаровательной улыбке: «Нашелся!» Но, спустя мгновение, выражение лица стало озабоченным. «Опаздывает, как и я», - подумал Виктор.
Из-за угла выполз троллейбус. Девушка встрепенулась. Тот самый! Притом что в салоне есть свободные места. Значит, не придется провести поездку, наполовину стоя, наполовину вися, держась за поручень. Она устремилась к троллейбусу – стремительно, не замечая, что сапожки плюхают по лужам, разбрызгивая дождевую воду как те машины. В голове Виктора, казалось, раскачивались чашечки невидимых весов: на одной – желание устремится вслед за девушкой в троллейбус, растолкав ворчащих пассажиров, встать поближе к ней… Хотя, троллейбус сворачивает за три квартала от университета, и тогда придется пройти это расстояние быстрым шагом, переходя на бег – и все равно опоздать. Но, как говорил французский король Генрих, забыл который, «Париж стоит мессы». И эта встреча с обаятельной незнакомкой, быть может, изменит направление всей его жизни. В сердце его уже вспыхнула искорка, готовая разжечь огонь большого и сильного чувства. Не та ли это любовь с первого взгляда, к которой студент до последнего времени относился скептически, хотя, конечно же, доводилось ему влюбляться – и не единожды? Но то не были случайные встречи на улице: с первой своею любовью он проучился девять лет за соседней партой, прежде, чем в душе его проснулось чувство; следующая была его однокурсницей, короткий и бурный роман с которой начался после экзаменов за первый семестр, а до того они каждый день виделись и не обращали особого внимания друг на друга. А вот, надо же, только увидел девушку на остановке – и внезапно шевельнулось, кольнуло и приятно защемило в груди.
Вот незнакомка вспрыгнула на подножку, нет, впорхнула как желтокрылая бабочка, смешно взметнув руки, быстро проскользнула в салон. Надо решаться: упустить свое счастье или смело броситься навстречу ему? Он рванулся к троллейбусу как стартанувший бегун, перепрыгнул лужу с плававшими в ней листьями, смятыми бумажками и клочковатыми, растрепанными облачками. Не рассчитал – и угодил-таки кроссовкой в недолговечный мини-водоем, разметав брызги. Какая-то тетушка издала возмущенное восклицание. «Извините», - машинально проговорил на бегу студент. Он увидел в окне ее профиль: девушка в очередной раз извлекала из недр кармана мобильник, что-то спешно набирала. И тут двери троллейбуса внезапно захлопнулись почти перед носом Виктора. Водитель стремительно вырулил с остановки и рванул вперед. Лицо незнакомки промелькнуло перед Виктором… который с тех пор так никогда и не увидит ее. В городе-миллионере, где жили Ирина и Виктор, вероятность случайной встречи двух людей невелика. Наша героиня продолжала стучать кончиками наманикюренных ноготков по клавишам телефона, пока Виктор бежал вдогонку за троллейбусом, вдруг резко набравшим скорость. Поняв, что догнать длинноусого оранжевого «таракана» не удастся, он в досаде сплюнул себе под ноги. Медленно дотопал от перекрестка до остановки. «Не судьба, значит, - думал он. – Хотя, как знать. Если завтра на этом же месте и в это же время, можно подойти чуть раньше, чтобы застать ее, подойти не спеша, спросить, между прочим, сколько времени, заговорить…» Но ни завтра, ни послезавтра он не встретил ее. На исходе того осеннего дня девушка, вновь поссорившись с родителями из-за какого-то пустяка, собрала вещи и уехала жить к бабушке, в другой конец города. И отныне каждое утро другой троллейбус увозил ее к школе и обратно.
Виктор снова зло сплюнул, на поверхности лужи разбежались круги. Он обернулся через плечо: оранжевый троллейбус превратился уже в крохотную точку; в следующий миг он свернул за угол. Линия его судьбы образовала развилку: прямой путь – то, что будет, что должно случиться в его жизни – тонул в тумане. То, что могло быть, стало ответвлением столбовой дороги, по которому не суждено пройти. Быть может, в другом мире, отделенном от нас непроницаемой стеной, именно эта ветка стала жизненной стезей другого Виктора.
… Он догнал троллейбус, протиснулся в салон, осведомился, сколько времени на ее мобильном. «А ты разве не носишь с собой телефон?» – удивленно спросила она, моргая бархатистыми ресницами. «Зарядка закончилась», - виновато улыбнулся он – и тут проклятый мобильник зазвонил. «А ты врать не умеешь!» – засмеялась она. «Меня этому в универе не учили», - ответил он, одновременно прикладывая телефон к уху и слыша дружеское «Привет! Ты уже на лекции? Нет? А где ты? Еще едешь?» А потом был недолгий разговор, озорные огоньки в ее глазах, обмен номерами, ежедневные звонки, встречи, прогулки, подарки, Ирина бабушка, угодившая в больницу с гипертоническим кризом, и свободная на много вечеров квартира: как говорят, не было бы счастья… А потом – внезапное признание: «Я… ну ты понимаешь… я прошла тест, у меня будет…». Она отказалась делать аборт – наверное, убедила истово верующая бабушка; вышла замуж «по залету», вместо того, чтобы поступить в один с Виктором вуз, как мечталось вначале, и постигать премудрости наук; баюкала и кормила дитя, стирала пеленки. А у него не заладилась учеба: бессонные ночи под аккомпанемент младенческого плача, частые ссоры с женой, иногда перераставшие в скандалы – все это окончательно доконало парня, и он уже не в силах был корпеть над учебниками и писать курсовые. Из университета он ушел сам, не дожидаясь, пока отчислят. Его заработков едва хватало, чтобы молодая семья могла свести концы с концами. Он терпел упреки жены, но иногда взрывался и тогда тушил стресс алкоголем, чем только разжигал страсти, становился совершенно неуправляемым. Несколько раз Ирина сбегала к родителям, а он вновь напивался в пустой квартире (ее бабушка к тому времени приказала долго жить). Наконец, он нашел хорошую работу с приличной зарплатой.
Наступили недолгие, как золотая осень, золотые дни их семейства. Он превратился в почти что образцового отца и мужа, она к тому времени поступила в университет, а он оплачивал ее учебу и подумывал сам вернуться в альма матер… Недолгая идиллия кончилась, когда, возвратившись домой в неурочное время, он услышал доносившиеся из комнаты сладострастные вздохи. Распахнул дверь – и остолбенел: его вторая половина стонала в объятиях общего знакомого, почти друга семьи, которого Виктор ни за что не заподозрил бы… Бурная сцена, слезные клятвы жены, что этого не повторится, плач разбуженного ребенка. Трещина между ними, казалось, ставшая за эти годы малозаметной, внезапно разверзлась пропастью. Он снова начал пить, и в хмельном угаре изводил ее приступами ревности. Однажды, когда Виктор был сильно пьян, одно неосторожное слово жены взбесило его. Под рукой оказался кухонный нож… Маленького Колю забрали родители Ирины, которую поглотила могильная тьма, как Виктора – черный зев тюрьмы, из которой женоубийца уже не вернулся…
… Пятый троллейбус резво подкатил к остановке. Обескураженный Виктор нехотя влез в нутро машины, которая несла его по ровной, как свежее асфальтовое полотно, стезе судьбы.
Первокурсница Лена споткнулась на ступенях гуманитарного корпуса университета: подвел проклятый каблук. Из раскрывшейся сумки на мокрый гранит выпали книги. «Тебе помочь?» - Виктор, только что выскочивший из троллейбуса, нагнулся, заглянув в серые глаза девушки.