Не знаю, как вас, а меня почему-то всегда тянуло узнать, как рождаются реки, посмотреть на их истоки. Не раз я, заранее хорошенько изучив карты и снимки из космоса, собирался в миниэкспедицию и детально обследовал местность, где было обозначено начало реки в поисках ее истока.
Еще из детских книжек с картинками сложилось представление, что истоком реки, ее колыбелью является родник из которого вытекает ручеек, который змеясь по земле, пополняется водой криничек, других ручейков и канавок и в результате формируется полноценная малая речка, которая, в свою очередь, приняв воды притоков поменьше, становится рекой. В идеале так оно и должно быть, но мои странствия по истокам целого ряда рек показали, что это не совсем так. Чаще всего, поверхностный родник, как таковой, то есть бьющий из земли фонтанчик, шевелящий песчинки, заставляя их «кипеть», отсутствует.
Истоком большинства обследованных мною рек является ряд бочагов – темных ям, заполненных водой в заболоченном лесу, невидимо объединенных в единую систему, в которых не видать никакого течения, никакой жизни, но из которых незаметно зарождается живой ручеек с быстрым течением и сформированным миниатюрным руслом. Он настолько мал и слаб, что его можно перешагнуть в любом месте, но упрямо бежит вперед, преодолевая преграды из упавших стволов, камней и коряг. Глядя на него нельзя не улыбнуться, настолько он похож на играющего младенца.
Нередко ниже по течению его перегораживают бобры, создают свой «город мастеров» с целым каскадом подпруженных водоемов и высокими кучами бобровых хат. Строительный талант этих грызунов поражает, превосходя в реальности все мыслимые представления об их способностях. Их жизнедеятельность не проходит бесследно для окружающего леса и если некоторые деревья устояли против резцов животных, то они погибают в результате подтопления и повышения уровня грунтовых вод. Ольха, ель усыхают на корню, обламываются их вершины и оставшиеся дуплистые столбы служат квартирами для сов, пестрого дятла, желны, вертишейки и других птиц, гнездящихся в дуплах.
В лесистой местности часто ручей бежит по дну глубокого оврага, свидетельствующего, что в былые времена здесь мчался бурный поток, вырывший его. Русло беспорядочно завалено упавшими деревьями, местами перегораживающими ручей, заставляющими его менять направление течения, чтобы обойти преграду.
На открытых пространствах нередко началом реки служит небольшое озерцо с ключами на дне, из которого вытекает ручей. Помню яркое детское впечатление от первого знакомства с донным ключом во время купания: вода около дна вдруг стала очень холодная и нога при очередном шаге не найдя опоры, провалилась в кипящий ключ с ледяной водой. Вот такие подводные ключи, чаще всего не видимые с поверхности озерца или бочага и дают начало новому водотоку. А дальше все идет по известной схеме: в ручей вливаются другие ручейки, сочатся криницами берега, пополняя его кристально чистой водой. Случалось мне находить ключ прямо в русле уже сформировавшегося ручья: он себя выдавал фонтанчиками песка, поднимающегося со дна. Превращение ручья в речушку происходит незаметно, но иногда это случается после его слияния с собратом-ручейком или канавой, пополняющей водоток и тогда уже ясно видно, что дальше течет речушка, а не ручей, хотя четкой границы между этими понятиями нет.
Если в песне о большой реке поется уважительно: «Барыня-речка, сударыня-речка», то малые речки напоминают мне озорных девчонок-подростков или юных девушек. Для меня они живые, в непрерывном движении. У каждой свой характер – быстрый, бегучий или поспокойнее, степеннее; своя неповторимая красота берегов, поросших непролазными дебрями черемухи, верболоза, поречки, увитых хмелем или же одиноко стоящими живописными ольхами и ивами, склонившимися до прозрачных струй; своя таинственность, иногда так тщательно скрываемая от глаза человеческого, что и не доберешься до нее сквозь заросли и долго ищешь, где она к себе подпустит; свой голос: быстрый шепот потока на перекатах или далеко слышимый плеск струи в местах ее перелива через упавшее дерево или камень. У одних дно светлое, веселое – желтопес и камушки у берущих начало на возвышенностях и мрачное, почти черное – торфяное у протекающих по низинам и болотам.
В таких речках уже появляется рыба – вездесущая колюшка и краснокнижница – ручьевая форель, «пеструшка» или «стронга» по белоруски, полагаю, от английского слова «strong» - сильный. Очень точное название этой чрезвычайно сильной рыбы. Если тихонько подкрасться и глянуть с обрыва на желтопес, граничащий с омутком, то возможно повезет краешком глаза заметить молниеносно мелькнувшую на нем тень испуганной осторожной рыбины.
Однажды, бродя со спиннингом по верховьям новой и незнакомой мне малой реки я почувствовал резкую поклевку и по бешеной пляске при вываживании и неудержимым рывкам, сопровождающимся визгом фрикциона катушки сразу понял, что с таким хищником мне раньше встречаться не доводилось. Совершенно случайно я впервые выловил килограммовую красавицу – стронгу, обитания которой в этой речке я даже не предполагал. Отпустив краснокнижницу, я продолжил свой поход. Местами, где это было возможно, забрасывал спиннинг и оказалось, что форели в речушке много. Я поймал и отпустил более десятка рыб разных размеров, что навело меня на мысль о том, что может быть, когда-нибудь эта рыба перестанет быть у нас краснокнижником. Другая рыба в этой речке себя никак не проявила. Встречный местный рыбак с удочкой сказал, что другой рыбы в речке нет и похвастался, что как-то поздней осенью поймал экземпляр более двух килограммов весом. Когда я ему напомнил, что это краснокнижник, он с недоумением ответил: «Так, мы яе тут спакон вякоу ловiм…»
Редкие малые реки остались нетронутыми человеком и если в прошлые века на них ставили запруды и строили водяные мельницы, то в двадцатом веке стали жестоко уродовать мощной техникой спрямляя русла, превращая их в канавы. Редкий председатель колхоза не перегородил речку для создания колхозного пруда. Им казалось так просто – построил дамбу и разводи рыбу. Оказалось, что рыбоводство – дело сложное и трудоемкое и энтузиазма хватало ненадолго. Вот и стоят эти пруды без рыбы, а некоторые вообще спущены, так как дамба ухода требует, а денег на это нет. Вытекая из такого водохранилища, речка еще долго остается канавой, не в силах оправится от издевательств над ней, но спустя пару километров ниже по течению вновь становится похожей на ту, которой была в верховьях.
За годы рыбацких странствий убедился, что если хочешь отдохнуть душой, лучше, чем на малой реке нигде этого не сделаешь. Если цель не рыбы хапнуть, а совсем другая, ради чего большинство из нас и ездит на рыбалку, то надо ехать в глубинку на малую речку. Ввиду их малорыбности, рыболовов там почти нет, редко кого встретишь, зато места красивейшие и чистые. Проедешь по древней дороге, выложенной булыжником, полазишь по развалинам старой мельницы, удивишься размерам жерновов и мельничных колес, которые крутила когда-то эта малая речка, посмотришь на умирающий мост и о многом задумаешься…