Где эти солнечные часы? Почему их не видно? Восьмой уж круг проделало скрипучее колесо, чиркает кремень о кресало, а искры не видно. Суровая зима за окном. Скрипят подпруги у запряженного коня, и хоть бы отзвук ржания, фырканья, встряхивания гривой… Огненный глаз, если и открылся, то глядит куда-то в другую сторону, туда, где море плещет, звёзды склоняются над водой, позолоченная подкова бледнеет, готовясь уступить место огненному полукругу. А здесь, над снежной равниной, месяца и в помине нет. Только из подземного царства брезжит слабое бесцветное свечение. Плутон не пускает Прозерпину наверх, в морозные сумерки, да и сама она не рвётся в стылое безмолвие. Полгода проводит в подземелье, и только жители Лапландии могут поспорить с ней в терпении.
Но вот на девятый круг пошло колесо. И что-то стало меняться в небе и на земле. Тусклым жемчугом подёрнулась безжизненная пустыня неба. Тёмное пятно дыма из жерла теплостанции легло на цинковое белило холста.
Январь. Весна света. У разных лесных зверей должны бы начаться брачные игры под вой и ворчанье метели. Снегу пора бы накрыть белой скатертью поле для брашна. Но распорядитель медлит, чего-то ждёт. Однако как ни задерживай движенья, зелёный флажок всё же придётся поднять у полустанка между таким-то и таким-то километром. Громада поезда надвигается. Бледным серебром окрашивается полотно снежного поля. Поезд движется. День сменяет ночь, весна - зиму.