Большой добрый-злой пес

Борис Крылов
               

Познакомились мы с этим большим и добрым при несколько необычных обстоятельствах.  Я возвращался из бани, которая у меня на нижнем огороде. Это метрах в двухстах от дома. На этом пути небольшой подъем, метров на десять, из долины, где огород с баней,  до поселка и нашего дома. Этот подъем зимой всегда накатан и является необорудованной детской горкой. Чтобы не идти по накату с возможностью поскользнуться, тем более в темноте, я шел по обочине, по снегу. Уже в конце подъема увидел перед собой буквально нос к носу огромную собачью морду. Я оторопел на секунду, но успел разглядеть, что эта морда доброжелательно улыбается. Вы мне не верите? Вообще не верите, что собаки могут улыбаться? Тогда при случае посмотрите повнимательнее на собачьи лица, даже не называю их мордами, да лица, на них можно прочесть массу выражений: заинтересованное любопытство, достоинство, подчиненность, уныние, безразличие, предупреждающую агрессию с оскаленными зубами и … улыбку.
Так вот, я разглядел улыбку и не стал пугаться, погладил собачью голову и слегка почесал за обрезанными ушами. Пес отнесся к моим действиям благосклонно, даже лизнул руку. Когда я поднялся и стал с ним вровень, разглядел, что это дог, в холке не меньше чем метр двадцать, при ошейнике,  с обрезанными ушами и хвостом, как и положено у данной породы.  Дальше мы шли рядом, во дворе нашего многоквартирного дома нас облаяла приблудная общественная спина, но тут же смолкла и исчезла. Прежде чем войти в подъезд, я еще раз потрепал нежданного знакомого по шерсти за ушами, на этом и расстались.
Следующая встреча произошла пару недель спустя, Стоял ясный морозный день, я шел на нижний огород, на вершине спуска стоял пес и смотрел вниз, внизу собралась толпа детей с санками, снегокатами и ледянками, человек десять, не меньше. Дети смотрели  на пса и не решались подниматься наверх.  Услыхав меня, пес развернулся, узнал, показал улыбку и даже скачком приблизился. Я погладил его и почесал за ушами. Снизу закричали дети: «Дяденька, это ваша собака? Уберите ее…».  «Она не кусается, не бойтесь», - на всякий случай я остался. Дети гуськом потянулись вверх. Пес смотрел на них, радовался  и даже чуточку приседал на передних лапах.  Когда первый мальчик с ледянкой приблизился, пес подался к нему и попытался лизнуть в лицо, мальчик отпрянул и упал в снег, дети остановились, кое-кто даже подался назад вниз. «Да не бойтесь вы, он просто хочет с вами поиграть» - но на всякий случай взял пса за ошейник. Дети поднялись и собрались кольцом вокруг меня и пса, мальчиков было больше, девочек всего три. Дети смотрели на пса и молчали, ростом они были одинаковы с собакой, некоторые даже ниже. «А можно его погладить?» - спросил самый смелый. «Можно». Мальчик приблизился, протянул руку и потрогал пса, пес радостно взвизгнул, вильнул обрубком хвоста  и всей задней частью корпуса. Смельчак погладил его по голове, а потом обнял, навалившись на спину собаки. И тут дети, побросав свои санки-ледянки, облепили пса со всех сторон, кто-то даже попытался сесть на него, но тут же слетел после очередного виляния. Поднялся шум, смех, пес радостно повизгивал и даже подпрыгивал на передних лапах, я на всякий случай все-таки удерживал его, если отпустить, он мог ненароком уронить всю компанию. Наконец первые восторги улеглись, кто-то покатился вниз, оставшиеся гладили пса, наваливались на него, обнимали. Я отпустил ошейник, тут же двое обнимателей шлепнулись, остальные чуточку отступили. Пес вертелся, пытался лизнуть в лицо, дети смеялись, закрывались руками, отворачивались, те, кто оказывался близко к хвосту, падали, сбитые очередным вилянием. Постепенно все угомонились, и пес и дети. Дети занялись катанием с горки, пес встречал поднимающихся вверх и пытался лизнуть. Я понял, что взаимопонимание между детьми и псом достигнуто, могу вернуться к своим делам, и пошел  на участок, но только спустился вниз, т.е. прошел  половину оставшегося пути, как услыхал рык наподобие львиного и оглянулся. Пса не было, все дети наверху смотрели в одну сторону, в проулок. «Что случилось?»,- крикнул я.  Дети сообщили, что пес погнал какую-то собаку. Я немного задержался, соображая, что же это значит. Погнал собаку, значит не терпит конкурентов, или защищает детей, или что еще… Пока я стоял и думал, пес вернулся и занял свое место на верху горки, он был по прежнему радостно возбужден и доброжелателен. Я пошел дальше.
Обратно я возвращался минут через сорок, катальщиков осталось всего двое и с ними пес все так же на верху горки. Увидев меня, он засуетился, а когда я подошел, приблизился ко мне, с детьми, как видимо, он уже наобщался. Как обычно погладил его и тут почувствовал, что он весь трясется от холода. Это меня не удивило, доги короткошерсты, а он пробыл на улице уже почти час. К тому же время было самое ознобное, пятый час, солнце на закате, и температура медленно понижается. Это падение температуры, хотя и слабое, на градус-два за час, тем не менее, организмом по ощущению воспринимается как сильный озноб. Организм не может подстроиться под этот отрицательный градиент температуры, потому что еще и солнце не зашло, и ветра  нет, хотя охлаждение тела усиливается и проявляется в неприятном ознобе. Это явление хорошо знают зимние рыбаки: утром приезжаешь и начинаешь рыбачить при минус двадцати градусах (по Цельсию, разумеется), но ничуть не мерзнешь, потому, что воздух постепенно нагревается, тем более, если клюет рыба. А вот в предвечернее время, когда температура еще градусов минус десять-двенадцать, но уже медленно падает, и начинается озноб. Особенно если рыба не клюет. Так вот, я направился в свой проулок, но пес вначале подался следом, а затем заскулил. Я обернулся, он как будто звал меня в другую сторону. Теперь я пошел за ним следом, мы прошли по улице и остановились перед металлической калиткой в металлическом заборе из сайдинга.  Я знал этот забор, дом который за ним стоял, его хозяев, а теперь еще и то, что у них живет этот дог.  Ручки у калитки не было, кнопки звонка тоже, была только замочная скважина, я зацепил краешек калитки,  она открывалась наружу, потянул, калитка не была заперта и открылась. Пес рванулся внутрь, чуть не свалив меня, подлетел к двери дома и залаял, забухал как надтреснутый  колокол. Полминуты я ждал, потом дверь приоткрылась, я закрыл калитку. 
Следующая наша встреча произошла уже в конце марта, я шел на речку, прогуляться.  Шел вдоль того самого металлического забора, а когда проходил мимо калитки, она распахнулась, и ко мне выскочил пес. Как он узнал, что прохожу именно я? Наверно ощутил телепатически, потому что я, проходя мимо калитки, невольно о нем подумал. Встреча прошла по уже отработанному ритуалу, он подскочил ко мне, виляя задом, я погладил его и почесал за ушами. Дальше пошли вместе.  Теперь я мог подробно рассмотреть его.  Окрас у него был преимущественно черный, белыми были только грудь и кончики передних лап, живот серый с подпалиной, а задние лапы несимметрично черно-серо-белые, спина с обрубком хвоста  глянцевито черные.  Длинные ноги оканчивались огромными, почти медвежьими лапами. И еще он был молод, год, может чуть больше, это проявлялось и в его гладкости и чрезмерной вертлявости для такой крупной собаки.
Улица, по которой мы шли, спускалась напрямую к реке, расстояние до реки было метров семьсот. Летом по утрам я бегал по этой улице купаться, это была утренняя зарядка: пробежка, плавание и опять пробежка. Все бы ничего, но в каждом дворе этой улицы была собака, а то и две, а бегущий человек для собаки, как и велосипедист, это объект для нападения, поэтому приходилось бегать с палкой. Конечно, большая часть собак оставались за заборами и провожали меня истеричеки злобным лаем, но некоторые через подкопы под изгородями вылезали наружу и пытались цапнуть, когда был к ним спиной, приходилось разворачиваться, замахиваться палкой и бросаться камнями. Правда, попасть в собаку камнем – это очень большое искусство, она по замаху видит, куда полетит камень и увертывается заранее. Но когда мне все-таки удавалось попасть, и собака с визгом неслась в свою дыру под забором,  я испытывал восторг охотника при метком  выстреле.
В этот раз я шел пешком, но собаки знали мою походку, и затеяли свой злобный концерт. Мой пес отреагировал сразу, рыкнул и бросился к ближайшему забору, за которым лаяла псина, и рыкнул еще раз, псина с визгом отскочила и  перепугано скуля, убежала куда-то за дом. Лай, а лаяли уже не меньше пяти псин,  как-то поутих и потерял слаженность.  Дальше было так же, мой товарищ издавал свой львиный рык, и шавки затихали. А уже в самом конце, какая-то шавка оказалась на улице, пес кинулся на нее, она рванула обратно под забор, но промахнулась и влетела не в расширенный подкоп, а просто под ближайшую доску забора и застряла. Я побоялся, что дог схватит ее и тогда быть шавке инвалидом, или даже трупом, но пес просто остановился рядом. Я подошел, шавка лежала боком и бесполезно сучила задними ногами, застряла она прочно. Пес не рычал, не пытался укусить доступную часть псины, просто смотрел. Тогда я носком ботинка легонько пнул псину  под зад.  Псина взвизгнула,  обгадилась и  проскочила в щель. Пес поднял голову, взглянул на меня и изобразил брезгливую гримасу,  я тоже изобразил брезгливость, и мы пошли дальше.
Когда подошли к реке, пес вначале удивленно замер, видимо, на реке он был впервые, потом подошел к кромке воды, понюхал  и дважды лизнул языком. Вода была холодной и мутной после недавнего ледохода, и пить ее он раздумал. Мы пошли вдоль реки, по воде проплывали запоздалые льдины, кое-где начинала цвести ветла, было тепло, в кустах тенькали птицы – весна активно вступала в свои права. Я ощутил прекрасное чувство обновления и умиротворения, псу, видимо, передалось мое ощущение, он запрыгал, пару раз гавкнул и понесся вдоль берега, где по засохшей траве, где по грязи, а где и прямо по воде. Отбежав метров на сто, тем же аллюром вернулся обратно, он улыбался, вертелся и явно ликовал. Я погладил его, потрепал по загривку, одобрил словом, и он опять рванул  только теперь по террасе, по засохшей траве и кочкам осоки. На удалении он вдруг резко развернулся, прошел назад и опустил морду к земле.  Спустя несколько секунд, обернулся ко мне и опять уткнулся вниз. Я подошел, здесь была суслиная нора, изрядно разрытая сверху другими собаками. Пес поднял голову и посмотрел на меня. «Суслик, - сказал я, - но он еще спит, вылезет только на свежую траву, через  месяц, не раньше». Пес снова опустил голову в нору и опять посмотрел на меня. «Пойдем, - позвал я, – он нам не нужен». Я зашагал дальше, пес задержался на пару минут, но потом догнал меня.
Обратно мы возвращались другим путем, через дачный участок, для этого вначале пришлось подняться на довольно высокую и крутую железнодорожную насыпь, поскольку здесь путь шел по высокой террасе и вплотную подходил к скале. В это время на повороте показался поезд, и мы перешли через пути за полминуты до его прохождения. Когда мимо нас загрохотал состав, пес вначале рявкнул, потом заскулил и  вопросительно обернулся ко мне. Я успокоил его, погладил и как обычно почесал за ушами.
Прежде чем войти в дачный поселок, мы поднялись на вершину скалы, отсюда открывался прекрасный обзор на долину реки, километров на десять вверх по течению на юг, и еще дальше вниз по течению на северо-запад, куда сворачивала река на своем пути к Байкалу.  Пожалел, что не захватил бинокль, хотя и без него было на что посмотреть. На юге речная долина с крутым левым, часто скальным бортом, и пологим правым, со старицами, окаймленными густым ивняком, прямой линией железной дороги и новостроем с красными, зелеными, оранжевыми металлокерамическими кровлями, и серыми – шиферными. На западе в подножье Хамар-Дабана поселок аэропорта, аэродром со списанными самолетами, а ближе к реке такой же пестрый новострой.  Вначале я стоял, озирая окрестности, потом сел на нагретый солнцем камень. Пес тоже сел рядом. Я удивился, впервые увидел его сидящим, прежде он всегда стоял на всех четырех лапах. Боковым зрением заметил, что пес и голову поворачивает в ту же сторону, как и я, видимо он тоже не был лишен чувства созерцательности, но доверял моему опыту.
На скале мы пробыли минут пятнадцать и встали одновременно, затем по тропинке, нахоженной дачниками, спустились в поселок. Здесь тоже были собаки, хотя и реже чем на моей улице. Конечно, поднялся лай, но не злобный, а скорее предупреждающий и оповещающий собак околотка о чужаках. Но стоило моему псу пару раз рыкнуть, как лай затихал, и ни одной собаки на улице мы не встретили, все они благоразумно скрылись за своими заборами. Хотя одна собачонка облаивала нас яростно и долго, но она была не одна, а с хозяином. Хозяин, среднего возраста и роста, с перманентной похмельной тоской на лице,  приоткрыв калитку, неодобрительно смотрел на меня, в это время из-под его ног выскочила собачонка и залилась истерическим лаем, в котором было не столько угрозы, сколько лицемерного выслуживания перед хозяином. Пес рыкнул и подался в ее сторону, собачонка с визгом проскочила обратно, хозяин тоже спрятался за закрытой калиткой. Собачонка неистовствовала, хозяин тоже грозился, но за визгливым лаем было не разобрать слов, единственное, что расслышал «возьму ружье».  Я на всякий случай крикнул через забор, что пес на людей не кидается, а просто не любит пустолаек. Но мой ответ не успокоил ни хозяина, ни собаку, и они продолжали вместе угрожать нам вослед, даже когда мы отошли  уже за три участка. 
На выходе из поселка мы все-таки встретились с достойным противником, этот пес был крупным, лохматым, насколько я мог судить, помесь овчарки с московской сторожевой. Он лежал на солнце у своей калитки, и не обращал внимания на тявканье зазаборных шавок, которые изредка обозначали наше приближение. Когда мы зашли в проулок, и двинулись в его сторону, он только повернул голову. А потом снова положил ее на передние лапы. Мой пес занервничал, видимо, такое пренебрежение счел за личное оскорбление. Когда до лохматого оставалось шагов двадцать, мой пес с рыком бросился к нему. Лохматый мгновенно вскочил, повернулся к догу, зарычал и оскалил зубы. Это был уже немолодой и бывалый боец, что было видно по его шрамам на морде и порванному уху, и хотя хвост его был поджат, я понял,  он не уступит. Дог тоже зарычал и стал медленно приближаться. Я  видел, что драки не миновать и крикнул: «Фу! Ко мне!»  - дог не реагировал. Я повторил окрик, вложив в него всю ярость хозяина за непослушание. Дог остановился, я подошел и не без опаски взял его за ошейник. Дог дернулся, чуть не уронил меня, но я был готов к подобному и удержался, и стал потихоньку оттаскивать его, успокоительно приговаривая: «Это его территория, здесь он хозяин, к тому же он на нас и не лаял».  Дог успокаивался, шерсть на его загривке улеглась, и толчки напряженного тела сменились нормальной плавной походкой.  Я посмотрел на лохматого, он провожал нас  недобрым взглядом, но уже не скалил зубы. Когда мы отошли метров на полста, я обернулся еще раз – лохматый лежал на прежнем месте, в прежней позе,  мордой на передних лапах. Я подумал: «Какой мудрый пес. Хотя, вряд ли кто его учил, только сама жизнь».  Дог после недавнего возбуждения тоже успокоился, но ошейник я отпустил лишь после того, как мы свернули с проулка.
Мы миновали пустырь и зашли в наш околоток, совместная прогулка заканчивалась. Я подвел дога к его калитке, приоткрыл – она не была заперта, но он не пожелал заходить во двор. В итоге он проводил меня до подъезда, на прощанье я как обычно потрепал его по загривку и почесал за ушами, он лизнул мою руку. На прощанье сказал ему: «Ну, пока, до следующей прогулки».
Но следующей совместной прогулки не дано было состояться, хозяева переехали в другой город и забрали с собой дога. А у новых хозяев за забором теперь жила другая собака, которая елозила цепью по проволоке, натянутой во дворе вдоль забора, и остервенело лаяла на всех проходящих по улице.

Январь 2017