Мужчина вошел в гостиничный номер и плотно закрыл за собой дверь. Потянул ручку вверх, замок слабо щелкнул. Огляделся: крошечное помещение, в шагах примерно восемь на четыре, откидная кровать, встроенный шкаф, дверь в уборную. В стене, противоположной двери, окно – куда больше размером, чем он привык. Мужчина поставил чемодан на пол, разулся, снял пиджак и ослабил узел галстука. В этот момент он чувствовал себя средневековым рыцарем, снимающим шлем и нагрудник на привале – в окружении товарищей, но при этом и в сердце вражеской страны. Портье, несколько минут назад выдавший мужчине ключ, был застегнут на все пуговицы, жесткий воротник его форменной шинели плотно обхватывал шею – сражение портье было в разгаре.
Мужчина подошел к окну и распахнул занавески. Прекрасный вид на площадь. Уже завтра из этого окна будет видно множество людей в красивой синей форме, весьма похожей на наряд портье, с натертыми до блеска серебристыми пуговицами и блестящими сапогами. А те, кто пошлют на эту площадь людей в синей форме, они, разбуженные раньше, чем привыкли, будут одеты в белоснежные шелковые рубашки, возможно, в волнении не застегнутые до конца, и в прекрасные пиджаки верблюжьей шерсти. Они будут говорить, в волнении качая головами, затем высокий человек с блестящей звездой на груди возьмет под козырек и люди в красивых синих мундирах выйдут на площадь, чтобы усмирять… Кого?
Сто лет назад те, кто первыми выйдут завтра на холодную осеннюю площадь, были бы одеты по-особенному. Линялые краски, серый, черный, коричневый, пропалины у заводских, въевшиеся бурые пятна у работающих на улицах. Сто лет назад эти люди скудно и редко ели и очень много работали, опрятность одежды не заботила их. И эти люди могли бы смести, прогрызть, завалить собственными телами строй холуев в синих мундирах, потому что даже пятна свежей крови на их убогих одеяниях были бы краской, приносящей цвета в преисподнюю.
С тех пор мир изменился. Деды и отцы людей в пиджаках из верблюжьей шерсти многое поняли. И те, кто выйдут завтра на площадь, будут одеты чисто и опрятно – отцы семейств и старшие сыновья, в коричневых брюках и парусиновых куртках, застиранных, но отглаженных. С детства знающие, что главное – достойно выглядеть, сохранять лицо, честно и много работать, и тогда однажды и их семьи смогут переехать в богатые дома, а сами они – надеть красивые пиджаки из верблюжьей шерсти…
Мужчина покачал головой. Их удалось зажечь, убедить, вывести, завтра они придут – и на этом все. Длина цепи, накинутой на их шеи дедами и отцами людей в белоснежных рубашках, была рассчитана поистине гениально. Они смогут рвать в крике свои глотки, но, чтобы рухнула стена, чтобы этот поганый гнилой мир лопнул словно нарыв, необходимо зубами разрывать чужие. Не получится.
Мужчина улыбнулся уголками губ и раскрыл чемодан. Луч вечернего солнца преломился на линзе прицела. Не получится. Но мы попробуем снова.