Сразу после конца света, часть 3, глава 1
Глава первая.
Грядут большие перемены.
Выборы прошли бурно и непредсказуемо. Такого не ожидала ни одна из оппонирующих сторон. Обе они подготовили достойные, на их взгляд, кандидатуры. Особенно постарались представители традиционного взгляда на управление народом. Они разработали такие условия прохождения во власть, которым могли соответствовать только вполне определенные, конкретные фигуры. Это были требования необходимого стажа работы во властных структурах, специального образования, возрастного ценза и еще ряда специфических отличий. Но в ходе обсуждения предстоящих выборов с привлечением всех глав общин и представителей трех диаспор и научных работников, волей случая оказавшихся в долине, все эти условия были категорически отметены просто в силу того, что кроме пяти человек во всех окрестностях им никто больше не соответствовал.
Агитация велась в каждой общине, хотя основной упор делался на городское население. Претенденты, а их оказалось почти два десятка, встречались с жителями, представляли свои программы развития долины и города в целом, которые могли бы не ущемлять ни права сельчан, ни права горожан.
Мезенцев заблаговременно отказался от участия в выборах, хотя на него делали ставку часть горожан и вся воинская часть. Но он откровенно признался, что как человек военный, он видит себя только на защите населения от опасности, а в мирном развитии долины ничего не смыслит. Этим своим отказом он разрушил хорошо выстроенную линию агитации оппонирующей стороны, которая делала ставку на дискредитацию деятельности руководителя комитета.
Но чем больше говорили агитаторы о засилье во власти самозванцев, о необходимости наведения порядка и привлечения к управлению людей опытных, знающих законы и искусство хозяйственной деятельности непосредственно на данной территории, тем большее сомнение поселялось в умах людей. Многие уже оправились от потрясений первого периода изоляции долины и вполне хладнокровно могли анализировать происходящее вокруг них. А потому все чаще задавали далеко нелицеприятные вопросы и агитаторам в адрес выдвинутых кандидатов, и непосредственно им самим в ходе встреч. И касались они, конечно, того, как дальше будет развиваться долина, что планируется сделать для благоустройства жизни населения, в том числе, и в плане организации рабочих мест в городе и в общинах.
Голенищева, Селезнев, Яровая и еще несколько человек из созданного ими движения за законность власти и правопорядок в эти недели с ног сбивались, стремясь охватить все запланированные встречи населения с кандидатами. Хорошо продуманными вопросами и репликами они нарушали выстроенную заранее речь кандидатов противоборствующей стороны. Но это редко помогало, потому что иногда заученный текст не давал человеку себя проявить, сковывая сознание. А, вырвавшись из его зомбирующих оков, кандидат раскрывался так, что слушатели порой долго и ожесточенно аплодировали его спонтанной речи.
Результаты выборов были ошеломляющими. Когда подвели итоги, хотя не обошлось и без обвинений в фальсификации, так что в двух общинах организовали повторную проверку, оказалось, что больше всего голосов набрал Виктор Петрович Самохин. Следом за ним шел Алексей Терентьевич Задорожный из Пригородной общины, затем начальник электросетей Виктор Андреевич Кузовлев, от женщин города и заодно от своей диаспоры Сусанна Акоповна Сароян, от коллектива научных работников Николай Николаевич Синельников из Николаевской общины и так далее. Широко разрекламированные агитаторами бывший глава Виктор Сергеевич Поздняков и нотариус Светлана Ивановна Селезнева находились почти в конце списка.
Это был ощутимо болезненный удар по самолюбию тех, кто позиционировал себя в качестве гарантов незыблемости власти. Не помогли ни агрессивная агитационная работа, ни запугивания, ни посулы благ и привилегий, ни откровенный подкуп.
К власти пришли люди, далекие от понимания, как должна действовать традиционная власть, но хорошо понимавшие, что необходимо простому люду, чтобы выжить в трудное время. Все они заявили о себе в самые тяжелые месяцы выживания. И население это отметило.
Неожиданностью для многих, а в первую очередь для него самого, стало наибольшее количество голосов, отданных за Самохина. Он, так же, как и Мезенцев, к власти не стремился, скромно позиционируясь с отделом ГОиЧС. Но результат народного голосования, как бы его не перепроверяли, говорил лишь об одном. Люди оценили его работу в самые первые, самые тревожные дни и доверили ему дальнейшую судьбу долины и свои жизни.
Сколь бы не упорствовали противники, но им пришлось признать, что этот раунд борьбы они проиграли. Главой города и всей свободной ото льда территории был избран Виктор Петрович Самохин. Первые десять человек, набравшие большинство голосов, вошли в состав совета долины. Власть стала легитимной, а потому все ее распоряжения обязательными к исполнению всеми действующими организациями и сообществами.
Ольга Голенищева под руку с Ибрагимовым, с которым они завели тесную дружбу после памятного новогоднего вечера, сразу после провала выборов отправились в дом Селезневых. Там уже собралась тесная компания, образовавшаяся за время предвыборной работы.
Наталья Владимировна Гербовая, с недавних пор потребовавшая именовать ее супругой Землемерова, блистала в новых драгоценностях. С некоторого времени у многих стало складываться впечатление, что у этой юной дамы от быстрого возвышения ее статуса заметно поехала крыша. Она постоянно выдвигала окружающим требования ее почитания чуть ли не в качестве королевы.
Вот и теперь, увидев Ибрагимова, она вздернула голову и величественно протянула ему руку для поцелуя. Анатолий, любитель поиронизировать, тут же расшаркался перед ней, обмахнул несуществующей шляпой свои несуществующие ботфорты и с гипертрофированной страстностью приник к ее руке, украшенной перстнем с огромным сапфиром. У многих эта величина вызвала бы сомнение в его подлинности, но не у Ибрагимова, который знал судьбу камня и пути его появления на руке девицы.
Гербовая с благосклонностью приняла этот знак почитания со стороны Ибрагимова, не замечая усмешку, проскользнувшую в уголках губ Ольги Николаевны.
За столом, не столь изысканным, как в былые времена, но все так же обильным, гости обменялись мнением о предстоящих переменах. Ни для кого не было секретом, что договориться с новой властью, по крайней мере, на первом этапе, не удастся.
-- Да что с ними церемониться? – прервала Гербовая очередное возмущение Виктора Сергеевича, все еще никак не смирившегося с тем, что его прокатили на выборах, а победил его недруг Задорожный. Поздняков все время возвращался к больной для него теме, переводя разговор на свои проблемы.
-- Интересно, а что теперь с ними можно сделать? – раздраженно ответила на реплику сидящей напротив Натальи Михайловны Наталья Ивановна Заречная. Новоявленная богачка Гербовая ее откровенно раздражала своей беспардонностью, откровенной вульгарностью и дремучим невежеством почти во всех обсуждавшихся за столом вопросах. При этом Заречную поражало то, что все остальные с видимым почтением относились к гостье. Разве что исподволь, незаметно для нее, иронизируя по ее совсем уж шокирующим высказываниям.
Гербовая, презрительно оглядев высокую и несколько оплывшую соседку Позднякова, хотела было сказать какую-то резкость, но передумала. Зачем? Все эти люди завидуют ее взлету, ее счастью, ее возможностям, хотя даже и не подозревают об их пределах. Поэтому она лишь пожала плечами, укрытыми роскошным палантином из соболя.
-- Как будто есть что-либо лучшее, чем уничтожение противника? Это же самая простейшая истина. Показать всем этим людишкам, кто истинный хозяин. Зачем они вообще-то нужны нам здесь, в долине? Работать, создавать необходимые нам для жизни вещи. Так и оставить только тех, кто что-то умеет, а остальных убрать, чтобы не использовали то, что принадлежит избранным…
-- А кто же решает эту самую избранность? – с откровенной усмешкой поинтересовался Ибрагимов. Он хотел еще что-то спросить, но сидевшая с ним рядом Голенищева предупреждающе положила руку ему на плечо.
Гербовая неожиданно замолчала, потом перевела разговор на другую тему.
В завершение вечера, когда все уже прощались с гостеприимными хозяевами, Гербовая вдруг предложила:
-- Давайте теперь устроим вечеринку у нас в имении. Я поговорю с Егором. Организуем охоту, потом будут ристалища. Вот где весело. Не пожалеете. Тогда многое и поймете.
Хозяйка дома проводила гостью до порога, за которым ту ждали двое охранников. Спустя мгновение великолепные сани заскользили мимо окон в сторону выезда из города.
В доме остались лишь самые доверенные. Светлана обвела их долгим взглядом, потом промолвила:
-- Не сделали ли мы ошибку, сведя этих двоих? По-моему, амбиции этой шлюшки зашкаливают за все мыслимые пределы, а глупость и алчность могут сыграть с нами злую шутку. Егор явно выходит из-под нашего контроля. Это ее предложение о вечеринке в имении говорит о многом…
-- Ну, не ссориться же с этим… Егором. Он нам еще нужен. – Голенищева, стоя у зеркала, поправляла шляпку. – Кстати, что там новая власть решила с милицией, с судебными органами?
-- Руки пока не доходят. Но вскоре, я думаю, решит, -- откликнулся Селезнев.
Селезнев оказался прав в своем предвидении. Да и не могло быть иначе. Все зимние месяцы шла работа по розыску преступников, жестоко убивавших людей. В их руках оказывались и пожилые, и малолетки. Иногда находили молодых женщин, очень редко молодых, сильных мужчин.
Сотрудники милиции за все это время так ничего и не смогли выявить. То они прибывали на место находки трупа, когда окрестные жители уже затоптали все следы, то подозревали и арестовывали родственников жертвы или кого-то из односельчан. Объясняя свои действия просто: убийства происходили в силу экономических причин, чтобы избавиться от лишнего рта в эти голодные месяцы. Однородность причин гибели людей списывали на желание убийц замаскировать свои преступления под уже совершенные раньше. Свалить пытались и на мифического зверя, пробравшегося в долину.
Однажды Мезенцев не выдержал и во время очередного доклада Селезнева о происшествиях за неделю спросил, что он думает сам по поводу убийств.
Тот, не моргнув глазом, озвучил всем уже набившие оскомину версии. У участников совещания сложилось общее суждение, что районный отдел милиции с одной стороны уже давно утратил реальное представление о положении дел в долине, с другой стороны – все сотрудники всячески открещивались от любых предложений прочесывания местности на предмет выявления преступников, уничтожающих людей, что тоже не добавляло им авторитета.
Завершив совещание, Самохин попросил остаться Мезенцева, Одинокова и Кузовлева, теперь отвечающего за весь энергетический комплекс долины. Обстановка с преступлениями становилась угрожающей. Нужно было принимать какие-то меры.
-- Гнать надо Селезнева и всю его шарашку. Толку от них никакого, население откровенно высказалось на их счет, -- сразу же припечатал Одиноков.
-- Решать с бухты-барахты нельзя. Погоним, боюсь, все лишившиеся работы собьются в стаю. Еще одна головная боль появится, -- заметил Кузовлев.
-- Ну, не все они одинаковы, есть в отделе и порядочные люди, -- успокаивающе поднял руку Мезенцев. – Просто им деваться некуда. Там хоть какая-то работа, получение пайка для семьи. Но что-то делать действительно надо. Отдел однозначно требует реорганизации…
Самохин сел на свое место во главе стола. Он все еще не привык к тому, что за ним остается решающее слово:
-- Согласен, реорганизация назрела. Но надо сразу определяться, кому передавать функции охраны порядка?
-- Виктор Петрович, удивил, -- Кузовлев аж вскинулся от этих слов, -- а чем твои орлы все эти месяцы занимались, подменяя функции отдела внутренних дел? О чем говорить? Сейчас вон Одиноков с твоими ребятами за десять дней нарыл больше фактов, чем вся селезневская команда за полгода. Давай, выставляй на следующее заседание депутатов и глав общин вопрос о реорганизации отдела и замене его добровольным отрядом охраны порядка…
-- Чую, придется принять бой с нашей говорливой дамой Голенищевой, ратующей за соблюдение либеральных законов, -- сокрушенно покачал головой Самохин. – Не сильны мы в этих законах…
-- Удивил, Виктор Петрович, да все законы сводятся к одному, обирай бедных, воруй, распиливай бюджет и будет тебе счастье… -- опять встрял Одиноков. – Да они беспокоятся только о себе любимых, как бы их не обделили дивидендами да с теплых мест не погнали…
-- В том-то и дело, что не сильны в этих законах. А крючкотворцы эти нас заговорят, заболтают. Один Ибрагимов чего стоит. Такой хай поднимет, только держись…
-- Виктор Петрович, напомните им, что мы находимся далеко от метрополии и многие ее законы для нас уже неактуальны. Будем вырабатывать свои, -- Кузовлев вдруг подобрался, от веселости и наигранности не осталось и следа. – Все мы хотим справедливости. Вот и начнем ее претворять в жизнь.
Неделю спустя отдел внутренних дел был реорганизован решением собрания депутатов и глав общин как неработоспособный и утративший доверие населения. Сотрудникам были предложены новые места трудоустройства. Молодым ребятам предложили службу в части, более старшим и опытным нашли места в общинах, связанные с охраной порядка. Но часть сотрудников отдела решила заняться собственным делом.
Функции отдела, переименованного в дружину охраны правопорядка, принял на себя отряд добровольной народной дружины под руководством Одинокова. Криминалисты и сыскной отдел были оставлены в штате новой организации. Работа по поиску преступников сразу оживилась. Однако все это не решило проблем с похищениями людей и их убийствами. Хотя случаи подобных находок разительно сократились…
-- Пап, почему ты не выдвинул свою кандидатуру на выборах? – Ирина с любопытством и некоторым сожалением взглянула на отца. Тот от неожиданности поперхнулся.
-- Дочь, ну нельзя же так резко, -- откашлявшись, проговорил Мезенцев. Разговор этот начался во время вечерней трапезы у раскаленной русской печи, собственноручно сложенной главой семьи еще осенней порой.
-- Почему это тебя так интересует? – строго спросила Полина. Она незаметно бросила взгляд на мужа. И тот его перехватил.
-- Ну, пап. Ведь дядя Витя выдвинулся и выиграл. Теперь он глава города. И ему все привилегии. И почет, и уважение… А ты?... Как был полковником, так им и остался. Только вкалываешь, носишься по району, всем хочешь угодить. А никаких почестей и привилегий…
-- Что тебе дались эти почести и привилегии? Их ведь, действительно, надо заслужить.
-- Над нами все смеются. Одноклассники все говорят, что ты струсил. Мы с Маринкой уже подрались с девчонками…
-- Ну, думаю, кулаками правды и справедливости вы не добьетесь. Но я польщен, что вы защищаете мою честь. А что до власти, я так вам скажу. Не всегда участь вкусивших ее приятна. По большей части она горька. Власть, это такая штука, нести которую не всем по плечу. Не каждый, получивший ее, сможет, а порой и захочет, остаться человеком в прямом смысле слова. Власть ведь коварна. Она затягивает, устраивает заманухи, подбивает на бесчеловечные поступки. И очень редкие люди, обладающие сильной волей и твердым характером, умеют противостоять этому. Ведь, поверьте мне, ой, каким сладким бывает ощущение всемогущества и вседозволенности, позволяющей, повелевать народными массами, зависящими от тебя. Одним своим решением определять их судьбы и даже жизни. Вот только вокруг всегда оказывается много теней, которые каждый твой промах фиксируют, а потом им начинают тебя шантажировать. Ведь недаром же говорится в народе: быть у колодца и не напиться. Редко кто выдержит. А если у тебя вдруг не окажется промахов, есть кое-что другое, ради чего тебя можно заставить поступиться своими принципами и идеалами. Поверьте, очень мало кто умеет противостоять таким накатам. Я слишком уязвим. У меня есть вы и мама. Это самое главное для меня. Ради вас я поступлюсь любой властью.
-- Пап, ну ты что, из-за нас? Да мы бы слушались с полуслова, только сказали бы… -- протянула Марина.
-- Дело не только в этом, -- Мезенцев вздохнул. Он уже устал всех убеждать, что власть для него никогда не была пределом желаний. – Я с детства мечтал быть военным, чтобы защищать родину от врагов. Тогда еще патриотическому воспитанию уделялось большое внимание. Выпускалось много добрых и умных фильмов, пробуждавших в нас, мальчишках патриотический дух наших предков. Я грезил о сражениях и представлял себя то Ильей Муромцем, то Александром Невским. Став постарше, мечтал о славе Александра Македонского, Александра Суворова… А сколько примеров героизма дала нам Великая Отечественная. Недаром ведь ее так хотят принизить, замазать грязью… Но я не об этом. Война принесла столько бед в наши края, что прошло уже семь десятков лет, а оспины от взрывов и шрамы окопов все еще не затянулись на теле земли. Эта война оставила неизгладимые следы не только на почве, но и в генетической памяти… Потому я поступил в военное училище, а потом воевал…
-- Пап, ну это же так скучно…
-- Скучно? Никогда не задумывался над этим. Скажешь тоже, скучно. Это же мое дело, этот тяжкий ратный труд…
-- Вот и выполнял бы его, став главой…
-- Дочери мои неразумные. Какие вы еще все-таки дети. Вам кажется, что все счастье жизни в том, чтобы сладко поесть, ярко и модно одеться, и чтобы все вокруг вам поклонялись, как царевнам из сказок. Да только в сказках царевны то и дело в трудные ситуации попадают. И не спасают их ни статус, ни богатство. А ну, как на вас Иванов Царевичей не хватит? Кто спасать будет? Нет, дети, разговор этот, конечно, нужный. Но вы уже достаточно взрослые и должны понимать, что кроме желания властвовать, есть еще и долг перед окружающими, перед теми, кто тебя избрал и доверился. И Виктор Петрович Самохин не от большого желания пошел на эти выборы. У него тоже есть долг перед людьми, перед всеми, кто оказался на этом маленьком островке нашего мира. И не до благ ему и привилегий. Так же, как и мне. Потому что, кроме добропорядочных людей здесь оказались и те, кто считает свои желания превыше всего, даже выше жизней окружающих. С ними нам предстоит борьба…
-- Ой, так ты что, хочешь стать ментом? – возмутилась Ирина. Как более эмоциональная и резкая, она всегда брала инициативу в свои руки.
-- Детвора, вы все еще хотите утвердиться в кругу своих сверстников за счет заслуг родителей? – уже строго поинтересовался Мезенцев. – Ну, так вот. В детстве я мечтал однажды стать князем и набрать себе дружину добрых молодцев. И с этой дружиной отбивать нападения врагов, а потом идти открывать новые земли…
-- Ну, пап, это же детские байки какие-то, -- протянула недовольно Марина.
-- Почему же байки? – Мезенцев отставил свою тарелку в сторону, поблагодарил Полину за вкусный ужин и перебрался на широкую лавку у печи. Ее стена источала сухой жар. И он в который раз пришел к выводу, что лучше хорошей русской печи в такую вьюжную пору ничего быть не может. Вмазанный в печь водяной котел согревал воду в батареях вдоль стен комнат. Но главное ведь, этот жар от прогретых кирпичей. Пока не все поняли достоинства этой домашней помощницы в зимнее время. Она, конечно, требовала к себе внимания и уважения. Полине пришлось долго приспосабливаться к ней, прежде чем научилась печь хлеб и варить похлебку. Но вот теперь, в суровые морозы, к ней частенько захаживали женщины городка, чтобы поучиться мастерству готовки в печи, а заодно и обогреться. Котельные многоэтажек были своевременно реконструированы под дрова и работали круглосуточно, но тепла давали немного. Для готовки еды умельцы придумали небольшие дровяные печи в кухнях, но все это было не то.
В суровые зимние стужи Мезенцев в который раз убедился, что был прав, когда отказался от квартиры командира части, предпочтя этот дом.
Он устроился на лавке, позвал к себе дочерей. Те не стали капризничать, хотя в последнее время их подростковый эгоцентризм порой зашкаливал. Полина убрала посуду, пошуровала в печи. Потом пристроилась рядом с мужем и детьми.
-- Я давно хотел с вами поговорить. Потому что нам необходимо решить один серьезный вопрос. Раньше у меня не было такой возможности. Предстояло налаживать жизнь в долине, дать людям хотя бы относительную надежду на возможность нормального существования. А если получится, то вселить в них и уверенность в благополучие их дальнейшей жизни. Не хотелось их пугать. Да и вас тоже. Но ситуация такова, что с вами я должен быть откровенен. Тем более, что вскоре нас здесь ждет незавидное будущее. Пройдет немного времени, и все в долине станет намного хуже. Большинство людей, оказавшихся здесь, не привыкли к тяжелому физическому труду. Для них всегда основным условием было выживание за счет других, закабаление и порабощение более слабых с помощью придуманных правил и разработанных на их основе законов и созданных для подавления инакомыслия специальных структур. Теперь у этих людей возникнет еще более острое желание уничтожения тех, кто думает по-другому. И по их трупам взойти на вершины власти.
Сейчас люди оказались в замкнутом пространстве. Здесь нет больших возможностей для расцвета их амбиций. Слишком мало техники для обработки полей, почти не останется зерна для посевов, да и сельское население, способное обрабатывать землю вручную, почти исчезло. Значит, наиболее жесткие, цепкие, привыкшие все брать силой, начнут войну за ресурсы между собой, потом станут захватывать людей и превращать их в рабов. Потому что кто-то же должен им выращивать урожай, оказывать услуги, развлекать. Они ведь не откажутся добровольно от того образа жизни, к которому уже давно привыкли. Деньги потеряли свой статус и стали лишь обычными бумажками, на которые ничего нельзя купить. Поэтому они начнут искать им эквивалент. И этим эквивалентом станут захваченные в плен люди, которых будут продавать, обменивать.
Уже и сегодня существуют некие коалиции, в свое время жестко поделившие сферы влияния. Но с уменьшением ресурсов, они начнут биться за главенство друг с другом. И разменной монетой в этой борьбе будут, в первую очередь, женщины и дети, как наиболее слабые и уязвимые члены общества. Во все времена их использовали для своих развлечений те, кто оказывался сильнее и хитрее в этой властной войне.
-- Ты серьезно думаешь, что их будут захватывать, чтобы продавать в рабство? Но ведь это же ужасно, -- глаза девчонок стали по полтиннику. Они не могли поверить, что отец говорит серьезно.
-- К сожалению, такова реальность. Думаете, раньше этого не было? Ошибаетесь. С самого начала времен более сильные захватывали тех, кто не мог дать отпор, и заставляли работать на себя. Разве там, где мы жили раньше, не пропадали молоденькие девчонки и дети? И где потом оказывались? Очень часто в борделях для развлечения богачей, уверенных, что их деньги все отмажут. Сколько судеб сломано. Сколько детских жизней погублено только ради удовлетворения низменных желаний властьимущих. Но я собирался говорить не об этом. Есть проблема пострашнее. Вы в курсе, что в части работает коллектив научных работников. На них свалилось столько задач, которые необходимо решать как можно скорее, что им приходится трудиться почти круглые сутки. Сейчас они бьются над вопросом, почему в ледяном окружении наша долина не покрылась льдами, почему под слоем снега земля теплая. Что ее подогревает? Было высказано предположение, что пучок какой-то неизвестной науке энергии прошел сквозь землю, скопировал наш участок и создал его матрицу для переноса на другую планету. При этом разогрел в участке прохода кору планеты…
-- Так что же, получается, мы матрица?
-- Скорее, мы копии того, что было на нашей старушке Земле. Вас это не пугает? – Мезенцев внимательно и с сочувствием смотрел на своих любимых домочадцев. Сам он вполне адекватно воспринял это известие, потому что подспудно готовил себя к чему-то подобному.
Но девчонки как-то вскользь, не зацикливаясь на деталях, пропустили информацию об энергии. Их больше заботило то, что где-то далеко остались их оригиналы, и они стали представлять, чем эти оригиналы сейчас занимаются…
Полина взглянула на мужа и пожала плечами. Что, мол, с девчонок возьмешь. Дети, они и есть дети, со своими фантазиями и интересами, далекими от взрослых проблем. Ее-то как раз интересовали другие…
-- Ты считаешь, что это серьезно?
-- Более чем. Долина окружена льдами. Вернее, она вплавлена во льды. И если придет потепление, излишкам воды некуда будет стекать. Сейчас пока вода напитывает тот слой почвы, который был обезвожен. Но когда-то наступит пресыщение влагой, и куда будут деваться ее излишки? Им некуда уходить…
-- Ой, пап, не бери в голову, когда это еще будет. Нас может быть, уже и в живых не будет… -- вклинилась в разговор Ирина.
-- Ну, вас не будет, так ваши потомки будут жить. Вы ведь не собираетесь меня лишить удовольствия зваться дедом и нянчить внуков, -- лукаво подмигнул дочери Мезенцев.
-- Да ладно тебе, пап, -- смущенно покраснела Марина. – Скажешь тоже. Мы же еще маленькие.
-- Хорошо, но теперь давайте поговорим, как взрослые. Как только потеплеет, и там, наверху уменьшатся вьюги, отряд разведчиков двинется в ледяную пустыню в поисках более удобных мест для переселения. Возможно, что мы ничего не найдем. Хотя, мне думается, ледник не полностью покрывает планету. Где-то же есть его край. Вот и пойдем его искать. И я хочу взять вас с собой. Мне страшно оставить девочек здесь, я уже говорил тебе, Поля, что может их ждать в долине…
-- Пап, мы согласны. Мы будем в твоей княжеской дружине оруженосцами… -- захихикали сестры, уже представляя себя в кольчугах и с бердышами. Долго они еще придумывали себе истории о том, что может с ними случиться в походе.
За воротами части Татьяну ждала незнакомая женщина, неопрятная и неухоженная. Ее когда-то яркая красота уже подувяла, а потуги с помощью косметики вернуть былую привлекательность, только усугубляли общее впечатление. Одета она была, несмотря на мороз, довольно легко.
Женщину эту Татьяна не знала. Но в ее чертах проскальзывало что-то неуловимо знакомое.
Несколько минут назад дежурный на КПП позвонил по местной связи в детский сад и передал, что Татьяну ждут на проходной. Та вначале в недоумении пожала плечами. Кто ее может звать? Потом вспомнила о знакомых из больницы. Может быть, кто-то из них. В части был установлен жесткий порядок: без разрешения коменданта никто не мог пройти внутрь и выйти за пределы. Прибывшие обязаны были предоставить документы, подтверждающие их личность или пригласить кого-то из жителей военного городка, кто подтвердит, что их знает.
Татьяна вопросительно взглянула на незнакомку. Та как-то странно оглянулась по сторонам. Потом прошептала:
-- Ты, что ль, моих ребят забрала? Ну, Сеню и Настю?
Татьяна мгновенно похолодела. Она и представить не могла, что когда-нибудь мать ее детей посмеет явиться за ними.
-- Да не боись. Не за ними я, -- правильно поняла ее испуг женщина. – Я же не дура, знаю, что им с тобой хорошо. У меня к тебе о другом разговор. У Сени с Настей есть сестра, средненькая моя. Она больная. Говорят, у вас тут врач-японец объявился. Так вот он как-то, давно уже, осматривал Гельку, обещал вылечить. А потом сюда дернул. К нему теперь и не добраться… -- женщина опять как-то странно оглянулась. -- Вот я и решила у тебя помощи просить. Тебе ведь проще девчонку ему показать. А я своих ребят у тебя требовать не буду… Зачем? Им здесь лучше…
-- Хорошо, -- наконец, выговорила онемевшими губами Татьяна. Она чувствовала, как холод проникает в ее сердце, сковывает руки и ноги. Еще немного, и она превратится в снежный сугроб, а женщина все говорила и говорила что-то о девочке, о ее проблемах с ногами. – Я покажу девочку господину Накаяме. Сейчас схожу к дежурному, сообщу ему, что еще одного ребенка привезете…
-- Что время зря терять. Идем, вон за теми сараями сани стоят. Лошадь притомилась. Объезжать поле, это еще сколько времени пройдет, девчонка совсем замерзнет. Идем, заберешь ее, ты, я гляжу, тоже замерзла. Давай, быстрее.
Ни на минуту не замолкая, женщина схватила Татьяну за руку и потащила за собой.
Татьяна как-то отстраненно наблюдала за собой, за тем, как покорно идет за этой настырной особой. В голове, словно птица в клетке, билась мысль: это мать моих детей. Но она сразу же внутренне сопротивлялась этому утверждению: как же так, это я их мама. Я их спасла тогда в лесу. Они меня считают мамой, они меня так зовут. А из глубин, исподволь вытекала еще одна мыслишка: вспомни, как иногда Сенечка плачет в уголке о своей маме, вот об этой женщине, неряшливо накрашенной и неопрятной. Но для него эта женщина краше всех, потому что она его родная мама. И эта женщина может в любой момент потребовать детей назад. Никто ведь не поверит словам Татьяны, что она спасала детей… И сейчас она с ужасом думала о том, что однажды ей придется отдать Сеню и Настю этой женщине…
Охваченная этими тревожными раздумьями, она даже и не вспомнила о предостережениях Игоря и требовании командира части не покидать пределы городка без сопровождения охраны.
Идти пришлось довольно долго. Потому что женщина повела ее не по дороге, а вдоль забора, по протоптанной тропинке. Так они ни разу не оказались в поле зрения дежурного, внимание которого было сосредоточено на дороге.
Женщина на всем протяжении пути, не переставая, говорила о больной дочери, о том, что ей необходимо лечение, которое может дать только находящийся в части японец. И так все время, пока они двигались по тропинке.
Эта ее болтовня притупила сознание Татьяны. Она хотела додумать, договорить свой внутренний диалог с собой, но голос женщины все время сбивал ее с мысли, и она никак не могла завершить его. А женщина все так же тянула ее за собой по тропинке, и говорила, говорила.
И вдруг в какой-то момент Татьяна почувствовала, как ее схватили за шею, и в следующее мгновение ее рот и нос закрыли какой-то остро пахнущей тряпкой, которая потушила ее сознание.
Татьяна уже не видела, как от сарая к ним кинулись двое, подхватили ее падающее тело и бросили его в копну соломы на санях, сверху накрыли тряпьем. Возница вскочил на облучок, женщина прыгнула в задок саней, за ней следом мужчина. Лошадь, послушная воле возницы, тронула сани, потом неторопливо потянула свою поклажу лесной просекой, уходящей в сторону от наезженной дороги.
-- Анатолий, уволь меня в дальнейшем от общения с этими… даже не знаю, как их назвать, и от таких кровавых развлечений, -- бросила Ольга, когда ее расписные санки подкатили к порогу дома, и она откинула меховое покрывало и смогла ступить на снег.
Всю дорогу ее то и дело накрывала тошнота. Она измучилась от подступающих приступов и еле выдержала весь путь до города. Все это время она молчала. И только добравшись до дома и отдышавшись, смогла высказать спутнику свое неудовольствие.
-- Но ты же сама согласилась принять предложение, -- удивленно вздернул брови Ибрагимов. Он видел, что подруга не в духе, что ее мучает тошнота, но отнес это на счет излишеств обильного стола и дальней дороги.
-- Зайдем в дом, -- пригласила Голенищева. – Нужно поговорить.
В гостиной она облегченно опустилась на свой любимый диван, похлопала рукой на место рядом с собой, приглашая Ибрагимова.
-- Тебе не кажется, что мы имеем дело с маньяком? – она вопросительно взглянула на Анатолия.
Тот презрительно фыркнул:
-- Америку открыла. Ты что, действительно не знала, чем сей инвалид промышляет?
-- Нет, я же не дура. Знала, конечно, что у него собрана крепкая группировка, что деньжата водятся не от того, что так уж хорошо его фабрики работают… Но… чтобы таким заниматься… Никогда бы не поверила… Так вот почему Светлана отказалась…-- наконец, поняла она.
Этим утром в дома некоторых влиятельных горожан был прислан гонец с предложением погостить в загородном доме четы Землемеровых и принять участие в охоте и развлечениях. Светлана Селезнева отказалась, сославшись на нездоровье, а Ольге сказала откровенно:
-- Нет уж, избавьте меня от таких гостеваний. У меня дети маленькие…
Ольга тогда не поняла, о чем ее слова, теперь, наконец, дошло. Кстати, не поехал и сам Селезнев, сказавший, что его долг быть рядом с заболевшей женой.
-- Интересно, а Селезневы знают, чем занимается этот Землемеров? – в задумчивости произнесла, скорее спрашивая у себя, а не у приятеля. Тот развалился на диване, почти вытеснив ее с любимого места, потягивая какое-то пойло из очередной бутылки.
-- Послушай, Оль, не будь такой наивной и чистоплюйкой, -- наконец, произнес он. – Ты чего хотела, когда заводила эту хреновню с захватом власти? Или думала все чистыми ручонками соорудить? Или надеялась, что кто-то за тебя все будет делать, а ты в кустах отсидишься? Ты как себе представляла исполнение своего лозунга о сокращении лишнего населения? Что, они сами себя, чик – и нету?
-- По крайней мере, я такого не предлагала…
-- Да ладно тебе, -- потянувшись, примирительно произнес Ибрагимов. – Они выполняют твое предложение, но при этом и себе удовольствие создают…
-- Ты это называешь удовольствием? Ты это серьезно? – Ольга чувствовала, что ее голос предательски дрожит.
-- Тоже мне, маменькина дочка. Сейчас еще в обморок грохнись. Ты о чем думала, когда призывала убрать тех, кто мешает исполнению твоих представлений о власти? Кто будет этим заниматься, ты подумала? Так что? Какие претензии? А вообще, сказала бы, что вида крови боишься… Не все переносят такое зрелище. Хочешь знать, в курсе ли Селезневы? Конечно, в курсе. Грош цена начальнику милиции, который будет не в курсе творимого на его территории… А трупы у околиц общин? Ой, только не говори мне, что веришь в появление каких-то обезьян, которые местный люд уничтожают, и как раз по твоим предложениям…
Ольга как-то странно взглянула на этого лежащего на ее любимом диване мужчину, вроде бы и знакомого, и в то же время открывшегося ей совсем с другой стороны, темной и страшной. Что она в нем нашла? Только ли тайного воздыхателя и активного сторонника ее взглядов на власть в долине и права состоятельного меньшинства? Да, смазлив, да, неглуп… Но до придуманного еще в детстве идеала мужчины явно не дотягивает…