Об этой, уже давно несуществующей деревне, остались одни воспоминания. Но отдельные прекрасные уголки природы в этом районе, входящие в состав Востринского заказника, сохранились до сих пор. И туда со всех сторон устремляются любители леса. Раньше шли пешком, ехали на велосипедах через кажущиеся бесконечными колхозные поля, засаженные пшеницей, овсом, рожью; сейчас едут уже на четырехколёсном личном транспорте, достигая дальних уголков этого чудесного края.
Мы познакомились с этой прекрасной природной зоной в начале семидесятых, когда стали ходить туда по совету знакомых ребят из Малого Горшкова. Добирались по левому берегу Востры. Переходили речку вброд, в районе молодых сосновых лесопосадок, в месте впадения в неё ещё меньшей речушки под названием Бурдиха, и поднимались по крутому правобережному склону на свободное от леса пространство, образовавшееся после недавно прошедших здесь сплошных вырубок.
Плановые вырубки в этот период проходили в этом районе повсюду, и вскоре по всей территории стали образовываться значительные, порой многокилометровые, свободные от леса проплешины. Некоторые из них культивировались - дренировались траншеями и засаживались хвойными породами деревьев. Однако большинство оставались неухоженными и самопроизвольно зарастали березняком и кустарником. Такими были две огромные (на два и четыре километра в длину), перпендикулярно расположенные друг к другу сечи, охватывающие почему-то оставленный нетронутым небольшой участок старого леса и заболоченной территории.
Эти вырубки, превратившиеся через десятилетия в берёзовые рощи, и стали в последующем объектом внимания заядлых грибников и любителей ягод. Сначала в них местами появлялась земляника, затем грибы (подберезовики и лисички). Потом стала быстро развиваться брусника, появились первые белые, подосиновики, в изобилии росли волнушки, опята.
Первую землянику и бруснику я брал на ближайшей к Востре сече. Но нельзя сказать, что эти сборы были обильными. В восьмидесятые годы брусника была на отдаленной от реки и уже заросшей кустарниками вырубке, которую я случайно обнаружил, возвращаясь из еще более дальнего похода в район гигантской сечи. В последующем ходил на неё неоднократно в течение полутора десятилетий, пока она не заросла окончательно, и брусника не перестала плодоносить.
К этому времени, к концу девяностых, ягодник перебрался на гигантскую сечу и стал давать там доселе невиданные мною урожаи. Здесь я впервые увидел скрывавшиеся в лесу красные от ягод поляны, канавы со свисающими в них со всех сторон уже бордовыми от спелости ягодами. Нашел целый ягодный лес, где брусника сплошным ковром расстилалась среди густой травы и вылезала наружу в канавах и на кочках. Незабываемыми были последние встречи с этой сечей, одарившей меня красотой огромного сплошного ягодного пространство, расстилавшегося на добрую сотню метров на свободном от леса участке местности.
Во многих местах в этих лесах я оказывался первым и мог долгое время с полным восторгом любоваться открывающейся передо мной красотой и в полном одиночестве наполнять свои бидоны этой чудесной ягодой.
Главной проблемой во всех этих походах была обратная десятикилометровая дорога, преодолеть которую с тяжеленной (не только для меня) поклажей было нелегко. Приходилось нагружать рюкзак и сумку через плечо, и на двух палках преодолевать это расстояние. На это у меня уходило три с половиной часа и более. И я завидовал более молодым и здоровым путникам, добиравшимся до Ломов почти без остановок.
Порой, уже в двухтысячные годы, я собирал за Пежей по два и даже по три ведра ягод. Большую часть сбора приходилось оставлять в лесу, зарытой во мху, в пакетах, и вывозить в последующем на машинах. Помогали соседи и знакомые, которые сами не прочь были полакомиться этим деликатесом.
Изобилие грибов - подберезовиков, подосиновиков, лисичек, волнушек, белых - я увидел впервые тоже в этих заповедных лесах. Наслаждался красотой сбора, собирал грибы десятками килограммов, и тоже вывозил с помощью соседского транспорта. Здесь с вывозом было сложнее, ибо даже самые крепкие грибы оставлять в лесу можно было не более, чем на одни сутки. Случалось, порой, что отдельные, оставленные мною пакеты с грибами, так и лежали до следующего грибного сезона. Чаще же всего мне приходилось по дороге раздавать часть грибов, оставляя их знакомым на сторожке, в Горшково и Голяково - так как донести до автобуса всю эту грибную тягу я был не в состоянии. Правда, иногда мне везло, и меня подбрасывали до Ломов, или до Кукарино возвращавшиеся из леса отдыхающие. Несколько раз подвозил от сторожки на тракторе хозяин "местной тайги" Саша, за что я ему очень благодарен.
Вот такие они, богатые на грибы и ягоды, заповедные "запежевские" районы. Их первозданная Красота, и просто воспоминания о них продолжают волновать моё сердце последние десятилетия. То для меня был земной рай, открывшийся вдруг в качестве вознаграждения за тяготы земной жизни, и приносивший мне физическое и духовное исцеление (пусть временное) и надежду на будущее.