Халдеи

Николай Шмагин
               
                Николай Шмагин               
                ХАЛДЕИ
                Повесть


                В Древнем Вавилоне была народность,
                славящаяся своей            
                образованностью, это ХАЛДЕИ.
                Позднее, в русских сказках слово «Халдей»
                становится      
                синонимом чародея, скомороха, прорицателя.
                Затем это   
                шутник, проказник, уличный артист, плут и
                обманщик.
                В советское время к обманщикам прикрепился и      
                «работник общепита», который постоянно
                обсчитывал          
                клиентов. С тех пор и повелось:
                «Халдей» - официант, работник общепита.


Глава первая. Ресторан «Юность».
Уже с месяц, как Николай работал в системе общепита.
В майские праздники, если быть точнее, 8 мая он был «Зачислен учеником официанта в ресторан «Юность».
Прикрепили его к опытному работнику Егору Иванычу, которого все звали просто Жорой, для обучения профессии сроком на три месяца. После чего экзамены для сдачи на разряд.
Парень он был видный, прошёл службу в армии, поэтому освоился на новой для него работе довольно быстро и успешно. От дома до места работы ехать ему менее получаса, что для Москвы большая удача.
Жена Надежда была довольна своим мужем. Подруг больше в доме не было, звонков от мужчин тоже. Она стала привыкать к своему статусу замужней женщины, к тому же не за горами рождение первенца.
Чисто выбритый, в чёрном костюме и белой нейлоновой рубашке, с портфелем в руках, Николай утром уезжал на работу, как думала Надежда, на закрытое предприятие или «почтовый ящик», где он работал якобы художником-оформителем.
Он придумал эту версию, чтобы избежать скандалов с женой и особенно с тёщей, которая гордилась тем, что её дочь заканчивает МИСИ, инженер, и муж должен соответствовать ей.
Так бывало редко, обычно жена с тёщей мчались на работу к 8-ми часам, он же не спеша собирался, завтракал, и выходил из дома позже, как и положено человеку творческой профессии, а не работяге какому-то.
Слава богу, с этим покончено навсегда. Наконец-то он уволился с завода ЖБК Метростроя, распрощался с надоевшей до смерти общагой, и к лимите больше не имеет никакого отношения. Прощай, район Очаково.
Работая в цехе, он иногда думал со страхом и безнадёгой в душе, неужели ему придётся всю свою жизнь горбатиться в слесарке с напильниками и молотком в руках, а не с кистями и красками, чтобы заниматься настоящим творчеством в мастерской художника, рисовать, писать портреты и пейзажи, как его отец.
Весь в мыслях о своём будущем, Николай ехал до метро «Спортивная», а там недалече и гостиница «Юность», в ресторане которой он и осваивал новую профессию. Если бы его спросили, почему он решил стать официантом, он не сразу бы нашёлся, что ответить.
Наверное, друг его армейский, Мишка Савин, подвигнул на это решение, красочно обрисовав все прелести и выгоды работы в общепите.
«Поработаю недолго, денег заработаю, надо же обжиться наконец, да и жене скоро рожать. А там видно будет. Настанет когда-нибудь и мой звёздный час», - думал он уже с уверенностью в душе.
Молодость, она тем и хороша, что самонадеянна, беспечна и бесшабашна. Можно и горы свернуть, можно и шею сломать.

Николаю всё нравилось на новом месте.
Ещё бы, Лужники. Центральный стадион имени Ленина раскинулся вокруг во всей своей красоте. Это вам не Очаково на окраине Москвы.
Высотное здание современной гостиницы «Юность» привлекало взоры, так и хотелось войти внутрь, в фойё, пройтись по роскошным дорожкам на полу, оглядеться по сторонам, а если ты ещё и работаешь здесь, это вдвойне приятно и радостно. Особенно поначалу.
Надев подаренную Мишкой бабочку для полного антуража, он прошёл в зал, где Жора, он же Егор Иваныч уже протирал посуду, издали улыбаясь спешившему к своему рабочему месту ученику.
В ресторане разгар подготовки к работе. Официанты сначала накидывают на столы большие белые скатерти, затем сервируют их. Скоро открываться. Администратор обходит зал, поторапливает.
Николаю особенно нравятся рюмки и фужеры зелёного, фиолетового стекла. Так и хочется умыкнуть на память. Увы. Всё на счету и на виду.
Егор Иваныч, как учитель и наставник, обучал его всем премудростям официантской профессии; красиво и правильно сервировать столы, умело работать с кухней и буфетом, также на кассовом аппарате своими ключами, знать меню, грамотно обслуживать посетителей, заполнять счёт - квитанции для расчёта с клиентами, после смены сдавать выручку кассиру.
Много ещё чего должен был знать и уметь настоящий официант.
- Ну что, Николай, месяц как мы проработали с тобой. Считаю, вполне можешь работать самостоятельно, молодец, - похвалил его Егор Иваныч. – Хватка у тебя есть, смекалка тоже. Ещё с недельку, для порядка, и я скажу нашему администратору, пора на разряд сдавать. Нечего время тянуть.
- Я не возражаю, деньги нужны позарез.
- Жора, наш Николай скоро папой станет, понимать надо, - засмеялись над одиноким Егором Иванычем официантки, работающие по соседству.
- Тоже мне учитель нашелся. Ещё с недельку, для порядка, - передразнила его соседка по столам, рослая и яркая дама лет под тридцать. – Прямо бюрократ ты у нас, Егор Иваныч, он же Жора.
- Да я рад удружить Николаю, только меня и слушать никто не будет, - оправдывался Жора, - сами же знаете, какие у нас порядки.
- Знаем, потому и сердимся на тебя. А ты попробуй, не бойся.
- Уговорили, сдаюсь, - поднял он руки, отбиваясь от обступивших его говорливых товарок. Им бы только покуражиться перед работой, тонус обрести на долгую смену.
Никто не заметил, как подошёл администратор, строгий на вид Артур Янович в не менее строгом костюме с бабочкой, и слушал сыр-бор.
- Итак, все по местам! – неожиданно оглушил он свой персонал громким басом. – Через минуту открываемся.
Все бросились к своим подсобным тумбочкам, делая вид, что испугались, и проверяя на ходу цепким глазом накрытые столы. Для порядка.
Артур Янович усмехнулся, понимая их, как никто другой.
- Николай, я поговорю с директором, но ничего не обещаю, положено три месяца, сам должен понимать…

Когда Николай вернулся за полночь домой и вручил хмурой сонной жене, поглядывающей на часы и готовой уже разразиться бранью в его адрес, свою первую зарплату, то приятно поразил её.
Не веря глазам своим, она пересчитала деньги и воскликнула:
- Мама, иди скорее, посмотри, какую зарплату принёс Коля.
Встав с дивана, на котором она любила читать на ночь газеты, подошла тёща и, нехотя пересчитав деньги, поразилась ещё больше дочери. Помолчав, вынуждена была признать своим скрипучим голосом:
- 300 рублей, это надо же! Вот что значит работать на «Почтовом ящике», пусть даже и простым оформителем.
- Это ещё не всё, - усмехнулся зять тёще с женой и вышел в коридор, заинтриговав их ещё больше. Спустя мгновение, снова появился в комнате.
- А вот и сюрприз! – в руках у него были две объёмистые сумки, которые он торжественно водрузил на стол, и извлёк из них на свет божий, словно фокусник в цирке, настоящие импортные деликатесы; две палки копчёной колбасы, голландский сыр, фрукты в пакетах, две бутылки марочного вина, пироги в ярких обёртках, коробку шоколадных конфет, в довершение всему, выложив на стол непривычные глазу советского обывателя экзотические ананасы. 
- Это продуктовый набор, как премия за хорошую работу, и в честь юбилея нашего закрытого от посторонних глаз предприятия. Большего сказать не могу. –  Николаю стало неудобно, и он смутился, было, а зря. Оказывается, чем наглее врёшь, тем больше тебе верят.
Так и жене с тёщей сказанного было вполне достаточно.
Они радостно захлопотали вокруг дефицитных продуктов, забыв о позднем времени, ласково и с долей вины поглядывая на добытчика. Неужели они ошибались, считая его обычным лодырем и неудачником.
Сам виновник торжества отдыхал на диване, поглядывая на них, и вспоминая, что на самом деле происходило в этот вечер…

Гостиница «Юность» находилась на балансе Управделами ЦК ВЛКСМ.
В неё на различные праздники, торжественные мероприятия и чествования слетались молодёжные организации со всего Советского Союза, и других соцстран Варшавского Договора. И не только.
В актовом зале проходили конференции, на которых выступали лучшие артисты советской эстрады. Так и на этот раз. Сначала была конференция, посвящённая молодым хлопкоробам страны.
Выступал сам секретарь ЦК ВЛКСМ  Е. М. Тяжельников, и лично награждал отличившихся в столь нелёгком и почётном труде Знаком ЦК ВЛКСМ «Лучшему молодому хлопкоробу».
Потом начался концерт, и по всей гостинице разносился мощный баритон Иосифа Кобзона, с задором исполнявшего песню о комсомоле:
«Не расстанусь с комсомолом,
  Буду вечно молодым!..»
В это самое время в банкетном зале вовсю хлопотали официанты Егор Иваныч, рослая красавица Галина Петровна, и в помощь им был придан ученик Николай. Из ресторана были доставлены все необходимые продукты и разнообразные напитки на любой вкус.
Втроём они накрыли «Поляну», и когда во главе с главными комсомольцами прибыли шумные гости на банкет в честь награждённых, они весь вечер обслуживали их по высшему разряду. Какая школа для ученика.
Произносились тосты и речи в стиле «Алаверды», гости пили и ели, что называется, в «три горла», но осталось всего много.
Всё, что досталось ученику после банкета от старших коллег, теперь находилось в хозяйственных руках его жены и тёщи, включая и полученную им ещё днём зарплату…

Как бы то ни было, но Николай теперь жил семейной жизнью, и это положительно сказывалось на его отношении к будущему. Он стал спокойнее, рассудительнее, стал забывать о разгульной жизни в общагах, будь то в Краснодаре, или в Очаково в Москве.
Ему снова захотелось рисовать, как в детстве, и теперь в свободное время он стал делать зарисовки, для этого брал с собой альбом, когда прогуливался в скверике возле дома со своей беременной женой.
В результате появились рисунки, например, старушка на лавочке, или жена в просторной блузе и свободном сарафане, скрывающем её формы.
Дома он нарисовал свой автопортрет пером (чёрной гуашью), затем постелил на стол скатёрку, на неё поставил тульский самовар, гордость Марии Михайловны, чайную посуду, положил лимон, и написал яркий, красочный натюрморт на картоне маслом. Домашние одобрили, и даже удивились. Надо же, как красиво получилось, как у художника.
Ему нравилось по вечерам с папкой художника ездить в ДК Трёхгорки, изостудия которой была одной из лучших в Москве, и не пустовала.
         Группа новичков, в которую входил и Николай, штудировала на ватмане изображение Сократа, гипсовая голова которого высилась перед ними на постаменте. Николай любил рисовать гипсы ещё со школы, глаз у него был точный, цепкий, рука с карандашом не дрожала, и вот уже на листе ватмана проглядывал довольно точный рисунок мыслителя, и даже взгляд его пустых глазниц был наполнен мыслью.
Педагог, пожилой мужчина с бородкой клинышком, был доволен его работой. – Ну что сказать, у вас и поправлять ничего не надо. Давно занимаетесь, и где, если не секрет?
- С детства. У меня отец художник, всё смотрел, как он рисует, затем занимался в изостудии по вечерам, после занятий в школе.
- Это видно. Работайте дальше, у вас всё получится, - и он проходил к следующему мольберту…
Когда Николай приезжал домой, вслед за ним вскоре из института с трудом добиралась и Надежда. Она уже не работала, была в декретном отпуске, но учёбу не прекращала, хотя и подумывала ещё об отпуске и академическом. Ей тяжело приходилось, и Николаю становилось жалко жену, он видел, как она мучается, спала с лица, подурнела, и стала похожа на свою мать. Однажды он это чётко увидел, когда они сидели рядом с недовольными лицами и о чём-то рассуждали.
Существует такое высказывание: «Если хочешь узнать, какой будет твоя жена – посмотри на тёщу».
Энтузиазма ему это не добавляло, но что поделаешь, раз взялся за гуж, не говори, что не дюж. Конечно, он поспешил с женитьбой, но выбор у него был невелик: либо слесарить в грязной робе и влачить жалкое существование в общаге, надеясь получить комнатку, либо жениться, что он и сделал. Это был его выбор, и жаловаться на свою судьбу не следует.
Так размышлял он, сидя на кухне за скудным домашним ужином, понимая, что жене сейчас не до него, и наблюдая за соседкой, неутомимо шныряющей взад-вперёд по коридору. Однако она его не так утомляла, как жена с тёщей, и он не торопился покидать кухоньку.
На следующий день у него был выходной, так как работали бригады официантов посменно, и Николай неторопливо собирался якобы на работу, раздумывая, куда податься; то ли к Мишке съездить, то ли в кинцо сгонять.
          А когда с улицы явилась хмурая и похожая на бледную поганку жена с животом колом, выпирающим из сарафана, ему в голову вкралась крамольная мысль: а не найти ли ему смазливую бабёнку для полноты жизни? Иначе с ума сойти можно.
- Я была в женской консультации, и врач сказала, что мне не хватает витаминов. Ты слышишь меня или нет, о чём размечтался, работничек?
- Разве я мало получаю, на витамины уж точно хватит, - огрызнулся муж, слегка смущённый и уязвлённый придирками жены.
- Мне нельзя сумки таскать, а мама тоже допоздна работает, сам знаешь, - продолжала жаловаться и нудить жена.
- Я всё понял, будут тебе витамины. А сейчас мне на смену пора, - вскочил Николай и понял, что проговорился. Махнув рукой с досады, поспешил вон из квартиры, забыв впопыхах свою папку художника.
- На какую такую смену, уж больно ты нарядный на работу ходишь, прямо начальник какой, - ревниво крикнула ему вслед Надежда, клокоча от возмущения, но мужа уже и след простыл.
Поскольку за папкой он не стал возвращаться, погулял по Москве, точнее, по Калининскому проспекту, хотел сходить в кинотеатр «Октябрь», но раздумал, и зашёл в пивной бар «Жигули», выпил пару кружек пивка с креветками, подзаправился бифштексом с тушёной капустой, благо деньжата в загашнике у него водились.
Гулять так гулять, и он направился в Дом Книги, что напротив бара, прошёлся по этажам, рассматривая дорогие альбомы по искусству, прицениваясь, и не удержался, купил-таки альбом с иллюстрациями картин художников-передвижников. Он давно мечтал о такой книге.
Далее его путь лежал в магазин грампластинок «Мелодия», по соседству, где всегда толчея, так как можно было отхватить новую модную пластинку, что он и сделал. Приобрёл малый диск с песнями зарубежных исполнителей. Ещё побродил по городу, не забыл купить жене полную авоську фруктов, и под вечер вернулся домой, якобы с работы.
Жена была рада его вниманию и заботе, и пока не ворчала.

Николай уже вполне освоился в новой для себя профессии. Довольно умело работал с кассой, пообтёрся на кухне, познакомившись поближе с поварами, в буфете он тоже изучил весь ассортимент напитков.
Он даже начал разбираться в посетителях, что было самым главным козырем в профессии официанта. И в этом ему оказал неоценимую помощь его наставник и учитель Жора.
- Вон, видишь, пришёл клиент, - показал он на интеллигентного вида мужчинку, расположившегося у окна за столиком.
Николай был весь внимание.
Клиент аккуратно угнездился за столом, брезгливо смахивая со скатерти невидимые никому, кроме него крошки, и нервно дожидаясь официанта. Меча по сторонам колючие взгляды.
- Это так называемый «сектант», гость-вегетарианец. Всю душу из тебя вынет, пока не уйдёт. То ему не эдак, и это не так. В конце концов закажет салатик из овощей, кашку, чаёк, и отвалит, кипя от возмущения и недовольства. Всё не по нём. Наест на трёшницу, сдачу всю соберёт до копейки, счёт протрёт до дыр, изучая. Хочешь его  обслужить?
Николай молча пожал плечами. Не хотелось бы, конечно.
- Ладно, наблюдай пока. Я сам с ним разберусь, - и Жора с лёгкой благожелательной улыбкой и вниманием на лице направился к столь почтенному клиенту, хмуро поджидающему его, и с неудовольствием косящему на соседние столики, за которыми посетители с аппетитом поедали борщи, и котлеты с жареной картошкой.
Это днём. А вечером среди гуляющих «купцов» или разгульных ловеласов с девицами, попадались и другие, не менее колоритные фигуранты. Например, «чайка», это гостья, занимающая отдельный столик, и заказывающая исключительно только чай.
Как правило, это были девицы бальзаковского возраста, худые или полные, не суть-дело. Главное заключалось в том, что они мечтали о принце, который подойдёт к ним и увезёт на белом коне в райскую жизнь, которой они достойны. Сермяжная правда была совсем иной.
Обычно к такой даме подкатывали подвыпившие мужланы с низменными предложениями присоединиться к их шумной компании, чтобы попить водочки и возмущённая «чайка», бросив на стол рубль, гневно удалялась под хохот недостойных её внимания ухажёров.
Наставник обучил его многому, и Николай был благодарен ему за это. Как-то между делом, спросил его: - Жора, тебе сколько лет?
- 35 стукнуло, а что, плохо выгляжу? – испугался мнительный Жора.
- Нормально. Так ты уже старый, а всё в холостяках ходишь. Жениться тебе пора, а то скоро не возьмёт никто.
- Жениться не напасть, как бы женатому не пропасть, - ответил хитро-мудрый холостяк, усмехаясь. – Мне и с мамой хорошо живётся. Куда спешить. Ты-то вот женатый уже, хотя и молодой, а я что-то особого счастья не наблюдаю на твоём лице.
Николай промолчал. Не в бровь а в глаз, как сказал бы его любимый дед Маресьев в таком случае. Он всегда вспоминал деда в подобных разговорах. Тот был остр на язык и меток в выражениях. Разгадал его Жора.
- Ладно, не журись. Вон за нашим столиком ещё один гость сидит, важный такой. У нас таких называют «Золотая Антилопа». Видишь, машет тебе рукой, расчёт требует. Смотри не обсчитай, скандалу не оберёшься.
И точно. Следуя наказу учителя, Николай вежливо рассчитался с гостем, и тот, пересчитав сдачу, оставил ему от своих щедрот на чай несколько мелких монет, мелочь. Довольный собой, важно удалился, милостиво кивнув молодому официанту, мол, знай наших, не обидим.
- Сколько он на чай отвалил? - не выдержав, полюбопытствовал Жора.
- Восемь копеек не пожалел, козёл, - Николай усмехнулся, - а уж форсу нагнал. Небось сам видел, какой весь важный из себя ушёл. Благодетель.
- Плюнь и разотри. С клиентами надо обходиться вежливо, как врач с больными. Только мы вместо таблеток еду да питьё подаём. Пусть лечатся.
- Это точно. Видел, какой лозунг вчера для наглядности вывесили?
И они внимательно, хотя и с долей сарказма, в который уже раз прочитали девиз, красиво начертанный над выходом из ресторана:
         «Чаевые унижают достоинство советского человека».
Николай работал чётко, грамотно, он  обладал тем обаянием, которое так необходимо официанту, и если его нет, труба дело, а у него оно было и посетители благоволили ему, давая на чай больше, чем другим халдеям.
Это вызывало у его коллег злость и непонимание.
- Ученик, а умеет так льстиво подойти к клиенту, угодить, что те просто тают. В чём секрет, не пойму, а вы как думаете? – как-то разговорились о работе Николая  взрослые и опытные официанты в курилке, где его, как некурящего, обычно не было.
- Душа у него чистая, к людям добр и отзывчив, а они это чувствуют, потому и благодарят чаевыми, - раскрыл секрет успеха своего ученика Егор Иваныч, покуривая и снисходительно усмехаясь.
- Вот-вот, научил его на нашу голову. Теперь постоянные клиенты к вам за столы переходят. А мы, оказывается, рылом не вышли.
В ответ Егор Иваныч лишь довольно расхохотался и, загасив сигарету, поспешил на своё рабочее место, где стоял его гениальный ученик, как часовой на посту, и бдительно следил за клиентами, готовый в мгновение ока очутиться возле них по первому зову и взгляду. 
Ещё он усвоил Жорин урок, как обслуживать «клиентов за столом».
- Хороший официант подходит к столу так часто и незаметно для гостя, что со стороны это выглядит как хождение вокруг стола, отсюда и выражение «кружить стол», - учил Егор Иваныч полюбившегося ему парня.
         На деле сей урок Николай освоил ещё во время обслуживания банкета после конференции. Он быстро понял, что означает выражение «кружить стол». Тогда же Жора ему пояснил, что банкетный зал для гостей называется «поляна», а столы – грядки. Показал, как правильно накрывать стол большой белой скатертью, «простынёй» по - халдейски.
Помимо этих премудростей, Жора научил его главному: как зарабатывать довольно солидные деньги кроме чаевых.
- Когда пир за столом уже в разгаре, ты можешь сделать так: заказали тебе гости ещё бутылочку коньяка пять звёздочек, берёшь в буфете коньяк   трёхзвёздочный, и переливаешь в пустую бутылку с пятью звёздочками. Улавливаешь разницу в цене?
Николай улавливал, вот это учитель, знает толк в своей профессии.
- Ещё запомни. Дамы за столами часто не доедают горячие мясные блюда, да и закуски. Форсят таким образом. Ты не спеши тарелки в мойку относить. Из двух-трёх недоеденных блюд можно составить приличное целое, - усмехался Жора, зорко поглядывая по сторонам. – На кухне попросишь подогреть, и можно нести подавать очередной клиентке.
- Спасибо, Егор Иваныч, за науку.
- Как говорится, лучше маленький подарок, чем большое спасибо, - смеялся учитель, с одобрением глядя на своего толкового ученика.
- За мной не заржавеет, - улыбался тот в ответ, и это была правда.
Высшим классом для халдея было подать подвыпившим гостям водку «Старка» в коньячной бутылке с пятью звёздочками, или даже марки «КВ».
          Она так нравилась питухам, потерявшим чутьё из-за количества выпитого, что они хвалили официанта за чудесный «коньяк».
Так что Николай был во всеоружии, когда оставался один на один со своими клиентами, мог обслуживать сразу 4-6 столиков, и Егор Иваныч не боялся оставить его без своего попечения, часто отлучался, возвращаясь назад повеселевшим и бодрым. Все знали об этом его увлечении, но молчали, прощая его маленькую слабость. Правда, начальство иногда гневалось, но тоже терпело, так как лучше него никто не мог работать на банкетах.
Тем не менее, протирая до блеска бокалы и рюмки, посуду, столовые приборы перед тем, как накрывать столы поутру перед началом смены, Николай подумывал о том, что пожалуй, нечего ему ждать ещё два месяца, и затем сдавать экзамены, когда можно сразу перейти на работу в другое заведение уже с разрядом, как объяснил ему дружбан Мишка Савин.

Для разговора об этом он приехал к Мишке на работу в пивной бар, который находился на первом этаже кирпичного здания времён сталинской постройки по Ломоносовскому проспекту, неподалёку от известного на всю Москву Черёмушкинского рынка. От дома №31 на проспекте Вернадского, где проживал Николай, до бара рукой подать.
К важной встрече он принарядился: надел модные брюки-клёш, ботинки фирмы «Скороход» на толстой подошве и высоких каблуках, тенниска из искусственного шёлка в синюю с белым полоску поперёк, типа тельняшки навыпуск, и причёска под битлов довершали наряд модника.
Мишка критически оглядел друга, но промолчал.
Сам он был, как всегда, в тёмно-коричневом костюме-тройке несмотря на жару, в белой нейлоновой рубашке с бабочкой и лаковых туфлях.
У них в баре как раз случился перерыв, и они с Мишкой прогулялись в кафе «Луна», что по соседству. Для этого надо было пересечь Ленинский проспект и сразу за углом уютное заведение, в котором завсегда очередь.
Расположившись за столиком у окна с видом на шумный проспект, друзья съели по яичнице, пили кофе с кексами.
- Мишаня, надоело мне делегации дешёвыми завтраками да обедами кормить, и ещё целых два месяца в учениках маяться, - пожаловался он другу, с надеждой поглядывая на него.
- Я уже прозондировал почву. Директор свой в доску, они в корешах с Виктором, моим старшим братом. Он сказал, пусть приходит. Поговорим. Раз так сказал, значит, возьмёт, - обнадежил Мишка армейского дружка. – Я договорюсь с ним на завтра.
Они снова перешли по переходу через Ленинский проспект,  мимо магазина «Одежда», занимавшего первый этаж дома №75, и вернулись в бар.
Два ряда столиков выстроились вдоль окон, от кухни с буфетом и подсобкой их отделяла тонкая перегородка, но несмотря на то, что бар напоминал узкий пенал, в нём было уютно и многолюдно, как всегда.
Впервые Николай побывал здесь, когда ещё проживал в общаге, в Очаково. Тогда он мечтал о том счастливом дне, когда уволится с завода и переберётся сюда на работу, женится на москвичке, и вот его мечты сбываются. Как и обещал его армейский дружбан.
Он присел у окна за столик. Мишка принёс ему пару кружек пива с креветками, и побежал дальше. Весь в работе.
Посидев с полчасика, Николай ушёл домой, распрощавшись с другом.
«Хорошо бы им поработать вместе, и пивбар уютный, и от дома недалеко. Главное, если возьмут как официанта. Надоело в учениках ходить», - размышлял он, проходя мимо кинотеатра «Прогресс», затем неспешно по проспекту Вернадского, прямо до дома.

На следующий день они оба были выходные. Наконец, настало лето. Тепло. Зелено. На улицах сплошь и рядом красивые девушки прогуливаются.
Друзья встретились рядом с баром. Мишка, как обычно, выглядел франтом, и Николай с восхищением покрутил головой:
- Ну ты, Мишаня, как всегда, неотразим.
         Мишка самодовольно усмехнулся, застёгивая пиджак на пуговицы.
- Ты главное, Колян, держись солидно, но уважительно. Пошли.
Кабинет директора был маленький, но добротный.
Мишка сразу же выставил на стол бутылку армянского коньяка.
Директор выглядел солидно и добротно, как и его кабинет. Он кивнул ребятам на стулья и молча разлил коньяк по стаканам. Вынул из шкафа коробку дорогих шоколадных конфет.
Выпили по полстакана. Директор словно сфотографировал глазами претендента на место в бригаде халдеев и кивнул утвердительно.
- Ладно. Зачислю тебя официантом по третьему разряду. Завтра приступай к работе. Получишь ключи от кассы, и вперёд с песней. Миша рассказал мне, как ты в ресторане ловко управляешься с клиентами.
Мишка утвердительно кивнул, закусывая конфетой.
- Он и подскажет, что к чему и почём у нас. Везде свои тонкости. Сможешь, будешь работать, нет – вылетишь из бара пробкой. Если проверяющие застукают, защищать не буду. Ну, будем.
Они допили коньяк вслед за директором, и с облегчением закрыли за собой дверь кабинета. Дело сделано. Мишка довольно улыбался.
- Вот ты и принят. Как я обещал. Теперь вместе пахать будем…

Глава вторая. Столовая № 40.
Уволиться из ресторана не составило большого труда. Николай получил на руки трудовую, тепло распрощался с Егором Иванычем, и был таков. Его понимали. Чем в учениках целых два месяца болтаться, конечно сподручнее сразу официантом работать, да ещё в пивбаре.
Таким образом, его трудовая книжка перекочевала в кабинет директора пивного бара, и появилась запись, что он «Зачислен в столовую № 40 Октябрьского треста столовых на должность официанта 3-го разряда».
В общепите существовали две категории: первая –  кафе, и рестораны. Вторая – дешёвый общепит, то есть столовые, пивные, рюмочные, закусочные, чайные, ларьки. Это означало, что Николай перешёл из первой категории во вторую, но не жалел об этом. Устроиться на работу в пивной бар, не говоря уж о коктейль - барах, было большой удачей.
Работа оказалась труднее, чем он думал. Народу полно, только носи на столы подносы с кружками пива, да тарелками с креветками и закусками. Но парень он был хваткий, способный и выносливый.
         К тому же, уже обучен работе с кассой, и знал, что главное, не пробить в спешке сто рублей вместо десяти, и из двух ключей один был для кухни, другой для буфета.
Пробил чек за десять порций креветок – получи на кухне.
Пробил за двадцать кружек пива – получи в буфете.
В конце смены снимаешь кассу, и остаток помимо суммы для сдачи – твой. В первую же смену в остатке у Николая оказалась двадцатка.
- Молоток, экзамен сдал! Принимаем тебя в нашу халдейскую семью, - Мишка крепко по-свойски хлопнул друга по спине. – У меня сначала такой же навар был, потом по полтиннику будешь иметь, а в выходные и праздники больше. Надо обмыть, иначе успеху не быть! – захохотал он.
Николай не отрицал очевидное. Надо, так надо.
Они зашли в кафе неподалёку, сделали заказ официантке.
- Мне Егор Иваныч, учитель и наставник, его все в ресторане Жорой зовут, анекдотец рассказал. Слушай, - подвинулся ближе к другу Николай.
Мишка весь внимание. Чего-чего, а анекдоты он любил травить.
- Так вот. Клиент возмущённо кричит, обнаружив в салате нечто, похожее на навозного жука, или чёрного таракана:
- Товарищ официант, а у меня в салате таракан, это безобразие!
- Где таракан? – официант берёт из тарелки таракана и с аппетитом съедает. – Вы что, это же жареный лук. Неужели разницы не видите?
- Разве? На самом деле лук, а я-то думал, похоже на таракана, - недоумевает посетитель, не может же человек, пусть и официант, вот так запросто взять и съесть такую мерзость.
- Бывает. И не стыдно вам, товарищ, тень на плетень наводить, честное имя работника общепита  позорить…
- Ха-ха, - одобрил анекдотец Мишка, разливая в рюмки принесённую с собой водку и наблюдая, как официантка ставит на их стол салаты, и мясо с картошкой в горшочках. Аппетит его разыгрался не на шутку.
          - А теперь мой анекдот послушай, халдейский. Не для слабонервных.
         Официант несёт клиенту тарелку горячего супа, опустив в него палец.
- Ты зачем палец в суп опустил? – спрашивает другой официант.
- У меня нарыв. Врач велел в тепле держать.
- А когда супа нет под рукой?
- Тогда в заднем проходе держу.
И Мишка громко заржал на всё кафе, как тогда в госпитале, когда они травили анекдоты по вечерам в туалете, заметив, как друг - Колян брезгливо глянул на дымящееся жаркое в горшочке.
Они звякнули рюмками, выпили, и тут же повторили, закусили, настроение резко повысилось. Ещё бы, за такое дело и нарезаться не грех…
Домой он заявился поздно, пьяный, но ещё в разуме. Жена уже спала, ей было самой до себя. Не до ревности. Скоро родить, нельзя погодить.
Едва раздевшись, он брякнулся замертво на старый диванчик возле двери, как и положено пьяному человеку. Наутро жена была угрюмая и молчаливая. Тёща уже на работе. Слава богу. Одной фурией меньше.
Николай быстро умылся, оделся, попил чайку на кухне с соседкой Клашей, и умчался на работу, крикнув жене на прощанье, что скоро будет большая зарплата. - Так что не журись, Надя, заживём лучше других.
Надя и не журилась. Она уже поняла, что за муж ей достался.
«Лучше такой, чем никакого», - усмехнулась она и стала собираться тоже. Ей надо было к врачу, в женскую консультацию. К родам она готовилась основательно и ответственно. Понимала, что  на сносях, то есть очень сильно беременная. Вот-вот, и появится у неё первенец…

Николай сам не заметил, как втянулся в работу на новом месте, благо рядом был его армейский дружбан Мишка Савин, рубаха-парень. Бесшабашный, открытый в обращении, весёлый, всегда и везде свой.
После очередной смены они ехали отдохнуть в кафе, ресторан, за время работы в общепите где только не побывал Николай вместе с другом Михаилом. Они обошли все значительные рестораны, кафе, бары.
          Не работая халдеем, вряд ли такое произошло бы. Благодаря этому они побывали во многих известных злачных местах, как например, рестораны «Прага» на Арбате, «Пекин», «Славянский базар», «Будапешт», «София».
Ресторан «Берлин» в центре столицы был самый шикарный из всех и запомнился ему особо, хотя сама обстановка в зале была чопорная и скучноватая. В «Метрополе» они тоже отметились, но там была такая дороговизна, что денег едва хватило даже им, халдеям.
          В «Узбекистане» ему запомнилась восточная кухня, и ещё большая очередь из озлобленных граждан, желающих попасть к заветным столикам.   
          Мишку везде знали, и швейцары распахивали перед ним двери, как перед генералом. Он удивлялся такому почтению к его другу,  но заметив, как тот сунул швейцару червонец, всё понял.
В связи с этим ему вспомнилось новое стихотворение Владимира Высоцкого, творчество которого он знал и принимал сердцем, написанное поэтом, когда ему тоже пришлось постоять с друзьями в такой очереди.
«А люди всё кричали и кричали,
  А люди справедливости хотят:
  «Ну как же так?! Мы в очереди первыми стояли,
  А те, кто сзади нас, уже едят».
Возле метро «Пушкинская» располагалось кафе «Лира», оно было культовым для молодёжи. Мишка с Колькой тоже заглядывали туда послушать музыку и потанцевать с москвичками из высшего общества.    

          Попасть туда было ещё сложнее, но только не им с Мишкой. Его обаяние и червонец открывали все двери безотказно.
Побывали они и в менее значимых местах, в кафе «Валдай», например, в пивных барах «Жигули» на углу Калининского проспекта, и «Ладья», который в народе называли «Яма», что в Столешниковом переулке.
          Там всегда была очередь у лестницы, ведущей в подвал. Спускаешься по ней, и попадаешь как бы в иной мир.
В пивбаре необычно: сводчатый потолок, покрашенный масляной краской, кафельный пол с щербинами, грязные столы. Амбре из прокисшего пива, табака, варёных креветок и мочи, перемешанной с хлором, стоял в воздухе над столами с людьми.
Публика самая разнородная: от алкашей и урок до научных сотрудников и командировочных. Пиво нормальное, разбавленное водой, но если плеснуть в кружку грамм 100 водки, получается русский коктейль «ёрш», то в самый раз, и настроение повышается, особенно после 5-6 кружек.
Вокруг стоит в воздухе гур-гур, и вначале чужие лица в этом шалмане становятся вдруг родными, братскими, а сам бар тёплым и уютным домом.
По сравнению с «Ямой» в пивбаре «Жигули» сам интерьер и обстановка в нём были почти ресторанными, да и публика побогаче.   
          Николаю понравилось бывать в этих барах, так что на какое-то время он стал там завсегдатаем. Заглядывал и позже с друзьями. Об этом потом.
Со временем он обнаружил, что в гостиницах рестораны не менее шикарные, например, в гостинице «Москва», или «Россия», «Интурист», даже «Минск», хотя и там бесконечные очереди, но не для них, халдеев.
Он стал знатоком и гурманом злачных заведений, разбирался в особенностях той или иной кухни, имел свои предпочтения. С годами всё это сошло на нет, как и само его халдейство. Жизнь и судьба вели его вперёд, к иным вершинам и свершениям. Но это придёт позже, а пока он работал с Мишкой в пивбаре на Ломоносовском, и был счастлив по своему.
Однажды вместе со всей сменой они побывали в ресторане аэропорта «Внуково», который функционировал круглосуточно.
Там уже их обслуживали официанты. Халдеи халдеев не обидят, и приехавшие бросали щедрые чаевые при расчётах с местными.
- Наши гулять приехали, теперь до утра будет дым коромыслом, - шутили местные халдеи, с удовольствием обслуживая коллег.
- Пусть отдыхают, раз заработали. Имеют право…
В таких случаях Николай заявлялся домой уже под утро, пьяным в дым. Жена не на шутку тревожилась. Что же это за работа у него такая, но успокаивалась, когда он вручал ей очередную зарплату рублей в 300.
Несмотря на это, возникали скандалы, в которые встревала и тёща.
Тогда они вдвоём наседали на загулявшего, по их мнению, зятька и муженька. Только успевай отбрёхиваться, и придумывать разные неправдоподобные истории.
Наутро Николай вставал, как паинька, бегал по магазинам, приносил сумки и сетки, полные овощей и фруктов, продукты, даже свежее мясо доставал по блату у знакомых мясников, посещавших пивбар.
Жена с тёщей только руками разводили, недоумевая, и как это всё ему удаётся, прохиндею, если бы ещё не выпивал и не задерживался допоздна, цены бы ему не было.
При разговорах с другом он иногда жаловался ему на эти скандалы, и тот понимающе усмехался, сочувствуя женатику.
- А что ты хочешь, какая жена потерпит, если её благоверный под утро на бровях домой приползает. Хотя, скажу тебе как на духу. Жена тебе досталась злая и завистливая, вся в свою мамашу. Я это сразу понял, ещё на твоей свадьбе. Молчал только.
Николай хмурился, но терпел. Правда глаза колет.
- Не серчай, тебе жить. Я сказал своё мнение, имею право, как друг. Когда я бываю у вас, вижу, не слепой, как она пренебрежительно смотрит. Не уважает. Потому и не заезжаю больше.
- Да я и сам понял, что поспешил с женитьбой. То подруги названивают, то хахаль бывший позвонит, и вот она с ним щебечет, как я войду в комнату, трубку кладёт. Говорит, ошиблись номером. Тёща меня за что-то невзлюбила. Одна соседка Клаша ко мне хорошо относится, - Николай усмехнулся, разглядывая Мишку, дескать, говорить дальше или нет.
- Знаешь, просто в общаге надоело маяться, на заводе ломаться за гроши, зато имею теперь постоянную прописку в Москве, работаем с тобой вместе. Деньгу зашибаем.
- Правильно рассуждаешь, - уважительно глянул на него и Мишка. – Жену можно поменять, не горб на спине носишь.
- Это ты верно сказал. Только ей скоро рожать, вдруг сынишка появится. Аж голова пухнет от мыслей разных. Давай лучше по стаканчику опрокинем, - и друзья направлялись в очередной кабак, где их уже знали и уважали за щедрые чаевые…

В изостудию теперь он ездил редко, да и лето на дворе. Осенью снова начнёт рисовать, а пока некогда. Работа в пивбаре ему нравилась, он и не заметил, как месяц пролетел в трудах праведных и заботе о хлебе насущном.
Парень он был не злопамятный, жалостливый, к своему семейному очагу привык, и вскоре в доме появилась новая софа, сверкающий полировкой стол, стулья с мягкой обивкой, и шикарный сервант.
Тёще особенно приглянулся сервант. Она расставила в нём посуду, какая была, и не могла налюбоваться на полировку, поскольку сама работала на зеркальной фабрике, и в полировке знала толк.
И вот настал тот момент, которого они ждали. Вернувшись после смены домой, Николай обнаружил, что жены нет.
- В роддом её увезли, на скорой, - сообщила тёща. – Время пришло.
Он сразу же позвонил в роддом, и в справочной ему ответили, что роженица пока в палате, спит, так что звоните завтра. Успеете ещё папашей стать. Не торопите события.
Он вздохнул с облегчением. И то хорошо. Хотя бы выспится, как следует. В их комнате было тихо, даже уютно, грех не воспользоваться ситуацией, и Николай с блаженством растянулся на диване, понимая, что скоро этой идиллии наступит конец.
И он наступил уже на следующий день, когда Николай снова позвонил в справочную. Сынок у вас родился. Роды прошли нормально. Затем сообщили его рост и вес, про которые он тут же забыл, не записав. А также адрес. Он много раз проходил мимо этого роддома на Арбате.
Тёщи уже не было. Она работала с семи утра, так что вставала в пять, и никому не давала спать, громко стуча каблуками, хлопая дверями, и разговаривая сама с собой. На фронте она служила в разведке, ходила в тыл врага, была контужена, и с тех пор с головой у неё было не всё в порядке.
Поскольку родители Николая тоже были фронтовиками, имели ранения, а отец являлся инвалидом войны, он понимал свою тёщу и сочувствовал ей, старался больше не ругаться по пустякам, и она ценила это.
Хотя сердцу не прикажешь, и он часто ловил на себе её хмурые красноречивые взгляды, мол, знаю я тебя, прохвоста, женился ради постоянной прописки на москвичке, и строит тут из себя хозяина. Не получится, касатик, на фронте я фашистов в плен брала, а уж с тобой разобраться, раз плюнуть.
Николая аж мороз продирал по коже от таких предположений, и хотелось бежать без оглядки, но куда, опять в общагу, на завод? И он терпел, старался с уважением относиться к бесстрашной тёще, хотя понимал, всё до поры, не зная, что такая пора наступит раньше, чем он думал.
         Но всему своё время. А пока надо бежать на смену, да ещё съездить в роддом, отвезти передачу молодой мамаше, витамины там разные, то да сё. Теперь он тоже молодой папаша, хотя соседка Клаша и сомневается в этом. Ничего, прорвёмся, где наша не пропадала.
Когда в пивбаре узнали, что у Николая родился первенец, все одобрительно хлопали его по спине, плечам, а друг Мишка собрал по кругу приличную сумму и вручил товарищу со словами:
- На вот, Колян, от нас от всех, прими как дружеский взнос на первое время. Вот тебе ещё пакет с витаминами: апельсины там, яблоки, шоколад. Сам разберёшься, не маленький уже, раз папашей стал.
- Спасибо, - Николай не ожидал такого участия к себе со стороны товарищей, и пытался скрыть свою радость и волнение, хотя это у него плохо получалось. – Вот, после смены рвану в роддом, раз такое дело.
- Езжай раньше, директор не против. Понимает всю важность момента.

Николай съездил к жене, передал ей пакет с фруктами, он уже знал, что она находится в роддоме № 7 им. Грауэрмана, на Арбате, рядом с рестораном «Прага», где он с Мишкой уже побывал, поэтому роддом нашёл сразу же.
На третий день после рождения ребёнка Надежду выписали, так как роды прошли успешно. Николай заказал такси и приехал к моменту выписки, предварительно купив букет красных гвоздик.
Она вышла из дверей знаменитого роддома бледная, но улыбающаяся и со свёртком в руках. Он вручил ей цветы и получил взамен свёрток, из которого на него смотрел малосимпатичный, как ему показалось, младенец.
У него было сморщенное личико, нижняя часть которого с носиком выдавалась вперёд, как у бульдожки. Посадив жену в такси, он передал ей ребёнка, сел рядом, и они поехали домой.
Николай испытывал странные, непередаваемые словами чувства к происходящему: с одной стороны, он даже радовался, что у него появился на свет божий первенец, с другой, при виде его он почувствовал нечто вроде отвращения, так он был ему неприятен. Хотя умом он понимал, что это всего-навсего беспомощный младенец, который полностью зависит от их любви и заботы о нём. Но сердцу не прикажешь.
Он ведь женился вполне искренне, и ожидал такого же от своей жены. На деле он испытал жестокое разочарование, увидев обман, недомолвки, даже соседка Клаша, донская казачка старой закалки, жалела его, молодого парня, которого обвели вокруг пальца, да ещё ругают ни за что ни про что.   
          Нет счастья без любви и быть не может. Отсюда и его загулы-разгулы, пьянки-гулянки. С такими мыслями, подспудно роящимися в голове, он доехал с женой и сыном до дома, где властвовала его тёща.
Там их уже ожидала сама Мария Михайловна, принарядившаяся по такому случаю. Она оглядела с любовью младенца и они с дочерью поместили его в кроватку, где всё уже было застелено и подготовлено. На столе лежали стопки простынок, пелёнок и распашонок, игрушки-погремушки, бутылочки и пакетики с питанием.
В комнате было тихо, торжественно, в воздухе витали волны счастья и благоговения, и все трое взрослых понимали и чувствовали это, забыв на время о своих разногласиях и неприязни.
Они даже выпили за празднично накрытым столом по бокалу вина, и глядя на букет красных гвоздик в вазе, Николай предложил назвать первенца Дмитрием в честь своего дяди-фронтовика, инвалида войны, и деда Дмитрия Даниловича, умершего давным-давно, ещё в 30-х годах.
- Митя хорошее имя, мне нравится, - одобрила смягчившаяся тёща предложение зятя, жена тоже не возражала, так что мальчик отныне стал Митей. И пошла-поехала семейная жизнь дальше, как у всех молодых родителей; кормить, подмыть, перепеленать, спать уложить, стирать грязное, гладить чистое, только успевай поворачиваться, и всё строго по часам.
Так что через пару суток ночных мучений Николай вечером пришёл с работы и сказал жене: - Моё дело деньги зарабатывать, для этого я высыпаться должен, а вы тут сами занимайтесь женскими делами, без меня.
- Моя мама тоже работает, и устаёт не меньше тебя, - вскинулась было жена, как ярая спорщица, не уступавшая мужу ни в чём без баталий, но когда он выложил на стол зарплату в размере 500 рублей, огорошив таким богатством свою жадную до денег жену, она замолчала.
- Тут аванс, ещё коллеги по работе скинулись нам на облегчение забот и устройств для ребёнка. Так что владей, распоряжайся.
- Какие молодцы у тебя коллеги, - прошептала в ответ Надежда, чтобы не разбудить уснувшего сына и пересчитала деньги. – Передай им от нас благодарность, - и она тут же выбежала из их спаленки в комнату к матери, поделиться с ней нежданной радостью.
Николай прислушался. За дверью тёща одобрительно бурчала что-то, жена смеялась, довольная, и он тоже неожиданно для себя улыбнулся.
«Ладно, чего уж там. Поживём-увидим…»

Очередная смена в разгаре. В пивном баре накурено, хоть топор вешай, шумно, все места за столиками заняты. Только приноси пиво, закуски, и уноси пустую посуду. Непрерывный пивной круговорот.
Николай уже полностью освоился в специфике работы. С буфета приносил три подноса, ставя их один на другой, по шесть кружек на каждом, выходило сразу 18 кружек пива, и сгружал в углу на подсобку.
Затем разносил по столам, ловко лавируя среди толчеи. В каждой руке умудрялся нести по три кружки, что удавалось далеко не всем. Кто удивлялся, кто завидовал, но одобряли силу и ловкость все мужики.
Потом приносил с кухни тарелки с креветками, иногда бывали и раки, таким же макаром, что и пиво, на подносах. Ловко манипулируя тарелками, делал из двух порций три, глаз у него был точный, руки ловкие, так что на глазок ничего не заметно, если только завесить на весах.
Но кому из мужиков придёт это в голову, когда они за приятной беседой тянут пиво из кружек, балуются креветками, или раками.
Все эти халдейские премудрости Николай почерпнул от своих коллег по работе. Он знал, что на кухне идёт обвес, в буфете пиво разбавляют водой, или сливками из остатков недопитого пива в кружках, которые официанты постоянно приносят из зала. Ну и они химичат, как могут.
Все так делают, иначе не заработаешь. Какой смысл горбатиться целую смену за зарплату официанта в 75 рублей. Так думал он, зорко оглядывая свои столы, чтобы никто не сбежал, не расплатившись по счёту.
Бывало и такое у него поначалу. Проморгал, плати в кассу за них. Таков порядок. Но глаз у него быстро стал намётанным на подозрительных клиентов. В таких случаях он подходил к столику и просил рассчитаться, несмотря на отговорки, мол, мы ещё посидим. Принеси нам ещё пива.
Рассчитывал. Потом приносил ещё, и брал расчёт сразу.
Смена у них была дружная, опытная. Халдеи со стажем. Один он был среди них молодой, прямо как в армии на первом году службы, или вернее, почти как в армии. Думал Николай, с улыбкой поглядывая на армейского друга Мишку, который работал через несколько столов от него.
Тот обслуживал клиентов важно, на первый взгляд неторопливо, но всегда быстрее других. Николай удивлялся. Надо же, вот это школа. У брата Виктора научился. Он такой же важный и вроде медлительный, а в руках его всё так и кипит, мелькает. Вот с кого надо брать пример.
Рассчитываясь с посетителями за столиком неподалёку, Мишка кивнул ему, мол, сейчас подойду. Разговор есть.
- Колян, послушай, что я тебе скажу, - Мишка уже рядом, в глазах интерес. Значит, не зря подошёл. И точно. Подмигнув другу, сообщил:
- Сходи в подсобку, там один хозяин воблы натащил, торгует оптом. Возьми мешок, пригодится. А я пригляжу пока, чтобы никто не сбежал, - хохотнул дружбан, надо же о товарище позаботиться.
- Спасибо, Мишаня. Хорошая новость, я быстро…
В подсобке он забрал у хозяина, так звали сбытчиков дефицита, небольшой но вместительный мешок воблы, заплатив за него 100 рублей. Все халдеи уже побывали у него, Николай был последним, как и мешок.
Выгода была прямая. Вобла среди посетителей шла нарасхват, два рубля штука. Вот и посчитай. Прибыль в десять раз от цены мешка, как минимум. Рассчитывая клиентов, Николай округлял цены. Например, кружка пива стоила 28 копеек, он считал для удобства 30 копеек, за день набегала кругленькая сумма, то есть количество переходило в качество, в заработок.
Если к этому прибавить обвес закусок, торговлю воблой или лещами поштучно, за смену теперь у него выходило по полтиннику, в смысле 50 рублей, как и обещал его армейский дружбан, а если ещё и водочкой по вечерам приторговывать, тогда заработок халдея вырастал в два-три раза.
Правда, приходилось попотеть, как говорил друг Мишаня, работа официанта приравнивается к труду шахтёра. Николай не верил в такое сравнение, пока сам не стал официантом.
Теперь вместо чёрного костюма и белой рубашки с бабочкой на нём была приличного вида белая рабочая куртка, под ней белая рубашка, как положено. Не так нарядно, зато удобно. В карманах помещалась мелочь, которой за смену набегало не меряно, только успевай считать при сдаче кассы. В общем, жизнь удалась.
Не надо было голодать, или занимать пятёрку до зарплаты, как ему приходилось делать, когда Николай работал слесарем на заводе ЖБК, и проживал в общаге. Да и семья была довольна, несмотря на его поздние возвращения домой в нетрезвом виде.
В обед они с Мишкой ходили перекусить в полюбившееся им кафе «Луна». Идиллия не бывает вечной. Её нарушают проверки.
          За столик к одной из жертв подсаживаются проверяющие - контролёры, на вид их не отличить от остальных посетителей, как ни присматривайся. Даже если глаз намётан. Один-два раза сердце подскажет, этих не обсчитывай. И точно. Проверка. Ух ты, пронесло на сей раз.
Мишке везло в таких случаях, нюх у него на проверяющих был прямо звериный, чем он и прославился среди халдеев на всю Москву.
Однако и на старуху бывает проруха.
Уже осенью, попался Мишаня на крючок к контролёрам, пожадничал, как говорил он потом в своё оправдание.
- Ведь знал, нутром чуял, что это они сидят, посмеиваются, пиво не пьют, глазами зыркают, закуски не едят, точно они. Так нет, пожадничал, на русский авось понадеялся, - смеялся он, рассказывая другу об этом инциденте. - Пришлось мошной потрясти, стол накрыть, на лапу дать, директора отблагодарить, без него никуда, только под суд. Такие вот дела.
Николай в эту смену не работал. Простыл, или инфекцию подхватил, но пришлось идти в поликлинику, лечиться от гриппа дома. Когда через несколько дней вернулся в бар, полный сил и желания трудиться на благо построения личного коммунизма, как шутили халдеи, Мишки уже не было в их тесном сплочённом коллективе.
Без лучшего друга в баре стало скучно и не интересно. Но что поделать. Надо работать, Николай не забыл, как нелегко было устроиться сюда, без Михаила ничего этого не было бы. Тем более скучно без дружбана.
И в выходной он поехал к нему, благо все уже знали, что Мишка Савин парень не промах, и работает в кафе «Шоколадница», у метро «Октябрьская».
- Кого я вижу, Колян прибыл, - раскрыл дружеские объятия Мишка, увидев Николая в дверях кафе. – Проходи, друг, присаживайся вот сюда, у окна. Глянь, какая панорама: Октябрьская площадь, кинотеатр «Авангард». Теперь я в женском коллективе преобладаю, в цветнике.
Рассказывал он, похохатывая и мигая девушкам-официанткам, с любопытством наблюдающим встречу друзей. Симпатичный товарищ у нашего Миши, говорили их красноречивые взгляды.
Мишка самолично принёс ему чашку горячего кофе, пирожные, благо народу в кафе с утра было немного. Можно и поболтать.
- Переходи к нам. Чего там среди мужиков болтаться в дыму и угаре. К тому же пивбар засекли, взяли на заметку, - понизив голос, сообщил он другу по секрету. – Теперь обложат проверками, контролёры замучают, пока не посадят кого. Тебе это надо?..

Николай и сам понимал, что в пивбаре настали не лучшие времена. Проверки за проверками, но халдеев голыми руками не взять. Они стали работать осторожнее, по закону, зато доходы резко упали.
К тому же без Мишки было совсем не фонтан, утешало лишь то, что рядом с домом. За смену по двадцатке выходило на руки, и то божий дар. Дома вроде всё наладилось, тёща работала, после смены приходила уставшая и валялась на диване перед телевизором.
         Хозяйка она была хуже некуда, себе почти не готовила, увлечённо смотрела по телеку всё подряд, и поедала шоколадные конфеты в большом количестве. Это была её страсть. Их она любила больше всего на свете.
Надежда возилась с Митькой сутками, не высыпалась, так как он был беспокойный и орал днём и ночью, но она не роптала пока. Мать жалела.
Как-то раз она оставила его на столе, не  запеленав, и отлучилась на кухню. Он перевернулся и упал на пол. Когда молодая мама прибежала назад, то увидела сына на полу. Он барахтался на спине и всё силился перевернуться на животик, встать на четвереньки. Не плакал.
Вечером она рассказала об этом мужу, но тот не особо расстроился, только предупредил. – Смотри, Надя. Мои дядьки и отец в детстве играли на печке, и уронили нечаянно своего младшего братца Юру, не доглядели. Он упал с печки на спинку железной кровати, и с тех пор зачах. Болел, кричал, а потом у него на груди и спине выросли горбы.
Жена с ужасом смотрела на мужа. Затем бросилась к сыну и ощупала его всего, прижала к себе. Тот лишь кряхтел.
- Типун тебе на язык. Скажешь тоже. Вроде всё цело.
- Это я к примеру. Следить надо.
- А куда мне его девать? Питание разогреть надо, вот я и сбегала на кухню. На минуту только отлучилась, он лежал и дремал, думала, успею.
- В кроватку бы положила, только и всего.
- Сушила я её. Клеёнка вся мокрая была, простынки. Надо бы ему манеж купить. Оттуда он не выберется.
- Дело гутаришь, мамаша, - он схватил жену сзади за талию и потянул на себя. Они повалились на диван, и на время забыли о малыше, не до него было молодым родителям…

На следующее утро Николай поехал якобы на работу, на самом деле у него был выходной. Настроение неважное. Всю ночь сынишка плакал, капризничал, не давал спать. Утром Надежда вызвала врача на дом, и вся извелась, памятуя о страшном рассказе мужа.
Он же поехал к Мишке на работу, в кафе «Шоколадница».
          На «Октябрьской» вышел из метро и огляделся. Он любил бывать здесь, помнил, как не раз и не два они с Мишкой бежали от метро к Парку Культуры, а там делай что хочешь: на танцы в «Шестигранник», в ресторан «Пльзенский» пивка попить чешского, или налево от входа в бильярдную, так как Мишка был мастак погонять шары на деньги.
Бывало, они садились на речной трамвайчик, и катались по Москве-реке, попивая пивко прямо из бутылок и балагуря с девчонками.
Сейчас же он перешёл дорогу по переходу, и оказался возле кафе.
Напротив, на Октябрьской площади в здании церкви находился кинотеатр «Авангард». - «Надо будет сходить туда как-нибудь, кинцо посмотреть», - подумал он, и вошёл в кафе.
Настроение сразу повысилось, когда он увидел своего дружбана.
Мишка в костюме-тройке и при бабочке балагурил с официантками.
- Ба, да к нам сам Колян пожаловал, - обрадовался и Мишка другу. – Проходи давай, присаживайся, - подвёл он его к столику у окна.
- Натуля, подай-ка нам кофейку, побалакать с дружком надо о делах неотложных, - сделал он важное и значительное лицо в сторону девушек.
Официантки не возражали, а Натуля, высокая и вся из себя фартовая девушка сбегала на кухню и принесла два кофе, кокетливо постреливая накрашенными «рыбкой» глазищами на Николая.
- Я тебе работу клёвую нашёл, совсем рядом от нас, - порадовал Мишка друга. – Небось, ты там в пивнушке зачах без меня, - заржал он на всё кафе, благо народу с утра ещё не было.
Николай улыбался, поглядывая в окно на приятный взору городской пейзаж, прихлёбывая кофе и не забывая внимательно слушать  рассказ.
- Сразу за метро начинается Ленинский проспект, так вот, года два назад там построили гостиницу Академии наук СССР, она была открыта в 1968 году, а на первом этаже шикарное кафе отгрохали. Просто так туда не попасть, только по большому блату. Сечёшь?
- Ещё как. И даже подозреваю, что у тебя и там блат есть.
Мишка опять заржал и хлопнул друга по спине, да так сильно, что тот от неожиданности чуть не поперхнулся кофе.
-  Есть, как не быть. На том и стоим. Так что беги увольняйся, и пойдём устраиваться. Только не тяни резину. Пару дней тебе на всё про всё. Жду.
Они распрощались, и Николай снова оказался перед кинотеатром «Авангард». Какая-то непонятная сила словно тянула его к храму. Он перешёл дорогу, прошёлся вокруг здания, осматривая его.
- Что, молодой человек, интересуетесь? – улыбнулся ему старичок в плащике и шляпе. – Да, бывает и так. Раньше это был храм Иконы Казанской Божией Матери, построили его в честь победы в Русско-Турецкой войне 1877-1878 годов. Затем, в 1927 году храм закрывают, а его здание используется как кинотеатр «Авангард». Так что извольте зайти, и посмотреть фильм «На пути в Берлин», - показал он на афишу.
Старичок грустно смотрел на него, и Николаю стало жаль его.
- Как-нибудь зайду, посмотрю.  Я люблю фильмы про войну. Спасибо вам за информацию, я не знал про этот храм ничего. Очень интересно.
- Не за что, сынок. Вы, я вижу, не совсем комсомолец.
- С бабушкой я часто в детстве в церкви бывал, даже причащался на пасху, я крещёный, - не мог не сказать он об этом старичку, и тот обрадовался, словно воскрес заново.
Попрощавшись со словоохотливым старичком, Николай поехал в универмаг «Детский Мир», где купил для сына складной манеж, и с чувством выполненного долга поехал домой.
В довершение к историческому экскурсу следует добавить, что в 1973 году при реконструкции площади и прилегающих к ней улиц кинотеатр «Авангард» сносят вместе со стенами приютившего его храма.
На этом святом месте построено здание МВД, а в 1985 году посреди Октябрьской площади, бывшей Калужской, поставлен памятник Ленину, работы скульптора Кербеля. Но это так, к слову.
Жена была очень рада, когда к вечеру приехал Николай и привёз новый манеж. Они протёрли его, и установили возле детской кроватки. Постелили матрасик, и вот уже удивлённый новой обстановке Митька лежал в манеже и глазел по сторонам, пытаясь сначала сесть, затем цепкими ручонками он хватался за планки, желая и встать на ножки.

Глава третья. Кафе № 42.
Настала поздняя осень. Похолодало. Пошли дожди, иногда со снегом, Николай к этому времени уже уволился из пивбара, и перешёл в кафе № 42 Октябрьского треста столовых, был «Зачислен на должность официанта».      
         Конечно, помог ему в этом опять друг Михаил, приятель которого работал в кафе администратором. Так что перевестись с места на место было делом техники, благо трест столовых был один и тот же.
Новое высотное здание гостиницы в центре Москвы было на высоте в прямом смысле этого слова. Удобные комфортабельные номера, ковры, картины на стенах, пальмы в кадках, интеллигентная публика.
В кафе тишина и порядок. Посетители на завтрак чинно пьют кофе, едят яичницу, и Николай вздохнул. Пожалуй, он прогадал, что перешёл сюда. Снова костюм с бабочкой, ходи тут гоголем вокруг столов, угождай. А насчёт заработков, видать, тю-тю. Нет почвы для них.
Накрыть столы для него было плёвым делом, сказывалась школа работы в ресторане, пусть и недолгая. Он с этим справлялся лучше других официанток, так как в кафе работали в большинстве своём девушки из столовых, закусочных и прочих забегаловок.
- Не зря тебя Михаил порекомендовал, - одобрил стиль его работы Эдуард Палыч, или Эдик, как его звали за глаза. – Ты в пивном баре на Ломоносовском работал? Знаю, бывал там, Миша меня обслуживал, да и тебя помню. Здесь, конечно, столько не зашибёшь, но я буду сажать к тебе по вечерам выгодных клиентов, понял?
- Как не понять. Доверие оправдаю, не сомневайтесь.
- Свои люди, сочтёмся.
Это уже было кое-что, и когда Мишка наведался к ним в кафе, проведать, как устроился друг, он ему поведал об этом.
- Молоток, Эдик. Значит, свою тридцатку будешь иметь за смену, это как пить дать, - подбодрил его армейский дружбан, - ну давай, трудись. А я пойду с Эдиком поболтаю о том о сём.
Эдуард Палыч ему обрадовался, они обнялись и скрылись где-то в кухонных недрах, в подсобке. Пообщаться.
- Николай, ты у нас в фаворе, лицо фирмы, - шутливо улыбнулась новичку соседка по столикам, Валентина. Она была высокая, фигуристая, симпатичная, к тому же опытная и уверенная в себе.
Они подружились, после смены прогуливались по проспекту, болтали ни о чём, заходили в подъезды покурить, целовались, и разъезжались по домам, в свои семьи. Пофлиртовали немного, и то приятно.
Действительно, он стал лицом фирмы, то есть кафе. Эдик сажал к нему за столики солидных гостей, желающих по вечерам оттянуться после службы. Это были люди денежные, приходили они с элегантными дамами, или девушками по заказу, и культурно отдыхали.
Тут уж гляди в оба, не осрамись, и Николай старался не ударить лицом в грязь, вспоминая добрым словом своего учителя Жору. Его наука пригодилась именно в таких случаях, тут и коньяк в большом количестве, и заказные блюда, деньжата так и плывут в руки, только не зевай.
Он «кружил столы», предугадывая малейшие желания гостей, и они были довольны обслуживанием, о чём сообщали администратору, а тот, в свою очередь, был тоже доволен молодым талантливым халдеем. Особенно, когда получал проценты, положенные ему за выгодную подсадку.
В углу кафе, возле маленькой эстрады, где по случаю банкетов и торжественных мероприятий играл приглашённый ВИА, или иной оркестр, стоял импортный музыкальный автомат с грампластинками.
- Полезная штуковина, и недорого, - кивнул на него Николай как-то, и Эдик ухмыльнулся с пониманием.
- Не скажи. Стоит дороже «Волги», а то и двух, экспортных машин. Это музыкальный автомат польского производства, модель «Меломан-120», выпускается фирмой «Фоника» из города Лодзь.
- Ты как энциклопедия, всё знаешь.
- Так мне и пришлось приобретать это чудо, как не знать. А наша фирма грамзаписи «Мелодия» выпускает грампластинки – синглы, на 45 об/мин. с большим отверстием для этих автоматов.
- Гостям нравится любимые песни слушать.
- Я тебе ещё подскажу: покупаешь жетоны по 50 копеек штука, и как закажут какую песню, ты берёшь с них рубль, или потом приплюсуешь к счёту, идёшь выбираешь нужную пластинку и бросаешь жетон в щель. Приработок. Смекаешь?
- Мастер вы, Эдуард Палыч, по финансовой части.
- Десять лет в общепите, понимать надо. Мотай на ус, Николай, пригодится. Хотя ты и сам с усами. Школу сразу видно.
Коллеги по-чёрному завидовали шустрому новичку, но конфликтовать с ним не хотели, знали, что он работает на пару с самим Эдиком, а с тем шутки плохи. Враз вылетишь с работы, да ещё с волчьим билетом.
         Среди девушек-официанток был ещё один официант-мужчина, Константин. Прилизанные волосы с пробором, добротный костюм с бабочкой, лаковые туфли, хорошие манеры, угодливая улыбочка на хитром лице, сразу видно, что халдей с опытом.
Работник толковый, бесконфликтный, но малый себе на уме, и Эдик не доверял ему. Так что предсказанная Мишкой тридцатка всегда была у Николая в кармане после смены, и это как минимум.

В скором времени у них в квартире появился модный напольный торшер с двумя рожками, и радиола «Беларусь-62» красного дерева с проигрывателем, который выдвигался слева в корпусе, и после прослушивания пластинок задвигался обратно.
Зарплата его не стала меньше в связи с переходом в кафе, и домашние были довольны, не подозревая о бурной трудовой жизни мужа и зятя.
Однажды в кафе зашёл старый знакомый Эдика, замдиректора магазина «Ковры», и предложил пару открыток с доплатой, взять ковры можно было сразу же. Плати и бери. Очереди на них были большие, стоять приходилось долго, ковров мало. Дефицит.
- Открытки по случаю. Только предложи кому, с руками оторвут. Сначала к тебе заглянул, как к другу, так что решайте: берёте аль нет?
- Ну как, берём по коврику? – подмигнул Эдик Николаю. Тот молча кивнул в ответ, так как в горле пересохло от волнения. Всё-таки это первая такая ценная покупка в его жизни.
Когда он привёз домой настоящий, с красивыми узорами и необычными орнаментами настенный ковёр за 350 рублей, Надежда с Марией Михайловной ахнули от восторга. О таком ковре они и не мечтали.
Его рейтинг в семье резко повысился.
- Ещё люстру купим чешскую, и тогда будет полный ажур в доме, - улыбнулся зять тёще, и та не осталась в долгу.
- Надо вам в большую комнату перебираться, тут и диван с ковром, мебель новая, вы молодые, живите в радости, а нам с Митей и в маленькой будет хорошо. Правда, Митюша? – расщедрилась тёща не на шутку, и пощекотала любимого внука своим заскорузлым от чёрной работы пальцем.
Оба засмеялись, довольные друг другом.
Так молодая семья оказалась в большой комнате, вернее, муж с женой, а сынишка остался в маленькой, правда, только на ночь. В этом были свои плюсы, но были и минусы.
          Тёща постоянно шныряла из комнаты на кухню и обратно, в туалет и обратно, не давая спать по ночам, вставала рано, и бурчала недовольно в сторону лежебок, пробегая мимо дивана в самый непотребный момент, мешая исполнению супружеского долга. Тут просыпался и подавал свой голос Митька, хочешь не хочешь, а надо вставать.
Манеж поставили в большой комнате, и днём сынишка игрался в нём с игрушками, глазея по сторонам, или просто спал, уткнувшись носом в матрасик, пока не описается.
Однако Николай все дни пропадал на работе, а вечером иногда ехал в изостудию, так что дома бывал мало, чему был несказанно рад.
На Калининском проспекте, в магазине «Мелодия» он накупил разных пластинок, стоял за ними в очередях, в результате у них дома появились диски любимых песен Валерия Ободзинского, Майи Кристалинской, и даже западные шлягеры в лице Тома Джонса, например.
Дома он ставил пластинку на проигрыватель, и наслаждался перед сном самыми-самыми любимыми, жена не возражала, наоборот.
«Только пусто на Земле одной без тебя,
  А ты… Ты летишь,
  И тебе дарят звёзды
  Свою нежность…»
          Пела несравненная Майя Кристалинская. 
          С тех пор, как он услышал её голос впервые, она всегда была его любимой певицей. По настроению он не упускал случая послушать и «Чёрного кота» в исполнении Тамары Миансаровой, вспоминая ночные зимние прогулки со своей первой любовью Раей, на Бугре в родном Алатыре.
          Затем ставил пластинку божественного Валерия Ободзинского:
«Пусть я впадаю, пусть
  В сентиментальность и грусть.
  Воли моей супротив эти глаза напротив…»
Он полюбил ещё одну песню, о чём она, не знал, но догадывался и слушать её мог бесконечно. Ставил диск, который получил как-то в подарок:
«Oh Mamy! Oh Mamy, Mamy blue
  Oh Mamy blue!..»
Его завораживало исполнение этой песни, сама мелодия, казавшаяся ему неземной, будоражащей самые сокровенные тайники его души.
Слушая её, он даже был рад вспомнить, как на майские праздники жена пригласила в гости свою подругу по институту.
         Та пришла со своим женихом, интеллигентным молодым человеком, который преподнёс хозяйке цветы, ещё подруга вручила Надежде яркий весенний шарфик, а Николай получил  диск со шлягерами западных исполнителей, среди которых оказалась и эта песня, ещё модный импортный галстук, таких у него не было, и он берёг его, надевая по торжествам.

Николай сам не ожидал, что работа в кафе будет такой приятной и выгодной. Тягот он не ощущал, наработавшись в пивбаре. Там действительно приходилось поишачить. А здесь, почти как в ресторане, особенно по вечерам. Утомляли лишь завтраки и обеды, всё же гостиница, как ни крути.
С девушками-официантками был на короткой ноге, к Валентине испытывал нежные влекущие к ней чувства, она отвечала взаимностью.
Константина он не замечал, пока тот сам не сблизился с Николаем.
То кофейку выпьют рядом в перерыве, то анекдотец похабный расскажут друг другу, посмеются вместе с девчонками, коллегами по цеху.
Константин оказался холостяком и матёрым бабником. Был не дурак выпить, подзаработать, халдей, одним словом.
Однажды у Николая было особо пакостное настроение. С женой очередная ссора из-за ничего, выматывающая душу и тело, тёща косится, как на врага народа, богатых клиентов не было, вечер в кафе проходил впустую. Домой ехать ну никак не хотелось, хоть тресни.
Эдуард Палыч, мужик деятельный и весь из себя видный, нарядный, как всегда и весёлый, умчался куда-то на этажи. Насчёт подзаработать у него был особый нюх, талант, если хотите, и он не упускал ни малейшей возможности отщипнуть деньжат то здесь то там, где как получится.
- Ну что, Николай, завтра выходняк? – к нему подошёл Константин, вежливо улыбаясь всем окружающим сразу, как истинный джентльмен.
- Ненавижу выходные. Дела семейные, заботы всякие, не по мне это всё, - отмахнулся Николай, с интересом поглядывая на девушек, дефилирующих от столиков по своим женским делам в сторону туалета, и обратно к кавалерам с кокетливым видом скучающих нимф.
Константин заметил его интерес и улыбнулся ещё шире.
- У меня тут две девушки на примете имеются, при квартире, кстати, тоже не прочь отдохнуть от тягот жизни.
- Неплохо для начала, - заинтересовался Николай.
- После смены можем взять горючего, и к ним в гости завалиться, ты как, не возражаешь?
- А где девушки-то, покажи.
- Вон за моим столиком у окна, уже созрели.
Николай увидел двух миловидных особ лет под тридцать каждой, улыбающихся им и даже помахавших ручками, он улыбнулся в ответ зрелым красавицам и Константин понял, дело в шляпе.
Тут же элегантно проследовал к ним, переговорил, и после смены вчетвером они уже ехали в такси, в гости, в пакетах мелодично позвякивали бутылки с горючим. Всё чин - чином.
У девушек были приятные имена, Таня и Соня, они даже были похожи друг на друга, как сёстры. Сводные, например. Квартирка была им под стать, двухкомнатная и уютненькая. К тому же в центре.
Зазвучала лёгкая иностранная музыка из магнитофона, зазвенела хрустальным звоном посуда в заботливых руках хозяек, и вот они уже выпивают красное сухое вино, затем армянский коньяк, салатики идут на ура, танцы – шманцы на очереди, снова выпивка, снова танцы, в руках у Николая порхает лёгкая на ногу Соня с лукавым взглядом чёрных сжигающих глаз, Константин танцует с волоокой Таней.
В голове у Николая шумело, настроение всё более боевое, и он сам не заметил, как очутился в отдельной комнате вместе с Соней. Дверь за ними закрылась, широкая двуспальная кровать раскрыла свои объятия…
Очнулся он уже под утро, словно что-то толкнуло в бок, мол, пора вставать и бежать домой. Он так и рассчитывал, погулять часов до двух ночи и на такси к трём быть дома. Лучше очень поздно, чем совсем утром.
На часах было около шести утра, и он снова брякнулся на кровать. Поздно бежать. Ладно, что-нибудь придумаем, отбрешемся, чай не впервой.
          Сон опять подхватил его под белы руки и бросил в бездну небытия.
На сей раз он проснулся от ласковых прикосновений проказницы Сони, умеющей разбудить даже мёртвого, что уж говорить о молодом парне, хоть и слегка с похмелья…
Завтрак за столом был не менее весёлым, чем ужин. Снова красное вино, коньяк, яичница с беконом, чай с лимоном. Под зажигательный свинг-чарльстон «Candy man».
- У нас сегодня выходной, продолжаем гудеть, - возвестил Константин, подмигивая товарищу, мол, поддержи компанию.
- Грех не продолжить такую волшебную встречу, - отозвался Николай с меньшим энтузиазмом, но решительно.
Таня с Соней лишь похохатывали в ответ.
Николай улучил момент и позвонил домой.
- Надя, я вчера вечером подъехал к товарищу по работе, у него был день рождения. Так получилось, выпил лишнего и заснул. Проснулся утром. И вот я снова на работе. Вечером буду дома, не сердись, - в ответ он услышал короткие гудки. Жена бросила трубку. Теперь хоть домой не приходи. Да и нет у него никакого дома. Увы, но это правда.
И он присоединился к весёлой компании за столом. После завтрака они прогулялись, забежали в гастроном и отоварились к обеду.
После обеда с вином снова нырнули в кровати, но над Николаем, словно дамоклов меч, висело предстоящее возвращение домой и объяснение с женой, которое не предвещало для него ничего хорошего.
Соня чувствовала его нервозность, и хотя это смазывало остроту ощущений, она извернулась вся наизнанку, и они оба опять испытали блаженство, содрогаясь в объятиях…
Но сколько ни гуляй, а домой надо ехать. Это Константин сам себе хозяин, да девчонки. А ему кранты.
- Не журись, отбрешешься. Скажи, работы много, то да сё, потерпи пару дней, и всё забудется, словно дурной сон, - успокаивал его Константин, когда они прощались вечером у метро, до этого мило распрощавшись с довольными плодотворной встречей девчонками, если можно так назвать молодых ещё женщин лет под тридцать.
Накупив в магазинах по пути к дому фруктов, конфет шоколадных, и ещё много чего на все наличные, что остались у него от гулянки, Николай явился наконец домой, прямо пред очи разгневанных женщин, давно поджидавших возвращения блудного мужа и зятя.
- Явился не запылился, и ведь не стыдно зенками моргать, - ехидно скрипела тёща, бросая взоры на дочь, и внука в манеже.
- Если бы я знала, что ты моложе меня почти на три года, ни за что замуж не вышла бы, - испепеляла его злыми глазами жена.
- Так при регистрации видно было, с какого я года, - обрадовался невинной теме муж, опасаясь прямых расспросов про свой загул, и вываливая на стол покупки, - я вам накупил всего, работы много было, подустал, а тут выпить пришлось за здоровье товарища, не рассчитал силы, давайте лучше чайку попьём с шоколадными конфетами.
Однако его мирные усилия не возымели нужного действа. Наоборот.
- Я тогда в эйфории была, не обратила внимания. Тебе надо было на Лиле жениться, лапшу бы ей на уши вешал, а она бы слушала, разинув рот от восхищения. Два сапога на одну ногу, чем не пара.
- У неё братец уголовник, по УДО только из зоны явился, как снег на голову. К тому же она малолетка. Одна морока с ней.
- А тебе надо было побыстрее жениться, неважно на ком, прописку московскую обрести, тут я и подвернулась, так что ли?
- Тебе бы в общаге пожить, да поишачить на этом чёртовом ЖБК.
- Права моя мама, она насквозь видит таких, как ты.
- На себя посмотрите, тоже мне, красавицы московские.
- Не бросишь свои загулы, разведусь с тобой, так и знай, Николай. Не посмотрю, что сын у нас растёт.
Жена у Николая была особа ревнивая, мстительная и не прощала ночных гулянок своего благоверного. Цеплялась к нему по поводу и без повода, мелкие ссоры перерастали в скандалы, и тогда на защиту дочери бросалась мать, как Матросов на амбразуру.
- Неплохо устроился, зятёк. От воспитания сына отстранился, гуляешь допоздна, а тут ещё и дома не стал ночевать, - кричала тёща, бесстрашно наступая на зятя и брызжа слюной. – Я предупреждала тебя, дочка, ему прописка была нужна, а ты не послушалась, - оглянулась она на дочь.
Которая в это время испепеляла гуляку-мужа таким же злым взглядом, как и мать, отчего обе они так стали похожи друг на друга, что Николай отшатнулся от увиденного и опустился на диван без сил.
- Подумаешь, выпил лишнего чуток, не рассчитал, ну и заснул у товарища, с кем не бывает, - огрызнулся он, понимая справедливость  упрёков, но никак не ожидая от них такой злости и ненависти.
Жена с тёщей ещё долго ругали и поносили его, но он так устал от этой семейной жизни, что замолчал и ушёл в ванную. Долго стоял у зеркала, смотрел на своё отражение и думал о том, что зря он поторопился жениться.
Наутро дождался, когда тёща уйдёт на работу, затем сердитая жена повезла сынишку в гости к своей тёте по отцу. Та жила неподалёку, с полчаса езды на троллейбусе по Комсомольскому проспекту, и всегда была рада им.
Он решился. Всё, хватит с него. Позвонил Мишке и попросился к нему пожить ненадолго. Тот не возражал, даже обрадовался, мол, всё понимаю.
Выбежал на улицу, возле дома как по заказу стоял «УАЗ» на приколе,
договорился с шофёром, который обрадовался щедрому леваку, и даже помог ему. Они погрузили в кузов радиолу с пластинками, торшер, два кресла с журнальным столиком, и вскоре подъехали к Мишкиному дому.
Втащив с помощью шофёра мебель в квартиру друга, и представ перед изумлённым Мишкой вместе со своим скарбом, Николай улыбнулся:
- Кажись, всё. Принимай жильца. 
- Во даёт. Вместе с мебелью заявился. Жена не заругается?
- Ну её к чёрту. Нет больше мочи так жить. Ни дня покоя. Ей сколько ни делай хорошего, всё плохо. Не угодишь.
- Ладно, давай вспрыснем твой переезд, - Мишка включил магнитофон с любимыми песнями Тома Джонса, которые им никогда не надоедали, поставил на столик бутылку коньяка «Плиска», пузатые рюмки, пока дружбан рассчитывался с шофёром и закрывал за ним дверь квартиры.
- Счастье близко, счастье близко,
  есть коньяк болгарский «Плиска».
  Если чувства к другу пылки,
  Выбей чек на три бутылки!
Продекламировал он проникновенным голосом, достав из загашника ещё две бутылки: первая рюмка у друзей прошла с утра колом, вторая уже соколом, остальные полетели мелкими пташками…
Тётя Маша была против такого развития событий, хотя дядя Вася уговаривал её не выгонять Кольку, мало ли что бывает в жизни.
Как-то вечером, вернувшись после смены к другу, у которого он устроился так неплохо, Николай услышал, как она выговаривала сыну на кухне: «Он женатый, а вдруг она приедет, скандал закатит, мебель свою назад потребует, и она права. Зачем нам неприятности? Скажи Николаю, пусть возвращается домой вместе со своей мебелью…»

Он не стал усугублять события, снял однокомнатную квартирку в Беляево, ближе не нашёл, и переехал, он мог себе это позволить, деньги у него водились очень даже неплохие.
Квартирка была после ремонта, в высотном  доме на 10-м этаже, в ней пока никто не проживал. Хозяин так и сказал: - Я ведь её своей дочке отремонтировал, она за границей у меня, в ГДР, стоматологом работает. В начале  следующего  года должна вернуться. Мебели нет.
- Я свою привезу, за порядок и чистоту отвечаю, - успокоил его Николай, осмотрев помещение. – За услуги платите сами, мне некогда этим заниматься. Если вас всё устраивает, мне тоже подходит.
На том и порешили.
Оба были довольны друг другом, каждый по своему. Хозяин тем, что нашёл выгодного жильца, жилец отдельной квартиркой, пусть пока и чужой.
Домой он не звонил и не приезжал. Оставил на столе записку, что будет жить у товарища пока, а там видно будет. Отдохните от меня, раз я такой плохой муж и никудышный зять. О Митьке я не забуду.
Учитывая временность бытия на новом месте, купил себе раскладушку вместо кровати, матрас, подушку с одеялом, расставил в комнате свою мебель: радиолу «Беларусь-62», журнальный столик, на нём разложил пластинки, два кресла рядом, торшер, и стало даже уютно в этой чужой квартире. Однако одному всё же было пусто и скучно.
Поэтому он часто ночевал у Мишки дома, тётя Маша уже не ругалась, вывез мебель из её квартиры, и ладненько. Остальное её не касалось. Дядя Вася тоже был доволен, что всё хорошо кончилось.
В кафе Николай чувствовал себя уверенно при поддержке Эдика, о таком раскладе дел он даже не мог мечтать. И всё благодаря его армейскому дружбану Мишке Савину. Эдик продолжал подсаживать за его столы выгодных посетителей, надо было соответствовать доверию администратора, и Николай старался изо всех сил, обслуживая гостей по высшему разряду.
С Константином он даже сдружился, особенно после совместных утех с теми классными тёлками, Таней и Соней.
С Валентиной у него продолжались товарищеские отношения, грозящие перерасти в более близкие, тем более, сейчас он был одинок и мечтал об утешении. Она была не против, но колебалась, чувствуя, что может увлечься парнем и тогда прости-прощай семейная жизнь.
Иногда он забегал к Мишке в «Шоколадницу», благо это совсем рядом.
Очередная смена близилась к концу.
Гостей было много, и Николай добегался до дрожи в коленках, выполняя заказы. До того утомился. Настроение было неважнецкое, до дома ехать далеко, и он чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
Ради чего он тут бегает, унижается за чаевые, думает, как проще и безопаснее объегорить подвыпивших клиентов. Он задумывался всё чаще о том, а стоило ли уезжать от жены с ребёнком, какая-никакая, а всё же семья.
          Зачем менять шило на мыло, или как гласит народная пословица: «Кони от овса не рыщут, от добра - добра не ищут». В итоге остался не с чем.
- Ну, о чём задумался, детина? В твоём возрасте только о девках надо мечтать, - фамильярно улыбался ему Константин, Николай и не заметил, как тихо и незаметно он подошёл, словно матёрый котяра.
- Настроение осеннее, зима на носу.
- Вот-вот, и я о том же. Две симпатичные девы готовы поднять нам настроение. Ты как, не против?
- Можем ко мне подъехать, в Беляево. Ты же в курсе, я один живу.
- Так я им и объяснил. Давай закупим горючее с закусками, после смены рванём к тебе в гости.
Тут и смене конец. Привычно произведя расчёты и сдав положенные деньги в кассу, они вышли из кафе с пакетами в руках.
У входа их поджидала стройная, хорошо одетая девушка.
- Люда, - кокетливо улыбнулась она Николаю, протягивая ладошку.
- А Рита где потерялась? – огляделся Константин. – Что за дела.
- У неё проблемы дома. Она позже позвонит и подъедет по адресу, на такси. Надеюсь, вы не возражаете?
- Ещё как не возражаем, - оживился Константин, поглядывая на приунывшего было Николая, мол, не дрейфь, всё будет хоккей.
- Тогда едем, не будем терять время, - подмигнул тот Люде…
В чистой квартирке гостям понравилось.
На кухне был стол, табуретки, там и решили отметить встречу.
В комнате Николай поставил на проигрыватель пластинку с зарубежными исполнителями, выпили литр красного вина, затем пригубили бутылку коньяка, закусывая яблоками и апельсинами, однако подруга всё не звонила, и Люда сама стала звонить ей, поглядывая на недовольное лицо хозяина дома. Новости были явно неутешительные.
          Бросив трубку на рычаг, Люда объявила виноватым голосом:
- Не приедет наша Рита. Муж её из командировки раньше времени заявился. Она и так и сяк, сами понимаете, никак. В следующий раз.
Константин щедро налил в стаканы коньяку, подрезал колбасы, хлеба.
- Выпьем, Николай. За будущие встречи с прекрасным полом!
- Спасибо за утешение. Твой пол рядом сидит, давай хоть за Люду выпьем. Она у нас одна на двоих, - хохотнул Николай. Константин промолчал. Выпили. Закусили. Повторили.
- Я, Коля, эгоист в этом деле. Любовь на троих меня не устраивает. Извини, - решил расставить все точки над «и» Константин, нервничая.
- Да я пошутил. Сам этого не уважаю, - успокоил товарища Николай, и веселье продолжилось с новой силой.
Люда только посмеивалась, слушая их и поглядывая со значением на Константина, мол, пора и за дело приниматься. Хватит пить.
Оба многозначительно глянули на хозяина квартиры. Время спать.
Николай бросил им на пол в комнате свой матрас с раскладушки, подушку, и остался на одной простынке под одеялом.
- Ложе любви готово. Не по домам же вам ехать на ночь глядя.
- Вот что значит настоящий друг. Всё понимает…
Всю ночь он промаялся на голой раскладушке. Не спалось. Было жёстко, холодно, а напротив него, на полу, словно заводные, пыхтели любовники. Они стонали, елозили друг на друге с вожделением, затихали на миг, и снова пихали друг друга с неистовой яростью, словно последний раз в жизни. Будто хотели доказать сами себе свою дееспособность.
Уже под утро Николай не выдержал, встал и прошёл на кухню.
Включил свет. Попил чайку. В начале ночи он было тоже возбудился, завидовал страстным стонам, но позже стал тяготиться их вознёй. Потому и ушёл. Сама обстановка в чужой квартире его угнетала. Он вдруг подумал, может, и его жена сейчас где-нибудь так же вот елозит на полу под мужиком в чужой квартире, и на душе стало ещё пакостнее. Совсем скверно.
На кухню, позёвывая, вышла полуголая Люда.
- Ты чо не спишь? – удивилась она, делая вид, будто ничего не понимает. – Ложись давай. Чего зря сидеть.
И скрылась в ванной с видом вполне удовлетворённой женщины.      
         Николай вздохнул и вернулся на свою раскладушку, кляня себя за малодушие. Сам во всём виноват. Нет тела, нет и дела. Незачем было втроём ехать к нему. Ладно. Надо поспать как-нибудь. Деваться некуда.
Константин смачно храпел на полу, утомившись не на шутку на любовном фронте. Для Николая же настало то краткое время сна, когда раннее утро, но есть ещё время покемарить с часик…

В конце ноября лафа так же быстро закончилась, как и началась.
Обслуживая компанию импозантных мужчин, он потерял свою обычную бдительность, привык видно, и в бутылки из-под дорогого марочного вина налил белое вино «Алиготе». На том и погорел.
Выпив бокал вина, один из гостей несказанно удивился:
- Так это же дешёвое столовое вино, что за хрень? А ну-ка администратора сюда. Живо!
Прибежал Эдуард Палыч, и быстро погасил разгоревшийся было скандал. Он был мастер улаживать конфликты. Принёс заказанное марочное вино, дешёвое унёс в подсобку, и сам обслужил матёрых клиентов.
Шутками и прибаутками создал им настроение, в конце ужина сообщил, сделав строгое официальное лицо:
- Официанта того я уволю завтра же, можете не сомневаться.
- Мы вам верим, но проверим, - нахмурился тот, кто раскусил обман. – Ему и так бы дали на чай, вдвое по счёту. Настоящий халдей должен разбираться в людях. Понимаете?
- Ещё бы. Молодой, зелёный, моя вина. Не доглядел…
         Николай вынужден был уволиться. Всего два месяца райской жизни и работы, о которой можно только мечтать.
- Сам виноват. Жадность фраера сгубила. Попался, тут уж ждать нечего. Надо рвать когти. Себе дороже.
- Вам спасибо, Эдуард Палыч.
- Заходите с Михаилом на огонёк. Буду рад…

Глава четвёртая. Столовая - заготовочная № 6.
После увольнения Николай сразу же поехал к другу, и не ошибся, как всегда. Михаил был дома. Когда он услышал его рассказ о случившемся, то долго хохотал, от души. Не мог остановиться.
- Ну ты даёшь, Колян. Насмешил. Разве таким зубрам подают дешёвку? Эдику скажи спасибо. Спас он тебя от тюряги.
- Да я уж сказал, и не только спасибо.
- Это само собой. Ладно, не дрейфь. Придумаем что-нибудь. Я ведь тоже из «Шоколадницы» слинял. Навару никакого. Сейчас в шашлычную устроился, напротив дома. Понял, о чём я толкую?
- Ещё как понял. И как там, дела в гору?
- Угадал. Шашлыки под коньячок идут на ура. Кстати, директором у нас работает давняя подруга братана Виктора. Завтра заглянем, может, и тебя пристроим. Снова вместе пахать будем, как тогда в пивбаре.
- Неплохо бы. Эдик приглашал заходить на огонёк, не забывать старых друзей. Говорит, халдейское братство дорогого стоит.
- Зайдём. А сейчас давай по рюмашке, - Мишка разлил по рюмкам всё ту же «Плиску», и провозгласил торжественно: - За нашу халдейскую удачу!
А дальше всё по накатанной, рюмка за рюмкой, под завораживающие песни Тома Джонса, льющиеся из магнитофона. Особо им нравилась песня Делайла. Не зная языка и слов, подпевали мелодию.
«She was may woman
As she deceived me l watched and went out of my mind.
My, my, my, Delilah!
Why, why, why, Delilah?..»
Ночевать Николай остался у друга Михаила. А как могло быть иначе, если они напились, как говорится, в стельку…
На следующий день Мишка привёл друга Коляна в шашлычную, прямо в кабинет директора. Выглядели они молодцеватыми и нарядными, словно и не было вчерашнего вечернего возлияния.
Из-за письменного стола встала им навстречу интересная, молодая ещё женщина в строгом тёмном костюме, подчёркивающим её ладную фигуру, красной водолазке, с янтарной брошью на воротничке.
- Здрасьте, Людмила Ивановна, вот привёл вам своего армейского товарища, помните, я говорил о нём недавно?
- Я всё помню, Миша, ты же знаешь. Присядьте пока. Трудовая с вами, надеюсь? – обратила она свой взор на Николая, взгляды их встретились.
- Да, вот всё тут, - смутился он и положил на стол трудовую книжку, паспорт.  -  «Наверное, тоже скажет, что я летун, как Лилькина мамаша тогда в отделе кадров, на ЖБК Метростроя», - подумалось ему.
Директриса полистала его трудовую, усмехнулась.
- За полгода три точки сменил, узнаю стиль одного товарища по цеху, - взглянула она лукаво на Мишку, тот в ответ только развёл руками, мол, сами понимаете специфику нашей работы.
- Хорошо, Николай, беру. С другом всё веселее будет, угадала? – уже улыбалась она друзьям, чувствуя себя рядом с ними более молодой и красивой. Вон как новичок на неё засмотрелся. Это ей льстило.
- Так мы в пивбаре на Ломоносовском вместе пахали, опыт совместной работы богатый, - подытожил переговоры Мишка, мигая другу и улыбаясь директору. Николай тоже повеселел. Мировая тётка, симпатичная.
- Ну идите, ребятки. Завтра ваша смена, работайте…
Так у Николая в трудовой книжке появилась ещё одна запись.
«Столовая - заготовочная № 6. Горторг  «Трест столовых».  Зачислен на должность официанта».

Было поздно. Надежда уложила сына спать и подошла к окну. Темно. Из черноты неба падал снег, заботливо устилая землю белым покрывалом.
Надя в детстве была слабенькой, родилась 9 сентября 1945 года, вскоре после Победы над фашистской Германией. Родители её были фронтовики, время голодное. Врач поликлиники вовремя заподозрила неладное, оказалось, у неё начальная стадия туберкулёза.
Вылечили. Школу она закончила хорошисткой, и поступила в пушно-меховой техникум в городе Сходня, что в ближнем Подмосковье, на факультет «товароведение».
Проживали они тогда всей семьёй в большом доме с лифтом на Софийской набережной. В их коммунальной квартире на восьмом этаже было шумно, скучать не приходилось. В просторной комнате с высоким потолком они размещались всей семьёй: дед с бабушкой, отец с матерью и дочкой, то есть с ней, Надей. Она была девочка любопытная и шустрая.
Рядом в маленькой комнате жили соседи: брат с сестрой, из донских казаков. По вечерам они напевали протяжные казачьи песни, и Надя частенько сиживала у них, слушая и засыпая под их пение.
         Потом просыпалась и носилась по длинному коридору, забегая на общую кухню, где гремели кастрюлями и посудой бабушка с матерью, или в ванную, где они стирали грязное бельё в цинковом корыте.
         Дед отдыхал от трудов, читая газеты за столом и покуривая трубку, отец приходил со службы поздно, когда она уже видела сны, ужинал, все пили вечерний чай и расходились по своим койкам, ложились спать.
Из окон их квартиры был виден Кремль, во всей своей красе и исторической несокрушимости, и девочка часто любовалась им.
Вместе с однокурсниками из техникума она записалась в Центральный аэроклуб ДОСААФ СССР, на аэродроме в Тушино, и совершила пять прыжков с парашютом с самолёта АН-2, с высоты 600 метров, как ни страшно ей было, памятуя о том, что её родители воевали с фашистами.    
         Наверное, это было пострашнее прыжков с парашютом в Москве.
Надя очень любила стихи, грезила о любви.
          Ходила на поэтические вечера в Политехе и Лужниках, на Маяковскую площадь, где молодёжь восторженно слушала громогласных поэтов Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, читающих свои стихи у памятника Маяковскому.
         Особенно ей нравился Андрей Вознесенский. Она в первых рядах с душевным трепетом внимала всему, что он декламировал молодёжи.
«Есть русская интеллигенция.
  Вы думали – нет? Есть.
  Не масса индифферентная,
  а совесть страны и честь…»
Он заметил восторженную почитательницу, и однажды подошёл к ней. Они познакомились, и Андрей даже проводил её до дома, благо это было недалеко. Она не обольщалась, понимала его звёздность, но ей было лестно внимание такого талантливого поэта.
Ещё она обожала песни Юрия Визбора, Новеллы Матвеевой.
В их большом доме проживала в основном обслуга кремлёвских чинов. Надин дед в гражданскую войну являлся одним из ординарцев легендарного Семёна Будённого. Он был мастер на все руки, но главное, был столяром-краснодеревщиком, и Будённый ценил за это своего бывшего ординарца.
Дед, Михаил Семёныч, за глаза его называли в шутку одним из сынков командарма, в основном работал на дачах у Будённого, Ворошилова, его золотые руки были нарасхват, и ему с семьёй предоставили большую комнату в доме на Софийке.
         У деда было двое детей: дочь и сын. Оба фронтовики.
          Дочь, Мария Михайловна, служила в разведке, и после контузии была уволена из армии, работала на мебельной фабрике, покрывала мебель лаком.
          Сын, Владимир Михайлович, старший офицер, служил в генштабе по протекции Будённого, и дед гордился им.
После техникума Надя устроилась на работу и поступила в МИСИ, затем им выделили 3-х комнатную квартиру в новом 5-этажном панельном доме на проспекте Вернадского. Позже эти дома назовут хрущобами, но тогда, в начале 60-х, это было очень своевременно.
Москвичей переводили из подвалов, коммуналок в отдельные благоустроенные квартиры с удобствами.
Дед с бабушкой взяли с собой и соседку Клавдию, оставшуюся в одиночестве после того, как брат женился и переехал к жене в Подмосковье.
Привыкли, не хотели расставаться. Так что получилась опять коммуналка.
Дед с бабушкой умерли, а соседка Клаша осталась, занимала отдельную комнатку, чему была бесконечно рада и даже счастлива.
Семейная жизнь у её матери не сложилась. Муж, Константин Иванович, не прижился в их семье, и уехал к своим сёстрам в Самарканд. Нашёл себе женщину по душе и проживал счастливо в домике по соседству.
Дядя, Владимир Михайлович, успешно женился, получил квартиру в Очаково, у них родился и рос сын. Он по праздникам приезжал с женой и сыном в гости к сестре с племянницей, и это было для них желанным событием. Они угощались, выпивали, вспоминали прошлое.
Надежда вздохнула. Что это она в воспоминания ударилась.
В кроватке посапывал сынишка, мать смотрела телевизор после работы, не было только мужа. Сбежал от них. Слабак.
Хотя они с матерью тоже виноваты. Он парень молодой, глупый ещё, вот и не выдержал скандалов, тягот семейной жизни.
Ревнивый. А кто бы не ревновал, если бы узнал о её страстной любви к женатику Евгению? Но это тоже уже прошло. Надо помириться, и жить дальше. Она уже привыкла к мужу, и даже испытывала к нему нежные чувства, которых и сама от себя не ожидала…

Её муж в это время ехал после смены домой, хотя разве можно назвать своим домом пустую чужую квартиру. Да ещё платить за неё столько.    
          Оставаться у Савиных было уже неудобно, как ни рады они ему. Надо совесть иметь. Правда, от них до работы пять минут ходьбы, а из Беляево пилить и пилить. Ничего, он парень привычный ко всему…
          На новом месте Николай освоился быстро, тем более, рядом был его армейский дружбан Мишка. Как и в пивбаре на Ломоносовском, столы, которые они обслуживали, находились по соседству, и они всегда могли перекинуться словцом во время работы. Приятно ощущать рядом плечо товарища, который всегда поддержит и выручит, если надо.
Мишка предлагал после смены остаться у них, но нельзя злоупотреблять гостеприимством, пусть они отдохнут от него немного.
Николай улыбнулся. Он вспомнил, как Мишка с друзьями по первому его зову приехал в общагу на улице Поливановой, в Очаково, где он проживал, когда работал слесарем на ЖБК Метростроя, и так прищучили тех отморозков из соседней комнаты, которые избили его на кухне просто так, ни за что, чайник на плиту перед ними поставил, очередь нарушил, что горе -соседи потом сторонились его, как чумного.
Да, Мишаня - это настоящий товарищ. Он и на танцах в «Шестиграннике», что в ЦПКиО, спас друга от верной смерти, когда в драке с хулиганами отвёл руку с ножом от его живота. Ещё миг, и кранты ему, да Мишка оказался рядом. 
Ехать было по московским меркам не так далеко, тем более на метро.   
          Николай любил метро. Светло, тепло, народ кругом торопится, снуёт в разные стороны, чисто муравейник, а ты сидишь в вагоне и смотришь по сторонам. Главное, вовремя выйти на нужной станции, и переходом не ошибиться. Но это уже в прошлом, когда он плутал в подземке, теперь другое дело. Теперь он чувствовал себя вполне москвичом, пусть и из Алатыря. Да и внешне уже не выглядел провинциалом.
«Станция Беляево», - услышал он, было задремав, и вовремя выскочил из вагона. Приехал. Вот эта улица, вот этот дом.
         Поднялся на лифте на 10-й этаж. В квартире пусто, темно, пахнет красками, обоями, специфический запах, присущий после недавно проведённого в квартире ремонта.
Разделся, посидел в кресле, послушал новости по радио, прошёл на кухню, попил сырой водички из-под крана. Пахнет хлоркой.
Подошёл к окну в комнате. Из небесной черноты падал снег, устилая скверы и дороги внизу белым покрывалом. Окна домов гасли одно за другим.
Он вспомнил, как Надежда рассказывала ему о своей жизни до того, как они переехали на Вернадского.
          Жили они в самом центре, в доме напротив Кремля, дед её был столяр-краснодеревщик, и работал на даче самого Будённого, у которого во время гражданской войны служил в денщиках, или ординарцем, что-то вроде этого.
Будённый и помог ему с квартирой в Москве, с работой.
Николай вспомнил своего деда, тот тоже в гражданскую воевал, с Колчаком в Сибири, после тоже работал столяром-краснодеревщиком.
Внук с бабушкой часто приходили к нему в столярку, набивали дерюжные мешки стружками, обрезками досок, чурками или опилками на худой конец, и волокли на горбу к себе в подгорье.
         Пригодится зимой печь топить.
Надо же, и её и его дед оба были столярами. Николай вдруг подумал, вот он стоит тут один в чужой квартире, платит за неё бешеные деньги, когда дома жена с сыном, может, она тоже в это время думает о нём?..

Смена подходила к концу. Все столы заняты, в основном, любителями коньяка с шашлыками. Для халдеев это ценный, первейший контингент.
Благодаря другу Михаилу, Николай быстро вошёл в контакт с коллегами по работе на кухне, в буфете, а это главное в смысле доходов.
Подвыпившим гостям можно почти безопасно подавать «Старку» в бутылках из-под 5-звёздочного коньяка, дешёвое вино под видом дорогого марочного, из недоеденных кусков мяса составлять новое блюдо, подогреть, украсить лимоном с зеленью, и пожалуйте, дорогие гости, шашлычок с пылу с жару, червонец за пару. Кушайте на здоровье.
А шашлыки в столовой - заготовочной № 6 делались на славу; шашлык по - карски, например, отличался от обычного тем, что на шампур нанизывали не маленькие кусочки баранины, а крупные кусищи (почечная часть корейки) весом по 200-250 грамм каждый, плюс лимон, приправы.
От такого блюда отказаться невозможно, за уши не оттащишь.
Ещё шашлык из корейки на вертеле по - кавказски, люля-кебабы, пальчики оближешь. Недаром директриса пригласила на работу лучших поваров-спецов, тем самым создала славу и популярность своей шашлычной, и отбоя от посетителей, любителей настоящих шашлыков, не было.
- Так что работай не зевай, и карман свой набивай, - шутил Мишка на ухо другу, и они профессионально «кружили столы», обслуживая клиентов по высшему разряду, отчего чаевые повышались кратно. И никакого обвеса и обсчёта, всё честь по чести, не придерёшься и не подкопаешься.
         В углу шашлычной, возле пальмы стоял уже знакомый Николаю музыкальный автомат-близнец «Меломан-120», и он часто ставил пластинки с заказанными гостями песнями, бросая закупленные заранее жетоны в нужную щель ловким движением фокусника.
Довольные гости пели и даже плясали под любимые мелодии, Николай был тоже не в накладе, плюсуя двойную цену за жетоны в их счета.
Сдав положенные деньги в кассу, и подсчитав барыши, друзья расплатились с мойкой, с администратором, спустились на 1-й этаж и вышли на улицу. Шашлычная занимала весь 2-й этаж двухэтажного здания, на первом разместился магазин промтоваров.
- Ну что, Колян, к себе поедешь или у меня отдохнём от трудов праведных? – Мишка потряс тяжёлым пакетом в руках, и друзья медленно прошлись по улице, которая для Николая была уже давно не чужая.
Настроение у них было чудесное, несмотря на некоторую усталость после смены, хотелось прогуляться и поболтать, например, о спорте.
- Ты в курсе, что с 30 ноября в Москве проходит международный хоккейный турнир? – Мишке было интересно, знает ли об этом Колян.
- На приз газеты Известия, что ли?
- Точно, откуда знаешь? Мы же пашем по-чёрному, как негры, а в выходные квасим, - хохотнул Мишка привычным уху друга баском.
- Хоккей я с детства люблю, как и ты. Интересуюсь, что в прессе пишут об этом, - пожал плечами Николай, мол, знаем, сами с усами.
- Завтра суббота, финал, кстати. Может, сгоняем на хоккей в натуре?
- По телеку посмотрим. Между прочим, завтра шестое декабря, мой день рожденья. Давай, нарежемся по этому поводу, как в армии, помню, на отмечались до поросячьего визга. Пили по три стакана сразу: выпивка-запивка-закуска. Сечёшь, в чём смысл?
- Шикарная идея, я за, обеими руками, - загорелся Мишка от услышанного. – Так я ещё не пробовал пить. Может, прямо сейчас начнём?
- Давай лучше завтра. В этом вся фишка.
Наговорившись и нагуляв аппетит, друзья направились к дому, где их уже поджидали с ужином под водочку тётя Маша с дядей Ваней, хлебосольные Мишкины родители…

На следующий день, прямо с утра друзья-халдеи развили бурную деятельность. Закупили водок, вин и закусок, пригласили на домашний банкет Мишкину девушку Марину с подружкой, тем более, если учесть, что у ребят был выходной день и день рождения одновременно, сразу, что бывает нечасто, который они и отметили на полную катушку.
           Марина пришла с Ниной, и друзья переглянулись, мол, а где же наша Таня, почему её нет? Подружки понимающе улыбнулись.
- Что ж ты, Коля, такую девушку упустил. Не дождалась тебя твоя Таня, замуж вышла, - пожурила Марина Николая, тот молча развёл руками, мол, что поделаешь, такова жизнь.
- Не отчаивайся, у нас ещё вот Нина осталась, она не хуже Таньки будет. Так ведь, Миша?
Мишка дипломатично хохотнул, откровенно мигая другу.
- Скажешь тоже, не хуже. Лучше во сто крат!
С этими словами он торжественно разлил водку не в стаканы, как в армии, а наполнил домашние пузатые стопки: три для себя, три для друга.
- Вот так мы отмечали дни рождения во время службы, - пояснил он подружкам-хохотушкам, и опрокинул в рот первую стопку в честь своего армейского друга, запил второй и закусил третьей. Отдышавшись, заулыбался одобрительно: - Неплохо для начала.
Теперь настала очередь Николая.
Он продемонстрировал то же самое легко и быстро, выпив водку словно воду, даже не поморщившись. Он умел это делать, когда надо.
- Видали, какой у меня дружбан? – восхитился Мишка и врубил свой безотказный магнитофон «Яуза». Под возбуждающие песни и мелодии Тома Джонса теперь и бравые девушки попробовали выпить как ребята, но поперхнулись и едва пришли в себя, взвизгивая и суматошно махая руками.
         В ход пошла закуска, фрукты, соки, после чего ребята ещё выпили вместе с опьяневшими девушками, после чего начались танцы…
Затем они вчетвером прогулялись по морозцу, зашли в свою шашлычную, отметились и там за столиком с винами и шашлыками, снова вернулись домой, и уже гуляли допоздна…
Потом целую неделю вспоминали прошедший день рожденья. Так он врезался в память своим необычным экстримом.
На хоккей друзья так и не сгоняли, по телеку не посмотрели, но в газете «Советский спорт» прочитали, что хоккейный турнир на «Приз Известий», прозванный журналистами «малым чемпионатом мира», закончился победой сборной СССР. Она получила огромный тульский самовар – приз был учреждён редакцией газеты «Известия».
         На втором месте сборная Канады, на третьем – Чехословакия.
Лучшим дебютантом был признан вратарь Владислав Третьяк.
Лучший нападающий Борис Михайлов.
Лучший защитник Франтишек Поспишил.
Вот таким образом закончился очередной  день рождения Николая в его младые послеармейские годы.
Смены в шашлычной чередовались одна за другой, халдейская работа выматывала, не зря она приравнивалась многими к труду шахтёров, но «министерские» заработки покрывали всё.
В таком темпе прошёл декабрь, встречу Нового Года они отпраздновали в своей шашлычной с не меньшим  размахом и удалью, что и день рождения. Уже и январь близился к концу, как вдруг Михаил выиграл очередной лотерейный билет, в смысле, халдейский билет.
В пивном баре «Жигули», что на проспекте Калинина, освободилось золотое местечко, и старший брат Виктор, который обосновался там уже давно и основательно, тут же воспользовался этим редким случаем, потому как устроиться в бар было почти невозможно.
Так Мишка стал работать в лучшем пивбаре Москвы, куда мечтали попасть многие зубры-халдеи.
           А Николай снова осиротел, в смысле, остался один, без дружбана, как в пивном баре на Ломоносовском проспекте когда-то. Но он уже не унывал. Втянулся. К тому же Мишкин дом остался рядом, да и Людмила Ивановна благоволила к нему.
Она была старше его лет на десять, но от неё исходила какая-то необыкновенная женская тяга, если можно так выразиться, и его тянуло к ней, как мотылька на огонь.
Ей тоже нравился молодой, симпатичный парень, она понимала и чувствовала, что у него есть немалые способности, упорный характер, будущее, в конце концов. А это уже кое-что, не всем дано.
Дело шло к более близким отношениям, но однажды произошёл случай, который в корне изменил и отменил всё, что могло быть дальше.

Как-то у друзей совпал выходной, и они решили отметить Мишкин удачный переход на выгодное, блатное место работы.
- Давай, чтобы далеко не ездить, посидим у тебя в шашлычной. Коньячку выпьем, шашлычки здесь отменные, мне ли не знать, я угощаю, - улыбался довольный своей судьбой Михаил, Николай не возражал, наоборот.
- Повезло тебе с братом. Такой лотерейный билет выиграть, и всё он сделал, преподнёс его на блюдечке с голубой каёмочкой. За это и выпить не грех, - он был рад за товарища и не скрывал этого.
- Что есть, то есть, - не возражал Мишка.
- За тобой не угонишься, как ни старайся.
- Тебе разве плохо здесь работается?
- Наоборот, - суеверно поплевал на всякий случай через левое плечо Николай. – Дай-то бог. Не сглазить бы.
Они поднялись на второй этаж в шашлычную, где их встретила радушной улыбкой администратор Тамара Степановна, женщина бойкая и фигуристая, с крестьянскими замашками, но уже обтесавшаяся в столице.
- Проходите, ребята. Присаживайтесь у окна. Рада видеть тебя, Миша. Давно не заглядывал к нам. Наслышана о твоих успехах.
- Какие там успехи, скажешь тоже, - не возражал, тем не менее, Миша. – Решили вот посидеть с другом. Ты там проследи, чтобы всё было тип-топ.
К ним уже торопилась с улыбкой официантка, с другой смены, но всё равно они все знали друг друга и ценили. Халдейское братство.
Она приняла заказ и упорхнула.
- Светка ничего бабёнка, ладная и складная, - подмигнул другу Мишка, провожая её взглядом. – Одинокая, насколько я знаю.
- Только свяжись с такой, прицепится, не отвяжешься, - Николай огляделся вокруг. Только вчера смену отпахал, и вот опять здесь сидит. Народу было ещё немного, день, к вечеру набегут компании разные, любители пожрать и выпить, только стриги их, как баранов.
Шашлычная напоминала ему пивбар на Ломоносовском, также два ряда столиков вдоль окон, перегородка, разделяющая зал от кухни с буфетом, только вместо пива с креветками - шашлыки с водкой и коньяком.
- Здесь навару больше, чем в нашем пивбаре было, - вспомнилась и Мишке их работа на Ломоносовском, - и помещение пошире, и дом рядом, - загрустил было он, поглядывая в окно на свой дом в глубине двора напротив.
- Я тоже об этом подумал. Возвращайся назад, тут тебе всегда рады, - подъелдыкнул он другу, и тот встрепенулся.
- Ну и сказанул, аж муторно стало. Если бы ты знал, сколько я там имею, со стула упал. Сиди, не скажу. Чего зря расстраивать.
Вернулась запыхавшаяся Светка с полным подносом и выставила на стол бутылку грузинского коньяка «Самтрест», салаты, лобио, тонко нарезанный лимон, «Боржоми», и наши друзья с чувством, с толком, с расстановкой приступили к пирушке.
Мишка на правах банкующего разлил коньяк по рюмкам, они выпили, закусили лимоном, снова выпили и отведали лобио.
- Похорошело, коньяк отменный, пять звёзд, как и положено для хорошего грузинского коньяка, - с видом знатока откинулся на спинку стула Михаил, сияя довольной улыбкой на румяном лице.
- Точно сказал, - подтвердил Николай и с хитрецой подмигнул другу, - пожалуй, это получше «Старки» будет, как думаешь?
Оба хохотнули, понимая истинный смысл сказанного, и огляделись в ожидании фирменных шашлыков по – кавказски.
В зале играла знакомая на слух эстрадная музыка, музыкальный автомат крутил пластинки по заказу, народу прибавилось, было уютно, тепло и празднично на душе. Жизнь удалась, иначе не скажешь.
- Людмилы Ивановны что-то не видать. Как, не обижает она тебя? – пройдоха Мишка всё понимает и всех насквозь видит.
- Наоборот. Только неудобно как-то. Она директор, а я всего лишь один из многих официантов у неё в штате.
- Вот и воспользуйся её расположением. Цену себе понимай. Будешь, как сыр в масле кататься. Разведись с Надькой, и к ней в объятья. Кумекаешь, о чём я толкую тебе, дружбан?
В это время прибежала Светка на цырлах и аккуратно поставила перед коллегами по цеху блюда с шашлыками, и гранатовым соусом в плошках.
В воздухе над столом распространился аромат кавказской кухни, как не выпить ещё коньяку под такую еду, и друзья снова опрокинули по рюмке, затем с энтузиазмом и аппетитом налегли на шашлыки.
В самый разгар пиршества к их столику подошла какая-то женщина и остановилась, глядя на них в упор.
Недовольные тем, что их отвлекают от обеда, дружбаны взглянули разом на женщину и остолбенели, особенно это касалось Николая.
Перед ним стояла его жена Надежда, испепеляя гневным взглядом зажравшегося муженька, так что он едва не подавился куском мяса.
- Гуляешь вместе с дружком закадычным? Так он холостой, ему чего, как с гуся вода, а у тебя семья, ребёнок маленький. Домой думаешь возвращаться, или нет?! – зазвенела она, вся переполненная негодованием, так что на них стали оглядываться посетители соседних столиков.
- Тише ты, не надо орать здесь! – огрызнулся Николай, слегка не в себе.
- Здравствуй, Надя. Как ты нашла нас? – удивился Мишка.
- Язык до Киева доведёт, нашла вот.
- Мы тут обедаем с Коляном, хочешь, присаживайся к нам.
- Нет уж, спасибо. Как-нибудь в другой раз.
- Ты давай возвращайся домой, я позже позвоню. Тогда и поговорим, - пошёл на мировую Николай, лишь бы она ушла, лишь бы не скандалила и не позорила его. Не дай бог, директор увидит, или донесёт кто. Стыдоба.
Надежда понимала его состояние, не надо будить в муже зверя. Она уже знала его крутой нрав. Не гляди, что на вид тихоня.
- Хорошо. Вечером жду звонка, - она как-то сникла вдруг вся, приложила платочек к глазам в слезах, и быстро удалилась.
Они проследили, как она спустилась по лестнице на первый этаж, услышали, как хлопнула дверь, и облегчённо выдохнули.
- Вот это встреча! Умеет Надя обрадовать, нечего сказать, - даже Мишка растерялся, но виду не подавал.
Николай молчал, медленно приходя в себя.
- Ладно, давай ещё по одной, шашлыки стынут, - Мишка наполнил рюмки, они выпили и молча доели шашлыки.
         Николай уже не чувствовал вкус мяса, взволнованный до крайности, чего нельзя было сказать о Мишке. Его дело - сторона, хотя и пренеприятная встреча, только сказал о ней, как она тут как тут, словно чёрт из табакерки.   
         «Жалко Коляна, пропадёт он в семейном болоте, сидит жуёт, а сам аж в лице переменился», - думал Мишка, уписывая за обе щёки…

К вечеру Николай позвонил домой и поинтересовался, собирается ли она подавать на развод, как обещала.
«А ты только того и ждёшь?» - раздался в трубке едкий голос жены.
- Нет. Но мне надоели скандалы и придирки. Твоя мамаша смотрит на меня, как на врага народа, будто я мешаю ей жить.
«Не преувеличивай. Надо было ночевать дома, а не являться пьяным».
- На вас всё равно не угодишь. Как там Митька?
«Приезжай домой, сам увидишь».
- Ладно. Давай встретимся возле метро «Университет». Поговорим.
«Когда же это случится, можно узнать?»
- Давай через часик, сможешь подойти?
«Хорошо, договорились».
Через час Николай подъехал к метро. Огляделся. Привычный городской пейзаж радовал глаз. Невдалеке высилось здание МГУ, напротив виднелся новый цирк, у лавочек возле метро прохаживалась Надежда в тёмном пальто с норковым воротничком и меховой шапке.
Увидев мужа, она улыбнулась. Гонор вроде бы слетел с неё и она выглядела как раньше, до замужества. Миловидной и привлекательной, без злости во взгляде лукавых бледно-голубых глаз.
- Вообще-то холодно, зима на дворе, - поёжилась жена и оглядела мужа в осеннем пальтишке и летних ботинках, - не жарко тебе?
- Ничего. Я привычный. Мой отец зимой без перчаток ходит, и в летних ботинках. Говорит, так руки и ноги не потеют. Я в него уродился.
Они засмеялись, и прошлись по проспекту Вернадского. Оба понимали, что лучше худой мир, чем добрая ссора. К тому же затянувшаяся.
- Ты по дому с Митькой занимаешься, тёща работает, как всегда, угадал? – начал Николай разговор по существу.
           - Куда же мне деваться, я мать, за ребёнком надо ухаживать, на кухню  молочную бегать, гулять с ним. Учёбу забросила, сам знаешь, я в академическом и декретном отпусках. Кручусь, как белка в колесе, денег нет. 
- На вот, возьми на расходы. Здесь 300 рублей.
Он вручил жене деньги, она обрадовалась, не скрывая этого.
- Спасибо. Кстати. А то Митюша простыл, у нас ведь холодно зимой в квартире. Первый этаж. Сам-то где проживаешь, у Мишки?
- Нет. Квартиру снимаю, однокомнатную. В Беляево.
- Давай возвращайся. Пора за ум браться. Нечего деньгами сорить.
- Тебе тоже не мешало бы считаться с мужем, и мамашу свою приструнить. А то как церберы на меня бросаетесь. Так жить невмоготу. Нашли мальчика для битья, со мной это не пройдёт.
Он глянул на бледное лицо жены, и ему стало жаль её. Нелегко ей приходится, оно и понятно. От мамаши толку мало. Но и возвращаться пока не хотелось. Душа противилась этому.
- Ну, я побежал, в изостудию опаздываю. Созвонимся. На - днях заеду домой, всё обсудим и решим…

Целую неделю Николай пахал по-чёрному, то есть работал не через день, а все смены подряд. В другой смене заболел пожилой официант Иван Степаныч, в смысле, запил горькую на всю катушку, и Людмила Ивановна разрешила ему поработать ежедневно. Как всегда, пошла навстречу.
Он жаждал заработать, раз подвернулся случай, и это ему почти удалось. Но, как гласит русская пословица: «Знал бы, где упадёшь, соломку бы подстелил». Жадность фраера сгубила.
Не знал он в конце недели, подустав изрядно , что за столиком у окна в дальнем углу шашлычной, возле пальмы в кадке, расположились контролёры в виде троих солидных мужчин и элегантной дамы.
Они заказали коньяк, вино, закуски, шашлыки, всё как полагается в компании, собравшейся отдохнуть вечерком перед выходными, стали выпивать, петь вполголоса народные песни, льющиеся по их заказу из музыкального автомата, убаюкав этим Николая.
И когда заказали ещё бутылку коньяка, он принёс в бутылке из-под грузинского пятизвёздочного старку обыкновенную. На том и погорел.
Людмила Ивановна постаралась уладить инцидент и благодаря её опыту, помноженному на обаяние и связи, ей удалось свести его к увольнению официанта, грубо нарушившего КЗОТ, хотя на него могли завести дело и передать в суд, а это означало реальный срок до 3-х лет.
- Придётся потерпеть, Коля, переждать, - утешала она парня в кабинете, оформляя его документы, - я сделала больше, чем могла. Пару месяцев надо перекантоваться как-нибудь, потом возьму тебя обратно.
- Спасибо, Людмила Ивановна. Век не забуду.
- Сочтёмся, Коля, какие наши годы, - улыбнулась в ответ директриса. Она была рада, что помогла ему. Нравился ей этот симпатичный парень, чего там греха таить. Сердцу не прикажешь, хотя и понимала, молод он для неё.
Тем не менее, задачу свою Николай выполнил, денег зашиб немало и даже остался на свободе, только стал безработным.
          Пора возвращаться домой, в семью, а с квартиркой придётся расстаться, дороговато.  Жаль только, не удалось разгуляться в ней ни с кем. Знать, не судьба. Как говорится, всё, что ни делается, это к лучшему.
Так и произошло. Он рассчитался с хозяином квартирки, как тот ни уговаривал его пожить ещё месяца три, до приезда дочери, перевёз мебель с радиолой и торшером обратно, на свои законные места.
Митька с испугом таращился на дядьку, возникшего откуда-то в их с мамой комнате, пока не осознал, что это и есть пропавший было папа.
Тёща притихла до поры, соседка Клаша была рада ему, как родному.
- Вы вернулись, ну и слава богу, - сказала ему, выкая, и тем самым выражая уважение. Выждав момент, поманила его к себе в комнату, и налила полный до краёв стакан тёмно-бордового кагора.
- Выпей, Коля, с возвращением, - сказала уже тыкая, по свойски. – Только им не говори, заклюют.
Он удивился, но осушил стакан махом, так как кагор уважал ещё с раннего детства, когда они с бабулей ходили на пасху в церковь, и священник причащал их ложкой кагора и просвиркой.
- Спасибо, Клаша, ты человек.
Он прошмыгнул в ванную, а соседка тихонько прикрыла за собой дверь комнаты, довольно сверкая линзами очков.

Николай сообщил жене, что ушёл в отпуск по производственной необходимости, чему она даже обрадовалась, и теперь обретался в домашнем тепле и неге. Однако не всё было так гладко и сладко, как хотелось бы.
На следующий же день после возвращения домой, раздался телефонный звонок, и Николай услышал в трубке мужской баритон:
«Позовите к телефону Надежду, будьте добры».
- А кто её спрашивает? – растерялся было он.
«Один хороший знакомый. С кем имею честь разговаривать?»
- С её мужем, пока, - буркнул в ответ Николай и, бросив трубку на рычаг, нахмурился, глядя на появившуюся жену. – Ты, я гляжу, время зря не теряла, при всей своей занятости. Мужики уже домой звонят.
- Да это так, недоразумение, - засмеялась Надежда, понимая, что её объяснение выглядит нелепо. – Стояла я на остановке троллейбуса, чтобы от овощного магазина к дому подъехать, а не пешком топать, тут этот мужчина  и подошёл, говорит, что это вы, девушка, такая грустная и одинокая стоите? Давайте знакомиться, в кино как-нибудь сходим, и телефон свой всучил, взамен мой попросил. Вот и всё.
- Ну и ты, девушка, конечно не растерялась.
- Да я уж и позабыла об этом случае, выбросила бумажку с телефоном в урну по дороге домой, не о чем говорить.
- Зато он не забыл, видно, повстречаться пожелал с одинокой дамой, а тут я так некстати, - захотел было взорваться Николай, да раздумал. У самого рыльце в пушку, замнём для ясности.
Скандалить он не захотел, и жена была благодарна ему за это. Тоже не стала донимать его расспросами, где да чем он занимался в своё отсутствие.
Сынишке уже давно перевалило за полгода, он ползал и скакал по манежу, мечтая выбраться из него на волю, и Николай как-то выбрал время, отлучился ненадолго, и вернулся с новым паласом жёлтого цвета под лужок, размером 2,5х3м. Едва доволок до дома на плече.
Это событие произвело целый фурор на домашних, не избалованных комфортом и дорогими дефицитными покупками. Теперь у них висит красивый ковёр на стене, и лежит детский палас на полу. Стало уютно.
За паласом он сгонял в тот самый магазин «Ковры» к знакомому замдиректора, где они приобрёли с Эдуардом Палычем, администратором, когда он работал в кафе № 42 под его началом, два ковра по блату.
Палас расстелили на полу, и Митька стал ползать по нему, играть в игрушки, ощущая себя уже вполне взрослым пацаном. Жена с тёщей тоже были довольны, и даже смеялись от души, глядя на его выкрутасы.
Правда, Николаю приходилось гулять с сынишкой. Надежда собирала ребёнка, усаживала в прогулочную коляску, он выносил её на улицу, благо они жили на первом этаже, и прогуливался по аллеям скверика, по дорожкам, как вполне благопристойный отец, смирившийся со своей участью. Не роптал, хотя и ходил скрепя сердце. Не привык ещё.
Иногда они втроём гуляли по скверу на улице Марии Ульяновой, катая коляску с сыном по очереди, сиживали на лавочках, радовались весеннему солнцу, таянию снегов, чирикающим птичкам на ветках деревьев.
Как-то они зашли в магазин «Посуда» и приобрели по случаю хрустальную ладью под конфеты, вазу, и даже набор коньячных рюмок.
В магазине «Тюль» долго выбирали и купили наконец шикарные, стилизованные под берёзы в лесу, шторы на окно в большой комнате. Когда их повесили, в квартире стало так нарядно и празднично, что соседи, заглядывавшие к ним по делу или просто так, поболтать о том о сём, также любовались ими не без зависти.
Эти удачные покупки вылились в кругленькую сумму, и жена подозрительно поглядывала на мужа, пока не спросила:
          - Откуда у тебя столько денег? Отпускные ты мне отдал немалые, а палас, хрусталь, шторы дорогущие на какие шиши купили?
- Мне ещё премию выписали, - не моргнув глазом, соврал муж, - я не сказал сразу, чтобы порадовать тебя, или не нужно было?
- Мужа хвалить надо за такое рвение, а не ругать. Другой бы пропил деньги и молчок, а наш Коля всё в дом тащит, хозяйственный, - вмешалась в их разговор довольная зятем тёща, с умилением разглядывая хрусталь в серванте, рядом с которым стояли рюмки с фужерами из зелёного и фиолетового стекла, те самые, что в ресторане «Юность» так приглянулись ему. Тогда он не стерпел и умыкнул-таки часть их домой. На память.
- Теперь можно и гостей приглашать, такую посуду не стыдно на стол поставить, - оглядывала тёща стеклянные полки в серванте, заставленные хрусталём, цветным стеклом и даже фарфором.
После таких слов Надежде оставалось только смириться с мнением матери, но подозрения в душе остались, и как выяснится потом, не без оснований. А пока она невольно смягчилась, ей тоже хотелось мира в доме.
В магазине «Канцтовары» Николай купил новый альбом для рисования, карандаши, акварель в коробке, кисточки, и делал дома семейные зарисовки; мать кормит сынишку кашей за столом, усадив его перед собой в раскладной детский стульчак, вот Митька играет в манеже, или ползает по паласу с любимой игрушкой в руках в виде плюшевого оранжевого Мишки, или спит в кроватке с соской во рту, сладко причмокивая ею во сне.
На листах ватмана писал акварели; вид из окна рано утром, или поздно вечером, когда окна в домах напротив ярко светятся сквозь занавески.
Отдельно он рисовал карандашом, или пером с тушью портреты жены с сынишкой, предварительно порисовав в разных ракурсах свой автопортрет.
Ещё он ходил по магазинам. В мясном отделе гастронома на проспекте Вернадского покупал мясо, отстояв очередь, в молочном отделе молоко в треугольных пакетах, кефир в бутылках, и спешил дальше по проспекту.
В магазине «Молочные продукты» докупал творог, сливочное масло, и выпивал стакан молочного коктейля за 20 копеек, который отменно взбивали именно в этом магазине. Напротив располагался «Журналист», не зайти в который было невозможно, тем более всё равно по пути в «Овощи-фрукты».
Там он пробивал чек на 10 кг картошки за один рубль, продавщица замеряла её на весах, он подставлял авоську к жёлобу и из него сыпался  картофель. Главное, чтобы не мимо. Технический прогресс в действии.
Затем покупал лук, морковь, капусту, в отделе «фрукты» выбирал яблоки сорта «джонатан» или «голден», и волок домой набитые до отказа, неподъёмные авоськи и сумки, сшитые тёщей из холстины и мешковины.   
           Стараясь сократить обратный путь, шёл напрямки через дороги улиц
1-й и 2-й Строительной и Марии Ульяновой, минуя проспект Вернадского, через дворы домов  и скверов, чтобы выйти прямо к дому.
Парень он был крепкий, спортивный, молодой, но ближе к дому пальцы рук непроизвольно разжимались от тяжести, и приходилось ставить сумки на асфальт дорожек, чтобы передохнуть.
          Дома Клаша удовлетворённо кивала головой, глядя на горы покупок в коридоре, жена тоже была довольна. Ему же это было не в тягость, а в радость. Он не был избалован жизнью, и лодырем тоже не был. Просто устал от общаг и столовок, от пьянок и гулянок с друзьями-приятелями.
Иногда вечером он ездил в изостудию со своей любимой папкой художника, где с большой охотой и желанием учиться, рисовал вместе со всеми натуру, будь то старичок с обнажённым торсом, или женщина средних лет в неглиже, а то и в образе  Венеры Милосской.
Частенько включал радиолу, и они крутили с женой пластинки, слушая любимые песни для настроения. Наслушавшись и отложив пластинки, он искал по радиоприёмнику голос Америки, как когда-то в родительском доме  с отцом, однажды поймал концерт с песнями ансамбля «Битлз» и долго слушал, сразу вспомнив своего армейского друга Колю Васильева.
Тот любил петь их песни под гитару. Как он там поживает в Алатыре, или по морям мотает его судьба? Стало грустно. Потянуло в родные места.
- Спать пора, выключай свою шарманку, - скомандовала жена и не подчиниться ей было себе дороже.
Тёща по вечерам неотрывно смотрела свой чёрно-белый телевизор, лёжа на диване, пока не засыпала, и тогда раздавался её могучий лошадиный храп, который не давал спать даже маленькому Митьке, не говоря уж о взрослых. Дочь подходила к дивану, выключала телевизор, и трясла её за плечо: - Мама, проснись. Уже поздно, иди умойся, разденься  и спать ложись.
И такая процедура повторялась изо дня в день.
Зато она была в курсе всех важных событий и громогласно сообщала новости, пугая внука, так как была туга на ухо после той бомбёжки на фронте, когда её оглушило и засыпало землёй от взрывной волны фугасной бомбы, разорвавшейся в двух шагах от окопа их разведроты.
- Сегодня 22 апреля, вся страна празднует 100-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина, - однажды оповестила она супругов, возившихся с сынишкой. – Вы что, забыли об этом? Идите смотрите, концерт начинается!
Пришлось им смотреть концерт вместе с ней.
Николай старался, как мог, чтобы угодить жене с тёщей, ему надоели ссоры, не говоря о скандалах, хотелось тишины и покоя…

Близились майские праздники, когда с Николаем произошёл очередной и неожиданный для всех, включая его, конфуз, едва не разрушивший с таким трудом налаженную, хрупкую семейную идиллию.
Дело в том, что ещё с доармейских времён, когда в Канаше, ожидая поезд на Москву, он познакомился с симпатичной девушкой Людмилой, которая ехала от бабушки из Алатыря в Воронеж, к родителям, а он к тёткам в Краснодар, с тех самых пор они переписывались.
Написал ей пару раз из Краснодара, потом из армии, получал в ответ трогательные письма. Затем уже из Москвы, когда жил и работал в Очаково.    
         Письма от неё он получал на Главпочтамте по адресу: улица Мясницкая, 26. Недалеко от метро «Тургеневская». До востребования, по предъявлению паспорта, а посылал ей по её домашнему адресу в Воронеже, где она проживала и училась в торговом техникуме.
Ездить было далековато, и он как-то написал ей, что теперь живёт по новому адресу на его конверте, и она присылала ему письма на проспект Вернадского. Почту из ящика вынимал обычно он сам, поэтому был спокоен и уверен в том, что жена ничего не узнает. Как наивен и глуп был он тогда.
В последнее время он не писал ей, не до того было, и даже подзабыл о девушке, которая когда-то ему очень понравилась, и он не хотел расставаться с ней навсегда. Хотя бы переписываться. А там видно будет.
И вот однажды вечером раздался звонок в дверь, а когда Николай открыл её, пред ним предстала во всей своей красе та самая девушка из его доармейской юности, Людмила. Он сразу узнал её, несмотря на то, что прошло время и она повзрослела, стала ещё ярче и красивее.
Было видно, что она принарядилась к долгожданной встрече, и радостно улыбалась ему. Она тоже сразу узнала его. Да и как не узнать, ведь она так мечтала об этом дне.
Он растерялся от неожиданности и стыда, так как стоял перед ней в затрапезной майке и трениках с вытянутыми коленками, в тапках на босу ногу. Подошла и жена тут как тут.
- Картина Репина «Не ждали», - наконец вымолвил Николай, пытаясь шуткой разрядить обстановку и соображая, как вести себя дальше, поглядывая на жену, застывшую рядом коршуном. Из своей комнаты выглянула любопытная соседка Клаша, показалась и тёща.
- Здравствуй, Людмила, проходи, познакомьтесь. Это моя жена Надежда, а это девушка, с которой мы встретились в Канаше ещё в те благословенные времена, когда я ехал в Краснодар к тёткам, - объяснил он жене неожиданное появление незнакомки, и совсем приуныл, заметив тёщу.
Та скептически усмехалась, мол, знаем мы тебя, прохвоста.
- Проходите, Людмила, раздевайтесь, - тоже усмехнулась Надежда, начиная понимать происходящее на её глазах представление мужа.
Они оба преувеличенно любезно бросились помогать гостье снять плащ, и провели растерянную девушку в комнату, где в манеже сидел Митька. При виде чужой женщины он тут же заревел.
- Это наш сын Митя. Не бойся, тётя хорошая, она тебя не обидит, - Николай старался изо всех сил если не снять, то хотя бы сгладить возникшее напряжение в связи с неловкостью ситуации.
- Я не знала, извините меня, что приехала без приглашения, хотела сделать сюрприз Коле, - терялась в словах и мыслях девушка, оглушённая происходящим и мечтая как можно быстрее улизнуть из этой страшной квартиры, так ей было стыдно и неловко.
- Тебе это удалось, - брякнул с досадой Николай, начиная понимать, как он сглупил, дав ей свой домашний адрес. И вот результат.
- Может, чаю попьёте с дороги? – Надежда укоризненно глянула на мужа. – Старая знакомая приехала издалека, поухаживай за ней.
- Нет-нет, я пожалуй пойду, не буду вас утруждать, - до Людмилы наконец дошло, какую дурость она совершила, нагрянув в чужую семью. – У вас хороший сын, желаю вам счастья, прощайте, - она выскочила в коридор, наспех оделась и выбежала вон, желая как можно дальше убежать от дома, где она испытала такой позор и срам.
После её ухода настала звенящая тишина.
         Митька успокоился и агу-кал о чём-то со своим верным дружком-Мишкой, заглядывая ему в глазки- бусинки, жена гремела посудой на кухне, тёща злорадно затаилась в комнате у телевизора, одна Клаша спала на своей кровати беспробудным сном, наглядевшись на соседей, и даже во сне жалея паренька-бедолагу, попавшего, как кур в ощип, в руки этим двум мегерам.
Николай не стал оправдываться перед женой, только сказал:
- Ну, познакомились четыре года назад, когда ехали из Алатыря. Потом я жил в Краснодаре, служил в армии. Когда работал на ЖБК и жил в общаге, написал ей пару писем в Воронеж от нечего делать, она ответила. Давно уже забыл об этом, а она возьми да приехай.
- Видно, надеялась замуж за москвича из Алатыря выскочить, - съязвила жена, он промолчал. Чего тут скажешь, и так всё ясно…

Отпуск, о котором Николай сообщил жене, близился к концу, пора выходить на работу, и он поехал в Черёмушки, вернее, в шашлычную, чтобы напомнить Людмиле Ивановне о её обещании взять его обратно на работу.
Взбежав на второй этаж, постучал в кабинет директора, торкнулся, заперто. Вышел в зал, увидел администратора.
- Здрасьте, Тамара Степановна, а где директор?
- Привет-привет, давненько не виделись. Какого директора тебе надо?
- Как какого, Людмилу Ивановну, конечно.
- Так она уволилась. Теперь нами мужчина руководит. Его сегодня не будет, в Горторг вызвали на совещание.
- Вот те на, - Николая как обухом по голове ударили, такого он не ожидал услышать. Настроение стало ниже среднего. Что же делать?
Тамара Степановна понимающе улыбнулась.
- Не журись. Она для тебя письмецо оставила. Как заявится, говорит, так ему и передай. Подожди пока, - и она скрылась в подсобке, через минуту появилась с конвертом и вручила ему.
Он отошёл к окну и вынул из конверта листок, на котором было написано: «Коля, подъедешь в комбинат питания ЦПКиО им. Горького, к директору. Скажешь, от меня. Он знает. Я его просила взять тебя на работу. Желаю успехов. Л.И.»
От души слегка отлегло. Он положил конверт с письмом в карман.
- Ну пока, я побежал. Некогда.
- Заходи в гости, не забывай старых друзей.
Но он уже не слушал Тамару Степановну, так как хорошо знал её лживую завистливую натуру, помнил, как она злопыхала про Людмилу Ивановну за её спиной, а перед ней угодливо и услужливо крутилась юлой, мол, смотрите, как я вас ценю и уважаю. Хорошо, хоть письмо отдала.
Теперь надо срочно ехать в ЦПКиО, пока не поздно, дай бог, если уже не поздно. Вот будет здорово, если удастся устроиться там с лёгкой руки Людмилы Ивановны. Какая она чудная женщина, не забыла о нём. Надо будет обязательно найти её и отблагодарить.
Позже это благородное пожелание угаснет, но он часто будет вспоминать о ней. Мало в его жизни будет людей, которые бескорыстно помогали ему в трудные моменты. Это был как раз тот случай.

Глава пятая. Комбинат питания в ЦПКиО им. Горького.
                Кафе «Бистро».
Директор комбината питания был большим, представительным мужчиной с широкими жестами и громким звучным баритоном.
         В дорогом костюме. Благоухал изысканным мужским одеколоном и кубинскими сигарами. Он сразу вспомнил об обещании, данным обаятельной и привлекательной Людмилочке Ивановне, как он сказал, тут же позвонил в отдел кадров и отдал распоряжение принять на работу молодого человека, который сейчас подойдёт к ним.
- Да-да, оформите буфетчиком в кафе «Бистро». На место уволенного мною пьяницы Савосина. Пока всё!..
Так в трудовой книжке Николая появилась следующая запись: «Комбинат питания в ЦПКиО им. Горького. Зачислен на должность буфетчика 4-го разряда в кафе «Бистро».
С 15 мая он приступил к новой ответственной работе.
Теперь Николай при параде, в чёрном костюме и белой рубашке, как обычно, уезжал с утра на работу, провожаемый до дверей довольной супругой. А уж он-то как был довольный, словами не высказать.
Он выходил из метро на станции «Парк культуры», шёл неспешно по Крымскому мосту, любуясь красотами слева и особенно справа, где ЦПКиО раскрывался с моста во всей своей красе, спускался по ступеням широкой лестницы и шёл к служебному входу в парк.
         Затем мимо здания администрации, американских горок, чешского пивного ресторана «Пльзенский», вдоль набережной реки прямо к центру парка, где располагался двухэтажный стеклянный кафе-павильон «Времена года», у дверей которого всегда толпилась очередь, а неподалёку находилось место его работы – кафе «Бистро».
Иногда Николай приходил пораньше, входил с центрального входа, шёл мимо фонтана, по аллеям, и прогуливался в целях более близкого ознакомления с парком. Шёл дальше, поглядывая на Колесо Обозрения, на котором прокатился всего один раз, вместе с дядей Юрой и Венькой, когда они приезжали к нему в Очаково. Смотрел на качели-цепочки, на лодки у большого пруда, на которых они тоже катались, проходил по мостику через него, прогуливался по розарию, восхищённый множеством кустов с розами разных сортов и цветов.
Дальше шли павильоны причудливых архитектурных форм с кавказской кухней, пивные залы, ларьки, переходя на ещё более обширную территорию Нескучного сада, где виднелись пруды, аллеи с лавочками, уходящие вглубь парка, но это было уже далековато.
          «Потом как-нибудь погуляем и здесь», - думал он, возвращаясь обратно к месту работы по тенистым аллеям с лавочками, на которых отдыхали пожилые люди, и мамы с детишками.
Таким предстал ЦПКиО перед Николаем, малоизведанным и чудесным местом для отдыха и развлечений на любой вкус и возраст, полным красивых девушек по вечерам и выходным дням.
Кстати о девушках, тут вспомнились ему недавно прочитанные и запавшие в душу строки одного из стихотворений Евгения Евтушенко:
« - В ЦПКиО, в ЦПКиО,
   мини ещё не минированном,
   ценная мысль – подцепить бы кого –
   в молодости доминировала,
   но усмехались пренебрежительно
   девочки времени добриджиттовского,
   после двухсот разливного токая
   листья «танкеточками толкая».
Работа ему нравилась. Правда, как буфетчику 4-го разряда, ему приходилось принимать товар под накладные с полной материальной ответственностью, что для него было впервые. Ничего, справимся.
За прилавком он быстро освоился. Сзади него на полках стояли бутылки с сухим вином, безалкогольными напитками и ценниками на них. Образцы. Товар в ящиках на полу вдоль стен и в подсобке.
В пазухах прилавка находилась посуда, вазочки для мороженого, само мороженое в контейнерах, всегда в наличии горячая вода, как оказалось, крайне необходимая для создания шариков, но об этом чуть позже.
Помещение небольшое, зальчик уютный, три столика возле окон, народу всегда немного, в основном пенсионеры и мамы с детьми. Иногда забредали скучающие мужики, или развесёлая молодежь.
Они пили сухое вино, благо оно недорогое, были и марочные вина подороже. Например, «Цинандали» 100 грамм стоило 38 копеек, «Ркацители» 100 грамм – 27 копеек. Брали в розлив стаканами, или бутылками, и распивали за столиками, закусывая мороженым.
          В таких случаях Николай наливал в бутылки вместо сухого марочного вина, совсем дешёвое столовое «Алиготе». Никто не замечал подмены.
Затем вместо них заходили родители с детьми, и Николай ставил на прилавок металлические вазочки, окунал черпачок на длинной ручке в горячую воду и, зацепив им краешек мороженого в контейнере, ловко сворачивал его в большой круглый шарик, в вазочке по три шарика, на вес. Посыпал их шоколадной крошкой и подавал на столы.
Дети были в восторге, взрослые тоже рады за них, попивая соки или фруктовую воду, наливая её из бутылок в пластмассовые стаканчики.
Весь смысл заработка на мороженом состоял в том, что чем тоньше завернёшь горячим черпаком стенки шарика, тем больше и легче он становится. Красиво снаружи и пусто изнутри. Копнёшь ложечкой такой шарик, он и разваливается на части, но гости не замечали подвоха.
Иногда какая-нибудь привередливая дама просила перевесить, он с ловкостью фокусника заменял её мороженое на  вазочку с плотными шариками, и стрелки на весах показывали точный вес по прейскуранту. С улыбкой отдавал мороженое обескураженной даме.
Посетителям он выписывал счёт, где было всё чётко расписано по заказу: кофе – 21 коп. Мороженое – 51 коп. и так далее. В конце счёта указывалось: за обслуживание 4% от суммы заказа посетителя.
Получив на руки такой документ, все рассчитывались, не вникая в детали и полностью доверяя такому симпатичному и вежливому молодому человеку с честным комсомольским лицом, обслуживавшему их.
Так что в конце рабочего дня навар новоиспечённого буфетчика составлял никак не меньше 20-30 рублей. Неплохо, вздыхал он про себя, так как знавал заработки за смену от 100 до 300 рублей, но это было в шашлычной у Людмилы Ивановны, или в кафе гостиницы Академии наук, конечно, при поддержке администратора Эдика.

Отработав неделю, он решил навестить Михаила и рассказать ему обо всём, что случилось с ним за время, что они не виделись.
На улице было по-летнему тепло, дождик орошал молодую зелёную листву на деревьях и кустарниках, травку на газонах скверов и женщин, высаживающих цветы на клумбах.
Поэтому Николай накинул свой любимый чёрный плащ-дождевик «Болонья», вышагивая от метро «Академическая» к дому, где проживал его армейский дружбан, и с удовольствием поглядывая вокруг.
А вот и Ново-Черёмушкинская улица, такое знакомое до боли двухэтажное здание шашлычной, где они вместе работали зимой, гастроном, куда они частенько заглядывали тесной компанией за водярой.
Он вспомнил, как однажды летом они вывалились шумной ватагой из гастронома, отоварившись спиртным, и во дворе дома за магазином расположились на лавочках. Звон сдвинутых стаканов с водкой, лёгкий закусон, хохот и мат, дымок от сигарет стелется над парнями, отдыхающими от трудов праведных, идиллия, да и только.
Поймав кайф, и рассказав друг другу уже известные всем анекдоты по паре раз под разудалый гогот и ржание, свойственное бывшей советской солдатне, ребята оказались на перепутье трёх дорог: Направо пойти снова в гастроном, чтобы продолжить пир, налево в ДК «Кирпичики» на танцы, или двинуться прямо к метро и ехать на стадион «Динамо», где назревала принципиальная встреча между командами «Спартак» и «Торпедо».
- Спартак-чемпион! – вскочил Мишка со скамейки вместе с другом Коляном, и это определило выбор подвыпившей компании. Они ринулись по дороге к метро, распугивая и толкаясь со встречными прохожими, более благоразумные из которых отскакивали в стороны заранее.
Сбежав по ступеням в переход, ведущий ко входу в метро, они налетели на не менее подпитых мужиков, кучковавшихся возле киоска.
- Куда прёте, молокососы?
- Ведите себя прилично, пацанва, уважать надо старших!
- Ну и молодёжь пошла дурноватая… - раздались возгласы возмущённых мужиков, и эти пренебрежительные окрики привели в ярость торопившихся на футбол ребят.
Здоровяк Владимир не стерпел и с маху врезал по зубам первому, кто попался под руку, тот рухнул на руки приятелям. Завязалась короткая стычка, крики, шум, обмен ударами, но ребят было больше и они, настучав мужикам по мордасам, дружно бросились на выход из перехода, выскочили на улицу и были таковы, не дожидаясь милиции.
Проехали несколько остановок на автобусе, смеясь и подшучивая друг над дружкой, снова нырнули в метро и успели-таки на футбол…
Дождик закончился, солнышко припекало, а во дворе дома, в котором проживал его друг, он увидел его и здоровяка Владимира, о которых только что вспоминал. Не успел он удивиться таком совпадению, как его тоже заприметили. Будто специально ожидали.
- Присаживайся, Колян, мы тебя ждём. Выпили пока по рюмашке.
- Протелепали, что ли?
- Ты чо, совсем заработался? Мы же вчера по телефону договорились встретиться, забыл уже, халдей-самоучка. Во даёт!
Николая охватил столбняк. Он хлопнул себя по лбу и только тут вспомнил, что вчера звонил другу. Развёл руками.
- Извиняйте. Провал в памяти.
- Пора принять лекарство, - заржал Мишка и наполнил стаканы водкой. – Ну что, вздрогнули, друзья-однополчане!..
Когда Николай рассказал друзьям, где и как он работает, они были приятно удивлены, а Мишка снова наполнил стаканы любимым русским напитком. – Предлагаю выпить за буфетчика 4-го разряда!
Выпили. Снова налили. В головах зашумело, настроение улучшилось.
- А помнишь, Колян, как мы с тобой в Шестиграннике после армии с девками жару давали, Твист о'гейн отплясывали на бис? – Мишка обнял друга за плечи, тот уже нетвёрдым голосом отвечал ему:
- Как не помнить. Ещё я никогда не забуду, как ты, Мишаня, от моего живота руку с ножом того гада отвёл, спас от смерти.
- Надо было тогда же мне сказать, - разъярился вдруг Владимир, весь побагровев. – Отыскать того жмурика, и вдарить жопой об асфальт.
- Дело прошлое. Давайте ещё по стаканчику, за дружбу…
Николай в тот вечер вернулся домой почти «на бровях», и жена не стала выяснять с ним отношения, памятуя о его буйном нраве во пьяну.
- Спать ложись, завтра поговорим, - пробурчала она, снимая с мужа ботинки, но тут ему стало совсем плохо, его стошнило, он пал ниц на диван и громко захрапел, стеная и охая на всю квартиру, оглашая её непотребными звуками, всполошив непривычных к таким выкрутасам домочадцев.

Пошёл второй месяц, как новоиспечённый буфетчик 4-го разряда работает в кафе «Бистро». Он вполне сработался со своей сменщицей, женщиной весьма бойкой и острой на язык, видимо, этому способствовало то, что она была дамой молодящейся и неравно дышащей к молодым парням.   
          Величали её Ларисой Захаровной и она морщилась, когда её называли так, сама представлялась просто Ларой, или Ларочкой.
Директор кафе и администратор по совместительству Евгений Иванович явно не по доброй воле и охоте исполнял свои обязанности. Он был птицей более высокого полёта, сразу видно, и к Николаю отнёсся положительно. Работает парень хорошо, ответственно, и слава богу.
О том, что работа сезонная, Николай старался не думать.
          «Будь что будет. А там видно будет. Поживём – увидим», - размышлял он, обслуживая посетителей по высшему разряду, как его учили ещё в ресторане «Юность», и они были довольны, о чём в книге жалоб и предложений уже было несколько похвальных записей, которые как-то прочитал директор. И был приятно удивлён.
- Умеешь ты к людям подойти, Николай, обслужить как надо. Это ценное качество для нашей профессии, - сообщил он парню, водружая книгу на своё видное и законное место на полке.
- Учителя у меня были экстра-класса, я ведь в ресторане гостиницы «Юность» начинал работать, учеником.
- Теперь понятно. Нашей Ларисе Захаровне там бы поучиться мастерству и уму-разуму, цены бы ей не было.
- А что, она тётка видная, самоуверенная.
- То-то и оно. Небрежно работает, неуважительно.
На том беседа начальника с подчинённым закончилась, и Николай с улыбкой подошёл к двум пожилым дамам, желавшим отведать мороженого, и выпить по чашечке кофе.
Обслужив их, как всегда, он удалился было за свой прилавок, который он называл барной стойкой, но дамы снова пригласили его к себе. Они оказались контролёрами, потребовали повторно завесить мороженое в вазочках, зорко наблюдая за процессом, и тут оказалось, что красивые крупные шары мороженого вдвое легче положенного по прейскуранту.
Дамы-контролёры потребовали администратора.
Тот сразу смекнул, в чём дело, и объяснил им, что парень молодой, старательный, в кафе трудится всего месяц. В работе с весами неопытен ещё.
Дамы смилостивились, поглядев на смущённого и потупившегося паренька, но акт о нарушении правил торговли всё же составили.
В итоге он получил выговор, штраф в кругленькую сумму и отделался, что называется, лёгким испугом и малой кровью.
- Перехвалил я тебя, сглазил, - после ухода контролёров покачал головой Евгений Иванович. Что тут скажешь. Не в бровь, а в глаз.
Каждый работник торговли, тем более общепита, имел санитарную книжку. Не дай бог просрочить её, можно даже лишиться хлебного места. Поэтому надо было сдавать анализы своевременно, для этого пить отвратительную английскую соль для начала, и далее всё как полагается.
В поликлинике он познакомился, сидя в очереди, с весёлой и энергичной женщиной лет под сорок, которая оказалась заведующей детсадом, так как работники детских учреждений тоже должны иметь медицинские санитарные книжки.
Валентина Семёновна, так звали заведующую, рассказала ему, что её детсад прямо напротив киностудии «Мосфильм», и она часто бывает на студии. В ответ он поведал ей, что учится в изостудии, хочет быть художником, а пока трудится в общепите буфетчиком.
- Так приходите работать к нам. Художник на Мосфильме, очень важная и нужная профессия. Вам понравится.
- Я всегда мечтал работать в кино, - воодушевился Николай.
- Вот вам мой телефон, позвоните, и я вас познакомлю с чудесными художниками. Вы творческая натура, сразу видно, ни чему хорошему в торговле не научитесь. Пить да воровать. Уж я-то знаю. Поверьте мне.
Они ещё поговорили, тут подошла её очередь к врачу, и они расстались. Как ему думалось, навсегда. Но уже осенью он по воле судьбы окажется на Мосфильме, правда, грузчиком в мебельном цехе.
         Однако, всегда с чего-то надо начинать, чтобы позже поймать свою судьбу за уши, или жар-птицу за хвост, как придётся.
          Тогда они снова увидятся, и Валентина Семёновна сдержит своё слово.
А пока дни его работы в качестве буфетчика были уже сочтены. В один из дней, придя утром в кафе, он с удивлением обнаружил, что двери заперты, а внутри помещения всё обуглено и почернело от пожара.
Всё оказалось просто до безобразия.
Вчера была смена Ларисы Захаровны. Народу нашло много, она развила бурную деятельность и включила все электроприборы, что были в кафе, для быстроты приготовления заказов и удобства работы.
          В результате произошло короткое замыкание и пожар, вспыхнувший в маленьком кафе, так что посетители едва успели выскочить на свет божий целыми и невредимыми.
После этого рокового и даже трагического происшествия в трудовой книжке Николая появилась следующая запись: «Переведён в ресторан «Пльзенский» на должность официанта».
В ресторане он проработает до осени, и будет уволен в связи с окончанием летнего сезона. Но до этого пока ещё далеко. Пусть короткая, но необыкновенная, запоминающаяся, и самая яркая из его халдейской деятельности  ресторанная жизнь в Пльзени ещё вся впереди.
Глава шестая. Комбинат питания в ЦПКиО им. Горького.
                Ресторан «Пльзенский». ХАЛДЕИ.
С утра уже припекает солнце, когда проходишь через турникет главного входа и идёшь мимо фонтанов к аллеям.
Так приятно пройтись летом по шуршащим под ногами песчаным дорожкам парка, в густой тени нависающих вдоль аллей деревьев, вспоминая, как на днях сыну Митьке исполнился годик, и на чествование этой круглой даты к ним в гости приехали из Очаково тёщин брат, Владимир Михайлович с супругой Анной Григорьевной. Оба невысокие, дородные и улыбающиеся, с подарками малышу и напитками для взрослых.
Их сын Серёжа остался дома, он был домосед и, как прилежный ученик младших классов и отличник,  корпел над уроками. Родители души в нём не чаяли, поздний ребёнок, и этим всё сказано.
Владимир Михайлович, как истинный фронтовик, был любителем  зелёного змия. Они сидели в тёщиной комнате за столом, много пили и ели, смеялись и шутили по поводу и без повода.
Сам виновник торжества сидел в кроватке с новыми игрушками в руках  и радовался больше всех, пока не заснул, уткнувшись носом в угол.
Даже Мария Михайловна повеселела и посмеивалась, сидя в кругу родных людей, рядом с дочкой и братом, поглядывая в сторону зятя без обычной злости и маниакальной недоброжелательности…
С хорошим настроением от приятных воспоминаний сворачиваешь с аллей к набережной реки, и вот он, ресторан «Пльзенский».
         Заходи, не стесняйся. Тебе здесь работать.
Высокий дощатый павильон с рядами окон, под крышей, приподнятой над стенами так, что наверху постоянно веет ветерок, и галдят поселившиеся там воробьи, в народе называется просто Пльзень.
Сам пивной зал, размером чуть ли не с футбольное поле, разделён колоннами и перегородками на секции, подпирающие кровлю, и заставлен длинными столами на высоких ножках вдоль стен, здесь можно пить пиво стоя, вдоль перегородок в центре зала столы обычные, со стульями. На любой вкус. В Пльзени торговали настоящим чешским разливным пивом из алюминиевых бочонков, доставляемых из Чехословакии.
Пиво из города Праздрой плотностью 12%, весьма крепкое и хмельное, иногда ещё Будвар, Пльзенское, Козел. Раздолье для настоящих ценителей пива, да ещё под бутербродики с сыром и зеленью, горячие шпекачки (от чешского слова шпек, то есть сало) с гарниром из тушёной капусты, репчатого сладкого лука, сладкой чешской горчицы, зелени петрушки, и конечно, морепродукты; варёные креветки, крабы, шейки креветок.
Со всей Москвы в Пльзень съезжались любители чешского пива с креветками, шпекачками с тушёной капустой, сушёной воблой, лещами.
Разделывать воблу, например, это особое удовольствие; вначале отламывается голова, далее обрываем и обгладываем плавники, снимаем кожу с чешуёй. Обсасывая с рёбрышек мясцо, и обнаружив во чреве ярко-оранжевый пласт икорки, обрадоваться ей, как грибному дождю в начале лета, как первому девственно-белому и чистому снегу в начале зимы, попивая при этом ароматное чешское пивко в больших количествах.   
          Некоторые профессионалы выпивали за вечер до 30 кружек пива.
Эту оду для гурманов можно продолжать ещё долго, но Николаю уже пора к станку, то есть к столам. Он стал работать в пивном ресторане в самый разгар его популярности. Когда там халдеями трудились бывшие спортсмены, штангисты и борцы, ребята здоровые и бесшабашные, они носили пиво по три кружки в каждой руке, иные даже по четыре, и ставили их на столы не пролив ни капли, к всеобщему удовольствию.
Николай тоже научился носить по шесть кружек в руках зараз, но это будет позже. А пока директор ресторана, опытный и прожжённый торгаш интеллигентного вида, полжизни проработавший в общепите и начинавший свою карьеру тоже с официанта, удовлетворённо оглядел всевидящим оком уверенного в себе парня в чёрном костюме и белой рубашке с бабочкой, лаковых туфлях, и пришёл к выводу, парень что надо. Профи.
Николай в это время тоже огляделся. Кабинет просторный, но скромный, без излишеств. Удобный для работы. А это главное.
- Трудовую твою в отделе кадров я уже просмотрел, в ресторане ты работал, в пивбаре, кафе, шашлычной, тёртый калач, ничего не скажешь. Но везде недолго, стриг купоны и вовремя линял. Ничего, не тушуйся. Я сам такой же был. Понимаю. Сразу предупреждаю. У нас немного иначе, придётся держать марку, ресторан известен на всю Москву, - вводил его в курс дела директор, смягчившись немного.
- Понимаю, Семён Львович, не подведу, - Николай сразу увидел, директор ушлый и жёсткий в работе, профессионал. Надо быть начеку.
- Ты всё правильно понимаешь. Сейчас я тебя сдам в руки нашему администратору, под его начало. А вот и он сам.
Николай обернулся и узрел такое знакомое и почти родное лицо, будто расстался с ним только вчера. – Эдуард Палыч, здравия желаю!
- Вот так встреча. Правду говорят, мир тесен, а мир общепита и подавно, - улыбался администратор, пожимая руку бывшему соратнику.
- Вы знакомы? Это упрощает дело.
- Вместе пахали в кафе № 42, в гостинице Академии наук, это на Ленинском проспекте. Николай не просто официант, талант имеет к нашему ремеслу, - пояснил Эдуард Палыч директору.
- Тогда поставь его в пару к лучшему официанту, пусть пооботрётся, привыкнет, а там посмотрим. Всё, свободны…

Смены чередовались одна за другой. Снова на Николае была белая удобная куртка с просторными накладными карманами, в которых бренчали деньги мелочью, крупные во внутреннем, так надёжнее.
Эдик поставил его в пару к Борису, тот работал в ресторане уже давно, не один сезон, быстро ввёл его в курс дел и сразу понял, помощнику не надо дважды что-либо объяснять. Глаз у Бориса был намётанный на посетителей, он видел их насквозь и в свободную минутку показывал помощнику, за каким столом сидят порядочные клиенты, а где готовы слинять в любую минуту, только отвернись. Сам он был коренастый, курносый, с хитрыми глазками на якобы простецком лице, мужик.
Все в ресторане работали парами; один на подхвате, носит из буфета пиво на подносах, с кухни закуски, шпекачки, креветки в тарелках, уложенных рядками в глубокие подносы, типа мелких коробов.
         Это было удобно. Берёшь несколько тарелок и из десяти порций креветок можно быстро сделать тринадцать, не доставая их из короба. Здесь нужен глаз-ватерпас и ловкие руки шулера.
         У Николая всё это получалось как-то само собой, тихо и незаметно, и Борис сразу же доверил ему такое важное дело, в смысле приработка.
Второй был на расчёте.
Борис принимал заказы со столов, их было восемь, и все всегда заняты, шёл к кассе и пробивал чеки на пиво в буфет, и на закуски в кухню. Отдавал чеки Николаю и шёл обратно к их подсобному столу, следить за процессом.
Николай в это время получал пиво в буфете, ставил на подносы и тащил к Борису. Подносы были большие, на каждый ставилось восемь кружек пива, и Николай мог принести сразу три подноса, 24 кружки с пивом.
Такое было под силу не каждому, но он сам был спортсменом, пусть бывшим, и тянулся за ребятами-штангистами, борцами. Те тягали по 4-6 подносов с пивом зараз, но Николая уважали, как своего. Это льстило ему.
Затем он бежал на кухню, и приносил подносы-короба с закусками.   Ловко и быстро шуровал в них, незаметно для посетителей, и довольный Борис важно обносил столы пивом и закусками уже сам, в полном контакте с клиентами. Это была его стихия. Здесь он чувствовал себя, как рыба в воде.
           Он быстро заполнял счета, рассчитывался с одними гостями, принимал заказы у других, и снова шёл к кассе, поигрывая ключами на шнурке.
          У Николая, как второго номера, их не было. Он в это время бдил за клиентами, наводил порядок на подсобном столе, ждал Бориса с чеками.
Вот он снова получил чеки у напарника и побежал их отоваривать, а Борис заторопился обратно к столам, и так всю смену. Работка была не из лёгких, даже потяжелее, чем раньше, но Николай не унывал.
После первой же смены, отработанной с Борисом, он получил на руки от него 40 рублей. Тот сдал положенные деньги в кассу, и в остатке осталась целая сотня. 60% навара положено старшему, как ответственному за расчёты с посетителями, 40% работнику на подхвате. Такова халдейская такса.
Перед тем, как ехать по домам, Борис с Николаем выпили по паре кружек чистого (не балованного) пива, съели по порции шпекачек с капустой, как и другие халдеи тоже, пока уборщицы рьяно зачищали залы и столы к следующей смене, назавтра.
В конце рабочего ужина, можно и так сказать, они рассчитались со всеми, как положено: администратору 3 рубля, на мойку послали 1 рубль, так было заведено, пообщались немного, поболтали о том о сём, и по домам.    
         Время уже позднее.

Когда Мишка узнал, что его дружбан работает теперь в Пльзени, в первый же свой выходной он приехал к нему с друзьями-соседями.
Они расселись шумной компанией у окна, пили чешское пиво с креветками, ели шпекачки, вернее, закусывали ими водку, что принесли с собой и пили стаканами, словно воду из-под крана.
- Это мои друзья из Черёмушек, - пояснил Николай Борису, - а Михаил, тот вместе со старшим братом работает в «Жигулях», на Калининском проспекте, они тоже халдеи, со стажем.
После этого известия Борис с особым почтением отнёсся именно к Мишке, принёс им воблы, ну и конечно, они пили чистое, не балованное пиво, оно было дороже, но вкуснее и ароматнее.
- Колян теперь настоящий халдей, в Пльзени не каждый может работать, - пояснял Мишка друзьям, а Николай «кружил стол» вокруг них, обслуживая дорогих гостей по высшему разряду. Они оценили это одобрительными взглядами и кивками, особенно Мишка, как профи.
- Мишаня, а ты знаешь, кто здесь у нас в администраторах ходит? – наклонился к другу Николай, хитро улыбаясь. – Вон идёт, погляди.
Мишка глянул в ту сторону, куда указывал его дружбан, и глазам своим не поверил: - Ба, кого я вижу, Эдуард Палыч, Эдик!
Он вскочил навстречу своему давнему товарищу, и они обнялись.
- Теперь понятно, почему наш Колян такой весёлый, вы опять вместе пашете, я угадал?
- Так получилось. Судьба. И не жалеем об этом.
- Оно понятно, - хохотнул Мишка, вновь усаживаясь за стол. – Посиди с нами, Эдуард Палыч, если можно, конечно.
- Никак нельзя. У нас директор строгий. Так что я побежал, дел полон рот. А вы отдыхайте. Был рад повидаться. Привет брату Виктору.
Проводив его взглядом, Мишка присоединился к друзьям, осушавшим пиво кружка за кружкой. Напившись от пуза, и наевшись до отвала, подвыпившая компания отбыла прогуляться по парку, а Мишка добавил на прощанье Николаю, взглянув тепло и на Бориса:
         - Приходите к нам в «Жигули», встретим как надо.
- Спасибо, обязательно заглянем, - ответствовал Борис, провожая их вместе с Николаем до выхода из ресторана.
- После армии Мишаня приводил меня как-то сюда. Перебрали мы тогда крепко, не помню, как домой добрался, - вспомнилось вдруг Николаю, когда они торопливо возвращались к своим шумным столам.
- Рубаха-парень, и с головой. Повезло тебе с другом.
С уходом друзей-приятелей  работа вернулась в прежнее русло.
Иногда, пока буфетчик дядя Петя наполнял сильной струёй из крана кружки пивом, Николай осушал стакан пивка с устатку. В минуты отдыха он наблюдал за работой буфетчика. Его помощница на мойке рядом мыла кружки, остатки пива из них сливала в большую кастрюлю, или в трёхлитровые банки. Многие посетители недопивали, не пропадать же добру.
Дядя Петя разливал «опивки» в чистые кружки на два пальца со дна, и сильной струёй доливал в них пиво с верхом, так что пивная пена белой шапкой ещё долго красовалась поверх кружек. Когда опивки кончались, он таким же макаром наливал в кружки сначала воду из-под крана, потом пиво.
- Учись, Николай, ты тоже буфетчик, авось пригодится. Вот уйду в отпуск, за меня поработаешь, лады?
- Лады, дядя Петя. Я справлюсь.
- Уверен в тебе. Ты парень-хват. Молодец.
- Сотня-то набегает за смену?
- Бери выше, не ошибёшься. А вообще о таком не спрашивают. Усёк?
- Усёк, дядя Петя, - улыбался Николай, и бодро тащил три этажа подносов с пивом в зал под одобрительные взгляды буфетчика.
- Хорошая смена нам растёт, - решил перекурить дядя Петя, доставая из пачки Marlboro с золотой каёмкой и надписью «лёгкие» сигарету, и по привычке разминая её, словно отечественную папиросу.
- Ловкий паренёк, смекалистый, - соглашалась с ним мойщица Дуся.
К буфету подходил следующий официант за пивом, затем ещё один, другой, выстраивалась целая очередь, значит, народу в зале прибавилось, и работа в буфете возобновлялась…
За время пахоты в Пльзени Николай поработал во всех десяти секциях зала. Отработав с неделю-другую в одной секции, они переходили по графику в следующую, их место занимала другая пара официантов.
Для чего это делалось, он не вникал, как и другие, но больше всего ему понравилось работать в секциях по обе стороны входа в ресторан, и в центре зала, ближе к перегородке, отделяющей зал от подсобных помещений, кухни, буфета и коридора, за которым помещался кабинет директора, бухгалтерия с кассиром, и другие помещения со служебным входом-выходом.
Заработная плата у халдеев была маленькая, всего 75 рэ в месяц, и они забывали её получать, или не хотели, когда как.
- Эй, ребята, сегодня зарплата, не забыли? – подзуживал кто-нибудь остальных, и все громко смеялись вместе с ним:
- А ты уже сбегал огрёб?
- Что-то не видать. Где же мешок с зарплатой?
- Припрятал небось на чёрный день, - хохотали халдеи над шутником.       
         Он не оставался в долгу: - Директор сказал, кто не будет вовремя расписываться в ведомости и получать, того уволят или переведут в подсобку, на чёрную работу.
- Это он тебе сам сказал, аль слышал звон, а не знаешь, откуда он?
- Пойдите сами спросите, он вам всё разъяснит.
Идти к директору никому и в голову не приходило, он был крут и требователен к разгильдяям, нарушителям порядка, не зря на самых видных местах в зале висели плакаты наглядной агитации:
«Требуй долива пива после отстоя пены!»
«Чаевые унижают достоинство советского человека!»
«Обслужим культурно каждого посетителя!»
После такого диалога официанты нехотя тянулись в кассу и получали свою мизерную зарплату. Проходя мимо, Семён Львович одобрительно кивал им головой, мол, правильно делаете. Какая-никакая, а зарплата. Раз положено по закону, распишитесь и получите.
Эдуард Палыч и здесь, в пивном ресторане «Пльзенский», привлёк Николая к обслуживанию особых гостей, по старой привычке, памятуя об их успехах в кафе № 42. Для этой благой цели в более-менее тихом углу возле окон стояли столы под клеёнчатыми скатёрками,  с вазочками для цветов, добротными стульями, на столах таблички «не обслуживаются».
За эти столы и сажали дорогих гостей, в прямом смысле этого слова. Обслуживать их надо было по высшему разряду, подавая при этом на стол только чистое пиво, крупные креветки, шпекачки с тушёной капустой, и всё, что они закажут ещё, даже если надо будет сбегать в ресторан или в магазин.
Эдуард Палыч знал, лучше Николая никто не сможет сделать эту работу, и Борис должен помогать ему без всяких обид. Он так и сказал ему, без обиняков. Тот не возражал. Он уже прознал, что Николай с Эдиком работали вместе в кафе гостиницы Академии наук, и был только рад дополнительному заработку. Какие тут счёты и обиды. Однако, каков напарник, ну и гусь.
Другим это тоже не особо понравилось. Шустрый паренёк, только пришёл, и хапнул лучшие заказы, да ещё в связке с Эдиком. Но молчали до поры. Директор знал всё про всех и обо всём в его ресторане, но делал вид, что ничего не знает и знать не хочет. Он над всеми, словно бог и судья.
Не зря пиво так и называли – напиток Богов!

К квартире на первом этаже, где он проживал последнее время, и к своей семье Николай привык, не сразу, конечно. После утомительных смен он отдыхал в ночной тишине, нарушаемой только бормотанием сынишки и голосом баюкающей его жены, если она говорила тихо и спокойно.
Он не выносил её громкий звонкий голос, такой же неприятный, каким был визгливый тембр её мамы, его тёщи. Теперь он испытал на своей  шкуре, что означает такое понятие, как  примак в семье жены. Но деваться некуда, надо притерпеться как-то, смириться.
Труднее всего убедить жену, что ему нужно поработать в воскресенье.
- Что это за работа такая? В учреждениях график рабочих дней и выходных един, уж я-то знаю, - возмущалась она, повышая тембр, и Николай морщился от него, как от зубной боли. Слава богу, тёща с утра до вечера работает, а в выходные спит до обеда, пушкой не разбудишь.
Иначе с ума сойти можно от них обеих.
- Мне, как художнику-оформителю, надо заранее подготовить и написать тексты на планшетах, лозунги старые обновить, ещё я портреты руководителей партии и государства пишу, а это работа очень ответственная.    
         Под натиском таких доводов Надежда сникала, понимая его правоту.
- Ладно, я всё понимаю, не дурнее тебя, только с кем ты там пьёшь, приходишь домой пьяным, да ещё поздно вечером?
- Наработаешься до одури, с устатку выпьешь с сослуживцами, поболтаешь о том о сём, пока домой доберёшься, уже поздно, тут не только  пьяным станешь, заболеть недолго, понимать надо, - жалобным голосом врал Николай, и этому она верила безоговорочно.
Кое-как наладив в своём доме мир и порядок, позавтракав на кухоньке и перекинувшись с соседкой Клашей парой слов, чмокнув жену с сыном на прощанье, он с облегчением выбежал на улицу и поспешил к метро…
В парке им. Горького с утра полно народу, лето, жарко в городе, а под сенью деревьев ветерок, прохладой веет с реки, лепота да и только.
Как это здорово, что он работает в Пльзени.
С Борисом они ладили, правда, Николай замечал, что он мухлюет, то есть припрятывает часть денег, а при подсчёте общей суммы в конце смены остаток делят как всегда, положенное сдают кассиру. Не подкопаешься.
Борис был старше Николая лет на десять. К тому же, если учесть, что Николай выглядел гораздо моложе своих молодых лет, вообще считал его пацаном. Когда он считал деньги, действия рук его становились вкрадчивыми, будто кошка играет с мышкой. В это время он был строг и сосредоточен, от внимания его не ускользала даже копейка, так он ценил свои кровно заработанные гроши.
Однако Николай возвращал своё с лихвой при расчёте с особыми гостями, те платили щедро и в счёт даже не заглядывали, они были довольны обслуживанием, а это дорогого стоит.
Положенный процент он отдавал администратору Эдику за подсадку богатых клиентов, ну и Борису доставалось прилично, правда намного меньше, чем брал себе Николай. Но здесь он был главным, на расчёте.
Борис также был малый не пальцем деланный, понимал это и тоже молчал. Не придерёшься. Что ж, баш на баш, как говорится в таких случаях.
Так вот, в этот жаркий воскресный день к ним за столик у окна подсели две смазливые девицы весёлого нрава, хохотушки, короче.
Заказали пива, креветок, щебетали о чём-то своём, девичьем между собой, не забывая при этом стрелять глазками по сторонам. Особое внимание они оказывали напарникам, мило улыбаясь им.
- Видишь двух тёлок у окна, - кивнул на них Борис, когда они с Николаем остановились передохнуть возле своего подсобного стола.
- Давно заприметил. Что-то мы им особо понравились.
- Хотят на халяву посидеть. Я таких знаю, - усмехнулся Борис. – Можешь смело брать любую, и вести в кусты на козлодёр.
- Попробуем, чем чёрт не шутит, - завёлся с полуоборота Николай и, взяв пару пива и тарелку креветок, подошёл к девушкам.
- Это вам от нас, презент, - он ловко поставил угощение перед ними, прибрал со стола и красноречиво подмигнул приглянувшейся ему смуглянке, та сразу же ответила взаимностью.
Обменявшись откровенными взглядами, договорились молча. Подруга-блондиночка участвовала в этом процессе понимающими улыбками.
- Я отлучусь на полчасика, если ты не против, - вернулся к напарнику возбуждённый Николай. – Вычтешь потом с меня.
- Давай по-быстрому. Я пригляжу, не волнуйся.
Николай кивнул смуглянке и направился к выходу, она о чём-то пошушукалась с подружкой для отвода глаз, не спеша поднялась с места и продефилировала на выход.
Догнала Николая на дорожке и они оба засмеялись.
- Люда, - первой представилась девушка, - куда ведёшь, соблазнитель?
- Коля, - в тон ей ответил Николай, - да вон на тот пригорок, там лесок, кусты, народу нет. И недалече. Идём?
Посмеиваясь и оглядывая друг друга для более близкого знакомства, они пересекли парк и оказались в леске напротив ресторана. Действительно, ни души. Они выбрали место поудобнее и почище, стали целоваться, возбуждённые необычной обстановкой и собственной решимостью.
Время пришло. Они уже не стеснялись. Он снял с себя белую куртку и повесил на сучок, чтобы не испачкалась.
Она легла на траву, он пристроился сверху и они схватили друг друга в объятия, уже ничего не видя вокруг и вожделея от сладострастья. В самый разгар любовных утех до их слуха донеслись крики, свист, они сначала ничего не поняли, затем он оглянулся и увидел голубое небо за их спинами.   
         Но главное, что он увидел, это Колесо Обозрения, кабинки, заполненные людьми. С них они и кричали, свистели в сторону парочки, расположившейся в интимной позе на полянке среди кустов.
По парку в это время лилась из динамиков песня в исполнении популярного и любимого всеми Муслима Магомаева:
« - Но ты помнишь, как давно, по весне
               Мы на чёртовом крутились колесе,
      Колесе, колесе, а теперь оно во сне…»
- Вот это влипли, - Николай вскочил, отряхиваясь и надевая куртку. Помог встать и подружке, которая была в восторге от происходящего.
- Клёвое местечко выбрали, как на сцене, - хохотушке всё было нипочём. И парень ей понравился. Даже очень.
- Пошли быстрее отсюда. Делай вид, что мы просто прогуливаемся, - он подхватил недоумевающую девушку под руку и они пошли по дорожке, ведущей из леска. Николай как в воду глядел.
Навстречу им спешили двое милиционеров, оглядывая окрестности. 
         Подозрительно посмотрели на приличного вида молодых людей.
- Вы тут никого не видели, пьяную парочку, например?
- Не встречали. А что, это опасно? – состроила им испуганные глаза Люда, едва сдерживая смех, но милиционерам было не до неё. Они получили сигнал, и теперь прочёсывали лесок с кустами. Никого подозрительного.
Похохатывая, парочка вернулась в ресторан.
- Подружку-то как зовут?
- Анькой, что, понравилась тоже?
- Мне все красивые девчонки нравятся. Ты иди за стол, а я с другого края подойду, потом договорим.
Люда пошла направо от входа, к подруге, ожидающей её с нетерпением, а Николай пошёл налево, обходя весь зал, и возвратился к улыбающемуся Борису с тыла, от кухни, куда он ходил якобы по делу.
- Я смотрю, твоя уже пришла, тебя нет. А ты как разведчик, следы заметаешь. Одобряю. Предусмотрительно.
- Бережёного бог бережёт, сам понимаешь.
- Понимаю, что дело в шляпе. Пойду телефоны у них возьму, пригодятся для отдыха на природе, например...

Девицы прилепились к ним, как пиявки. Напарники не возражали. Подумаешь, пивка попьют, креветок поклюют, всего-то на двадцатку, не более, а им приятно. Девчушки видные, молодые, кровь с молоком.
Когда подружки через день снова нарисовались в ресторане, напарники договорились с ними, в следующий выходной едем на природу. У Бориса были любимые места в ближнем Подмосковье, с прудами, лесами и перелесками, и что самое главное, малолюдные.
- Накупим выпить, закусить, и отдохнём от суеты московской, халдейской, на травке возле лесочка, - размечтался Борис, щуря круглые масленые глазки, как у сытого гладкого кота.
- Я этюдник с собой прихвачу, порисуем, - добавил Николай к всеобщему удивлению, когда к концу смены они выпроводили своих девчушек из ресторана, мол, вам домой пора, а у нас работы выше крыши.
- Так ты у нас ещё и художник, - удивился Борис, подружки тоже дружно засмеялись, им никак не хотелось уходить.
          - Ну пока, нам ещё смену сдавать…
Дело в том, что Николай не так давно ездил в художественный салон на Кутузовском проспекте, и купил себе большой этюдник с тремя раскладными ножками-упорами, о котором давно уже мечтал. К нему докупил такой же трёхногий складной мольберт в чехле, и был вполне счастлив.
У каждого художника должен быть настоящий этюдник, как у его отца, например, чтобы все видели, идёт не просто прохожий, а живописец, и не просто идёт, а торопится на пленэр.
          Как-то одна пожилая женщина деревенского вида даже спросила у него, мол, что это у тебя, паренёк, за ящик такой, для инструментов что ли, и он горделиво пояснил ей, что это этюдник с красками и кистями для художника, чтобы рисовать пейзажи на натуре.
Неделя пролетела быстро, и вот рано утром в воскресенье Николай собрал свой этюдник; положил в него тюбики с масляными красками, кисти, картоны, разбавитель, тряпки.
- Куда это ты собрался так рано? – удивилась жена.
- Ребята с изостудии пригласили на пленэр, с нами и педагог будет, это входит в учебную программу, - не моргнув глазом, соврал он так убедительно, что не поверить ему было просто невозможно.
- Возьми бутерброды. Я сейчас приготовлю их, - жене было приятно сделать что-то нужное для супруга, который в свой выходной не просто валяется на диване, а едет с товарищами по изостудии на природу, чтобы научиться писать красками.
Проснулись тёща с сынишкой, разбуженные шумом, и тёща сразу же включила телевизор, по которому шёл новый мультфильм «Ну, погоди»:
«Глупый волк бегал за умным зайцем, желая поймать и разорвать его на части. Они попадали в разные смешные ситуации, из которых заяц всегда выходил победителем, а посрамлённый волк грозил ему вслед кулаком и кричал голосом Анатолия Папанова: «Ну, заец, погоди!»
Это было так интересно, что Николай тоже было, засмотрелся, но спохватился и, подхватив этюдник, поехал на свой пленэр, торжественно провожаемый до входной двери супругой.
Они встретились с Борисом у пригородных касс Киевского вокзала.
В руках Бориса была сумка с припасами, у Николая этюдник на брезентовом ремне через плечо, в руке авоська с бутербродами.
         Подождали девчонок, и как только те прибежали, купили билеты, доехали на пригородной электричке до разъезда «Суково», всего-то полчаса езды, прошли с полкилометра до деревни Суково, а сразу за ней лес, речка Сетунь, народу никого. Удивительно, но факт.
- Ну как здесь, неплохо для отдыха? – развёл руками Борис. – И что характерно, совсем рядом от Москвы. Людей мало. То, что доктор прописал.
- Молодец, Сусанин. Отличные пейзажи вокруг, - Николай тут же поставил этюдник на ножки-упоры, раскрыл, и быстро набросал углём на картоне эскиз будущего этюда маслом, пока друг с девушками располагались на травке, расстелив скатёрку под выпивку и закуску.
Люда с Аней тут же обнажились, сбросив с себя лёгкие сарафаны, в купальниках они были ещё краше, чем обычно. Борис аж крякнул от удовольствия, окинув жадным взором их прелестные фигурки.
- Я и вас нарисую на фоне реки и леса, - совсем разгорячился наш халдей в роли художника на природе, но большого желания у девушек позировать, пока, во всяком случае, не было.
- Давайте лучше посидим, выпьем и закусим, - неспешно разделся и Борис, за ним Николай. – Потом нарисуешь нас, если время останется.
Выпив и закусив, компания освежилась в речке, поплескавшись на мелководье. Николай пробрёл дальше и на малой глубине поплавал немного сажёнками, затем вслед за Борисом с девушками вышел из воды. 
Снова все разлеглись вокруг скатёрки-самобранки.
Борис разливал вино, водку в стаканы, следил, чтобы все выпивали и закусывали. Улучив момент, Николай кивнул Борису и указал глазами на смуглянку Люду, мол, берись за неё, не прогадаешь.
Борис понял расклад и не возражал, а вскоре предложил Люде прогуляться. Она оглянулась было на Николая, но он с преувеличенным вниманием слушал белокурую Аню, о чём-то щебечущую ему на ухо, и всё поняла. Пожав плечами, пошла за Борисом в лесок.
Поглядев им вслед, Николай прилёг вплотную к Ане, она улыбнулась.
- Вообще-то я беременна, пятый месяц пошёл, - отбила она ему охоту, и поняла, что зря сморозила такую глупость. – Но это ничего, ещё можно потихоньку побаловаться, будь смелее.
Николай же иными глазами посмотрел на девушку, и увидел, что она не так уж и хороша, тут же пожалев о том, что отдал свою смуглянку Людку этому балбесу Борису, ни за что ни про что. Но поезд уже ушёл.
Они позагорали молча, затем он встал и без особого энтузиазма помазюкал кисточками с краской по картону. Пригодится для отчёта перед женой. Был жаркий полдень, ветерок улетел куда-то от них.
          Из леска показалась довольная содеянным парочка, и вскоре с томными улыбками лениво разлеглась на своих местах.
- Ну что, как вам тут без нас рисовалось? – Борис благодушествовал, и с нежностью посматривал на Люду, та с укором на Николая.
- Лучше не бывает, - буркнул тот в ответ, и все засмеялись.
- Тогда давайте продолжим наш банкет, - и Борис снова щедро налил в стаканы красное вино, все снова выпили и закусили, чем бог послал, а халдеям он посылал много больше, чем другим простым смертным.
Но всё хорошее обычно кончается, закончились и припасы.
Окунувшись напоследок в речке, притомившаяся компания засобиралась на станцию. Пора ехать по домам…
Дома Николай поставил этюд на видное место, для обзора.
Жене с тёщей он понравился.  Ему тоже. Дома этюд смотрелся гораздо лучше, чем на природе. А что, совсем неплохо получилось.
Он рассказал, где они всей группой рисовали, педагогу понравилась его работа. Места там красивые, живописные, народу немного, и недалеко.
- А выпивать обязательно было? – съязвила жена.
- Так полагается. Все выпили по стаканчику, я что, должен был отказываться, мол, жена не велит, - не остался в долгу муж.
Тёща смотрела телевизор, как всегда, Митька ползал по паласу с игрушками, соседка Клаша громко храпела в своей комнате, полёживая на кровати, тут и нашего художника сморило, он поужинал на кухоньке, умылся, и вскоре его храп перекликался в унисон с Клашиным.
- Во дают, как настоящие, труженики наши, ишь ты, - усмехнулась Мария Михайловна беззлобно, довольная просмотром очередной серии фильма про войну «Ставка больше, чем жизнь», где в роли агента польской разведки Ганса Клосса играл её любимый актёр Станислав Микульский.
Затем вместе с дочкой стала любоваться Митюшей, уж его-то она любила без памяти, внучок, как-никак, единственный…

В ресторане всё было, как обычно. Народу битком, шум, гвалт, только успевай обносить пивом клиентов. Выбрав минуту для отдыха, напарники обменялись впечатлениями от вчерашней поездки на пикник.
- Я сначала не понял, что ты мне свою фифу подсовываешь, пошли с ней в лесок, там хорошо так потрахались, - обстоятельно вспоминал Борис приятные мгновения любви на природе. – Как блондиночка-то моя?
- Она беременная оказалась, так что никак.
- Вот оно что, то-то я смотрю, ты кислый какой-то, - засмеялся Борис, его настроение улучшилось ещё больше.
К ним подбежал администратор Эдуард Палыч.
- Николай, сейчас важные гости подъедут, человек двадцать, хотят оторваться, сдвиньте в нашем углу столы, подготовьтесь как следует.
- Всё будет тип-топ, начальник, - успокоил его Николай, и администратор побежал дальше по своим делам.
- Уважает он тебя, доверяет, - ревниво посмотрел на напарника Борис, тот подмигнул ему залихватски, мол, не переживай.
- Есть за что, понимать надо. Придётся поднапрячься.
- Нам не привыкать. Таких бы клиентов побольше…
Как-то Эдуард Палыч распорядился при всех на пятиминутке:
- Всё, хватит тебе, Николай, на подхвате бегать, становись на расчёт, в помощь тебе выделяю вот этого молодого человека, вчера оформился на работу к нам в ресторан. Прошу любить и жаловать.
Борису пришлось проглотить такое неприятное для него известие, но что поделаешь. Ему дали другого напарника. У Николая же на подхвате оказался бывший учитель школы, Сергей. Худощавый. Явно не силач.
- Я после распределения из пединститута учителем математики был,  работа мне нравится, но платят мало, а тут жена двойню родила, - жаловался он бригадиру, оглядываясь по сторонам. – Боюсь, не справлюсь у вас.
-  Справишься, когда вечером остаток на руки получишь.
И действительно, когда после первой же смены он, запыхавшийся от тяжёлой работы и весь бледный из себя, получил из рук Николая 30 рублей, он сразу же преобразился, лицо его порозовело.
- Это что, каждый раз так будет?
- Бывает и больше, - порадовал его Николай, и после этого Сергей уже не жаловался, работал на совесть, человек он был исполнительный, честный,
так что претензий к нему никаких не было.
Теперь у Николая в остатке выходило больше, чем во время работы с Борисом,  до 100 рублей накатывало в конце смены, ну и Сергею он давал рублей по 40. Тот был счастлив. Как он рассказывал, жена тоже довольна.
Рядом с рестораном частенько дежурил «ГАЗИК» патрульно-постовой милицейской службы. Николай знал, что милиционеры иногда помогают официантам перехватывать «бегунов», то есть любителей шиковать на крупную сумму, и затем смываться не расплатившись. Он тоже договорился с ними через Эдуарда Палыча о сотрудничестве.
У Николая было чутьё на таких посетителей, и острый глаз художника.
Шестое чувство подсказывало ему, вон те за столиком у окна, например, часто отлучаются в туалет, приучая официанта к своему отсутствию, и когда тот будет занят расчётом с другими столами, или обслуживанием, последний оставшийся за столом встаёт и тоже идёт якобы в туалет, а сам шнырь на выход, только их и видели.
- Сергей, подежурь за меня, я отлучусь на минутку, - оставив помощника бдить за столами, он незаметно вышел из ресторана и кратко, но точно обрисовал стражам порядка кандидатов в бегуны со своего стола.      Затем так же незаметно вернулся к своему рабочему месту, в углу секции.
Сергей был взволнован, он чуял неладное, но не решался мешать расспросами бригадиру. Тот сам всё объяснил.
- Не смотри на тех, за столиком у окна. Будто не замечаешь. Они сейчас слиняют не расплатившись, на выходе мильтоны их перехватят. Усёк?
- Ещё бы, - хрипло прокашлялся Сергей.
И действительно, трое пошли якобы в туалет, четвёртый посидел ещё, лениво допивая пиво, затем тоже неспешно двинулся за ними, и на выход.
Там их уже ждали. Когда Николай выбежал из ресторана, четвёрка нарушителей уже сидела в машине, пытаясь возмущаться произволу.
- Так что, рассчитаетесь сами, или будем составлять протокол?
- Да-да, шеф, расплатимся, - бегуны стали шарить по карманам, денег там было, кот наплакал. – Немного не хватает.
- Значит, так. Давайте свои паспорта, или удостоверения, что у кого есть, завтра принесёте деньги, вот по этому счёту, получите их обратно, - Николай не церемонился с ними. Забрав у неудачливых бегунов документы, он вместе с ними вышел из машины. Увидев их желание бежать, добавил:
- Не торопитесь уходить. Оплатить счёт придётся вдвое, штраф за хлопоты. Сами понимаете. До завтра.
Пожав руки милиционерам, и вручив сержанту незаметно червонец, он поспешил на своё рабочее место. Фигуранты этой истории остались довольны друг другом. Каждый по своему.
Сергей был в восхищении. Такого в школе не увидишь. Получив очередные чеки от шефа, побежал с подносами в буфет, и на кухню.
К Николаю подошёл всевидящий и всё понимающий Борис, он с напарником работал в соседней секции, и попросил взять их в компанию.
- Хорошо, Боря, я поговорю с ребятами, думаю, не откажут. Лишний заработок никому не мешает. Только аккуратнее, им засветиться в таком деле никак нельзя. А мы не должны подвести Эдика.
- Это само собой. Ты же меня знаешь.
- Потому и не отказал…
Лето шло под уклон, не за горами осень, и Николай подумывал о том, где же ему работать после окончания летнего сезона. Опять придётся к Михаилу на поклон идти. Он-то поможет, это как пить дать.
В ту судьбоносную для него смену в зале было особенно многолюдно, и он аж запарился, совсем как его салага-напарник. Неприятно, но факт.
Когда он ставил пиво на стол компании у перегородки, отделяющей малый зал от большого, они как-то странно посмотрели на него и засмеялись, переглянувшись между собой, или это ему показалось, он так и не понял.
«Где-то я видел эти рожи, - подумалось ему, - а где, ну никак не припомнить». Он даже оглянулся, но компания уже о чём-то лопотала между собой, не обращая на него никакого внимания.
Отработав смену, напарники по традиции выпили по паре чистого пива, съели по порции шпекачек, и разъехались по домам в разные концы столицы. Николай поехал на проспект Вернадского, Сергей до Аэропорта.
И только на следующий день, под вечер, Николаю пришлось вспомнить, откуда он знает те рожи из компании за столом, у перегородки.
Это оказались их соседи по дому, где они жили, хорошие знакомые Надежды, они и рассказали ей, что видели её мужа в ресторане «Пльзенский», в котором он работает официантом. Похвалили его, как он ловко разносил пиво по три кружки в каждой руке, подавал им закуски и креветки на стол, рассчитал по счёту, как положено, и они дали ему на чай.
Последнюю фразу Надежде особенно было горько слышать, в ней она почуяла издёвку в ответ на то, как она ещё недавно хвасталась им про своего мужа, что он работает художником и учится в изостудии, готовится поступать в институт им. Сурикова. И вдруг такой облом. Удар по её репутации, и главное, по самолюбию. Этого она снести никак не могла.
- Однако большие деньги вы любите получать, - отбивался Николай от горластой жены и визгливой тёщи. – Разве простой инженер или художник-оформитель получают по 500 рэ в месяц?
- Ты опозорил нас перед соседями! Теперь все смеются над нами, на улицу стыдно выйти, - сникла вдруг жена, понимая горькую правду, сказанную мужем-официантом.
Только тёща всё не унималась, войдя в праведный раж:
- Я говорила тебе, что это прохиндей, так и оказалось. Официантишка несчастный, а гонору развёл, художником прикинулся. Ещё арестуют за воровство или спекуляцию какую, сраму не оберёшься.
- Угомонись, мама. Вечно ты меня заводишь. А это всё на чьи деньги куплено? – обводила она рукой новую мебель, ковёр на стене, палас на полу, красивые шторы на окне, и другие прелести богатой жизни.
Тёще на это возразить было нечего, но отступать она не привыкла, и снова бесстрашно пошла в атаку на зятя, как бывшая фронтовичка.
- Твоя жена институт заканчивает, инженером  на заводе трудится, я тоже всю жизнь на фабрике проработала. На вредном производстве. Мы люди честные, нам чужого не надо.
- Раз вам так стыдно за меня, уйду из общепита. Самому надоело, хуже горькой редьки, людей дурить в этом шалмане. Да и небезопасно, тут вы правы, Марь Михайловна. Вот доработаю сезон, и уволюсь…

После этого фиаско на работе, разоблачившего его, и домашнего скандала Николая будто сглазили. С работой не ладилось в последние дни, посетители пошли привередливые, настроение тоже было не ахти какое.
Домой не хотелось возвращаться, хоть на вокзале ночуй.
Мысли о разводе всё чаще посещали его, но тогда где ему жить?
Сам виноват. Не надо было так быстро жениться. А что, на ЖБК слесарем работать лучше за копейки? В общаге мыкаться тоже надоело. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
         Положение безвыходное, так что нечего дёргаться, дорогой товарищ. Успокойся, и живи себе, как бог на душу положит. Успокоив таким образом сам себя, Николай работал дальше, уже с надеждой в душе на лучшее.
Сергеем, своим помощником, он был доволен. Исполнительный, как всегда, честный, как обычно, а это главное в работе с ним, как бригадиром.
Лето пролетело незаметно и быстро, осень на дворе, тут как тут. Он любил осень, поэтому, хлопнув помощника по спине, продекламировал:
- Осень, осень наступила,
    отцвела капуста,
  и заглохли до весны
  половые чувства.
- Ха-ха-ха! – заржал появившийся, как всегда неожиданно, Борис из своей секции. – А ты, Николай, не только художник, а ещё и поэт. Надо запомнить этот стих, пригодится.
- Николай у нас философ и мыслитель, творческий человек, сразу видно, - подтвердил достоинства своего шефа Сергей, тоже с улыбкой.
- Merci beaucoup, - не остался в долгу и сам творческий человек. – Ну что, ханурики, поднажмём для разнообразия? Мани-мани нужны в нашем кармане, вы как, не против?
- Ещё как не против, - спохватился Борис и заторопился к своим столам, Николай к своим, а Сергей с чеками и подносами в руках помчался на кухню и в буфет. Каждому своё.
Так в трудах праведных прошло ещё несколько смен, и вот он, очередной спотыкач, как всегда нежданно-негаданно: обслужив парочку интеллигентного вида мужчин в очках и при галстуках, Николай почуял где-то в глубине души возникший холодок, мол, эти двое неспроста здесь сидят.
          Взяли расчёт, не пьют, не едят, но отмахнулся от подозрения, народу полно, некогда. Понадеялся на русский авось, и напрасно.
Очкарики оказались контролёрами, вызвали администратора.
Прибежал Эдуард Палыч, и вскоре выяснилось, на столе полный набор криминала: недолив, обвес, как показали контрольные весы в подсобке, торговля из-под полы воблой, ну и обсчёт, конечно. 
- Дело серьёзное, надо составлять акт о злостных нарушениях правил торговли, года на три потянет, - качали головами контролёры, и сметливый Эдуард Палыч, согласно кивая головой, повёл их к столам для важных гостей возле окон, многозначительно зыркнув в сторону проштрафившегося очами.
Тот всё понял, велел Сергею работать пока за двоих, сам сбегал в гастроном, где у них была договорённость с директором по закупке дефицита в особых случаях, вроде этого, накупил коньяку марки «КВ», копчёных колбас, твёрдых сыров, других деликатесов, и вскоре Эдуард Палыч самолично обслуживал контролёров.
Те явно подобрели от такого внимания и обслуживания экстра-класса, включая конверт с круглой суммой, в итоге был составлен простой акт о мелких нарушениях, за что Николаю грозил только выговор и небольшой штраф в размере его зарплаты, и вручён администратору, минуя директора.
Сам виновник временно исчез, и появился возле Сергея после ухода контролёров. Вскоре подошёл и спокойный Эдик. Значит, всё в ажуре.
- Пошли, обговорим детали.
- Спасибо тебе, Эдуард Палыч. В который раз выручаешь.
- Спасибо к счёту не прилепишь. Придётся потрясти мошной.
- Понятно, хватит ли мошны?..
Сергей заворожено следил за своим шефом и администратором, вот это мастера, нет, корифеи своего дела, Халдеи с большой буквы. Так ловко обстряпать подсудное дело, и он с удвоенной энергией принялся работать за двоих, надо так надо, он не подведёт.
После такого прокола Николай изрядно потратился, но благодарил бога и Эдика за то, что всё так хорошо кончилось. А тут и конец летнего сезона, расчёт с получением трудовой книжки на руки, прощание с друзьями-товарищами по работе, как ни жаль было расставаться.
Напоследок он ещё раз прогулялся по парку, ставшему для него если не родным, то уже и не чужим. Прикипел сердцем. Надолго.
Снова прошёлся по аллеям, по набережной, мимо аттракционов.
Подошёл к Колесу Обозрения. На табличке возле кассы прочитал:
«Один из самых высоких аттракционов в СССР. Колесо Обозрения, высота 45 метров. Построено в 1957 году к V1 Всемирному Фестивалю Молодёжи и Студентов».
«Не зря его прозвали Чёртовым Колесом, - подумал Николай, задрав голову вверх. – Один раз тогда прокатились с Венькой и дядей Юрой, когда они приезжали в гости, больше ни за что не сяду в кабинку».
          Там, зависнув на самой верхотуре, сидя на лавочке и покачиваясь в так называемой кабинке, где ни окон - ни дверей, одни поручни, в которые он вцепился намертво, откуда выпасть можно в любую секунду, он думал, что всё, конец пришёл. И только когда они опустились вниз, и вышли из кабинки, он перевёл дух. Слава богу, жив. Так же думали и Венька с дядей.
«Прощай, общепит. Прощайте, кафе «Бистро», и ресторан «Пльзенский». Я покидаю вас, как халдей, но обязательно вернусь, как посетитель. Буду гулять по аллеям парка, в Пльзени по старой памяти видеться с друзьями, пить чешское пиво с креветками».
Он вышел из парка через служебный выход и облегчённо вздохнул. Вот и всё. А теперь пора ехать домой. Он поднялся по ступеням на Крымский мост, прошёл по нему, оглядываясь на ЦПКиО, и поспешил к метро «Парк Культуры», не в силах ещё окончательно расстаться с Общепитом.
Здесь он обучился хорошим манерам и этикету, научился правильно сервировать столы, ловко открывать шампанское: бесшумно, с хлопком, с пробкой под потолок и ни капли из бутылки.
Научился разбираться в людях, предвидел, когда они собираются сбежать, не расплатившись по счёту, приобрёл ценный опыт работы в разных заведениях; в ресторанах, кафе, пивных барах, в шашлычной.
Еще научился выдержке, терпению, сдержанности, многим качествам, которые пригодятся потом, в дальнейшей жизни. Одновременно с этим стал хитрее и циничнее, выносливее, научился обманывать и выгадывать ради собственной выгоды. Много зарабатывал.
С другой стороны, он устал от гонки опасных халдейских заработков, от правил, заведённых там. Понимал, что работа официантом его к добру не приведёт. Шальные деньги были уже не в радость. Он стал много пить, гулять, и сам не заметил, как устал от всего этого. Надо было что-то делать, менять образ жизни, пока трясина не затянула его в болото. Но как?
Перед входом в метро последний раз оглянулся в сторону ЦПКиО.
Он ещё много раз побывает в парке Горького, полюбуется красотами Нескучного Сада, но это будет позже, в его будущей жизни. Он ещё не знал, какой она будет, но надеялся, что обязательно сбудутся его мечты, в которых он видел себя настоящим художником.
Кстати, нельзя не напомнить о том прискорбном факте, что в середине 90-х годов Колесо Обозрения и многие другие достопримечательности разобрали, ЦПКиО перестал быть парком Культуры целых поколений людей, стал местом развлечений перестроечной публики…
Дома Николай поставил жену в известность, что уволен из ресторана в связи с окончанием летнего сезона.
- С чем тебя и поздравляю, - язвить она умела, как никто другой.  – В какой теперь «почтовый ящик» будем устраиваться?
- Да ни в какой. С этим кончено. Вот в газете заметку одну очень примечательную обнаружил, послушай.
Он развернул газету «Вечерняя Москва», нашёл нужную страницу и прочитал, что для работы на киностудии «Мосфильм» требуются грузчики в отдел подготовки съёмок.
- Туда и пойду для начала. Мне не привыкать к тяжёлой работе. Я ведь с детства мечтал о кино. А тут такая  возможность.
- Вот именно. Так же мечтал, как и о профессии художника?
- На студии и на художника выучусь. Сама увидишь.
- Свежо преданье, но верится с трудом.
- Пусть хотя бы грузчиком работает, всё не так стыдно, как официантом, - встряла в их перебранку тёща, не выдержав нейтралитета.
- Спасибо, Марь Михайловна, за поддержку, - поклонился в её сторону зять весьма учтиво, чем рассмешил обеих своих мегер.
         Митька тоже захихикал, цепко держась за бабушкин подол и подозрительно поглядывая на отца, мол, не зря бабушка его ругает почём зря. Наверное, тоже не слушается её с мамой. 
Николай был рад, даже счастлив, что распрощался наконец с общепитом. Ему ещё не верилось, что детская мечта о кино может превратиться в реальность, когда он уже ни на что не надеялся, работая официантом. Не откладывая дела в долгий ящик, на следующий же день, с утра, он взял документы и поехал на киностудию.

                -------------------------------------

                Конец.

                Февраль 2017 года.