(Путевой набросок для дневника)
На Крещенье удалось поклониться Н.С. Лескову. Вернее, его памятнику.
Мы ехали из Орла в Железногорск. Это всего лишь 90 верст пути. По дороге – отроги Среднерусской возвышенности, овраги, холмы, перелески, широкие поля русского Подстепья.
Выбеленные снегом просторы поглощались морозной мглой. По самой дороге и по обеим её сторонам шуршала, стремительно скользила по еще видимым пространствам поземка.
Мы подъезжали к речке Гостомля. Запорошенные снегом берега не были бы различимы, не будь густого лозняка, чернеющего по берегам речки. На этих берегах жил замечательный русский писатель Н.С.Лесков.
Северная окраина Дикого Поля, кромка Руси (отсюда и город Кромы) стала для писателя тем местом, где вырос его необыкновенный талант, по-настоящему русский, своеобычный, позволивший открыть и современникам писателя, и нам, ныне живущим, душевный склад русского человека, чудной, противоречивый мир «очарованных странников» .
Писатель не без гордости признавался:
«Я не изучал народа по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе, на гостомельском выгоне, с казанком в руке, я спал с ним на росистой траве ночного…».
В записных книжках Лескова можно увидеть пояснение писателя: «Язык, которым написаны многие страницы моих работ, сочинён не мною, а подслушан у мужика, у полуинтеллигента, у краснобаев, у юродивых и святош… Ведь я собирал его много лет по словечкам, по пословицам и отдельным выражениям, схваченным на лету в толпе, на барках, в рекрутских присутствиях и монастырях…».
Неподалеку от дороги был магазинчик. Остановились – купить воды. На магазинчике надпись – на латинице. Выговорить и запомнить название не получилось. Мне до боли хотелось подбежать быстрее к памятнику Н. С.Лескову и попросить у него прощения за тех, кто забыл язык предков и на всех торговых заведениях вместо русских слов начертал англосаксонские словесные выкрутасы.
У магазина спросил девчушку, лет восемнадцати, где памятник Лескову. Из ярко окрашенных губ торчала длинная сигарета. Почти презрительно пахнула на меня дымом и спросила:
- Чё за чел?
- А Максима Галкина знаешь? – съязвил я. Но она не поняла моей язвительности и переспросила:
- Алкиного партнёра? Чё ему тут делать?
Бедный Лесков… Горько было стоять у его памятника. Истовый поборник всего русского глядел отрешенно на деревню, на поля, окружающие её, на дорогу, по которой катили мимо автомобили с людьми. Было ли им дело до писательской приверженности к исконно русскому слову, к тайне русского характера, ко всем очарованным странникам, которые, должно быть, не перевелись еще на русской земле?
А ведь и эта, переиначенная на чужой лад девчонка, гостомльская дщерь, все же русское создание. Только поддалась она тому, что льется с экрана ТВ, высвечивается со всеми убогими, карикатурными образцами общения в социальных сетях, на рекламных вывесках…
Писатель Лесков на своем каменном постаменте скорбно молчал. И это молчание было негодующим, требовательным.
Но не хватало слов, чтобы объяснить писателю, почему даже на его родине нынешнее время так иначит русскую жизнь…