ВЕСТИ ОТ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ
Проводы
«Как родная меня мать провожала,
Тут и вся и вся моя родня набежала:
Ах, куда же ты, Ванёк, ах, куда ты!
Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты»
Демьян Бедный
Я призывался на службу первым из братьев, первым из друзей осенью 1969 года. Всю многочисленную родню представлял на моих проводах в армию один старший мамин брат, шестидесятипятилетний Артём Родионович Диканов с женой Марфой Ивановной. Тут родители решали. Вероятно,.. впрочем, что гадать, кого пригласили - того пригласили, кто пришёл – тот пришёл. Само собой разумеется, братья мои присутствовали. Младший, Владимир, в ту пору учился в школе. Старший, Михаил, наскитавшись по СССР, вернулся недавно в родительский дом. Помню, он делал вид косящего от службы (перед друзьями и мной). На самом деле причина крылась в арахноидите головного мозга. Я замечал тщательно скрываемые слёзы и знал о его попытке пробить брешь в медкомиссии и пойти служить. Не удалось.
Неожиданно приехала из Башкирии сестра Нина. Она, уже дважды мама, примчалась что называется по зову сердца. Никто ничего ей не сообщал. Я всё удивлялся, как она почуяла скорый отъезд мой. Позже она не раз проявляла способность предугадывать события, и я перестал удивляться.
Собрались мои друзья уличные,школьные и техникумовские, человек десять.
Пришла мать одного из них. Позвал одноклассницу и девчонку из параллельного класса. А свою подружку не пригласил. Сам не знаю почему. Три дня длилось застолье. Впервые со взрослыми, впервые открыто употребляли спиртное. Что пили – не вспомню. Пьяных не видел. Никто не безобразничал. Шума и музыки не помню. Не пил один товарищ. Его всё нахваливала тётя Марфа и завидовала будущей супруге трезвенника. Он и правда таковым остался и в постперестроечные годы занялся с женой и подрастающими детьми бизнесом.Удачно.
В последний вечер мальчишки собрались на танцы в парк культуры, звали меня. Мама расстроилась очень, сестрёнка стала упрашивать остаться дома. И я пожалел мать и не ушёл искать приключений. Трижды приходил в военкомат. Дважды отпускали, на третий, 3-го ноября 1969 года, посадили в автобус и повезли на ж/д вокзал. Плакала мама. Возможно, к горечи проводов среднего сына присоседилась боль давних проводов мужа на войну и тревога бесконечных ожиданий.
*
Дорога
Вечером рассадили призывников по вагонам. Одеты большинство одинаково: стёганые фуфайки поверх одёжки, что не жалко выбросить. Вспоминается всего один призывник, выряженный, как на праздник в костюмчик с иголочки, Веня.
Поезд тронулся. Мальчишки стали кучковаться. Кто-то продолжал втихаря выпивать. Кто-то принялся юлить возле офицеров и сержантов, как Консевич,распределённый вместе со мной в учебную роту, впоследствии старшина роты, и тот же Веня, оставшийся, как и я, рядовым. Кто-то рассматривал виды заоконные.
Думалось-гадалось о предстоящем. К ночи все знали о месте службы. - Южный Урал ждал нас. ВВС отчизны пропадали без новоявленных пилотов. Мало кто догадывался о ничтожной возможности встречи не только с самолётами и лётчиками, но и с аэродромами. Я сидел один, знакомых – Юрка Козлов с 15-й Линии и никого более. Он предлагал водку. Я отказался. Ничего общего между нами не было, кроме школы. Даже не одноклассники. Сержанты предлагали еду – она мало кого привлекала. У каждого имелся запас домашних, маминых кушаний. На рассвете прибыли в Челябинск, где несколько часов строевой подготовкой «покупатели» согревали нас на осеннем промозглом воздухе.
Здесь обнаружили пропажу одного призывника, удрал домой, дурачина. Вечером 4-го ноября новобранцев распихали по вагонам. Двести с лишком человек, все омичи и жители сёл и деревень Омской области. Прицепили вагоны к паровозу, и потянуло черепановско-стефенсоновское чудо вагоны с почти готовыми защитниками отечества в неведомое по ветке вглубь области. Вскоре, уже в кромешной тьме, прибыли на ст. Пирит близ городка Карабаш, основанного, по-моему, заводчиками Демидовыми за близлежащим Кыштымом в середине 18-го века или чуть позже, в начале 19-го, их последователями.
Самый грязный город планеты Земля (по версии ЮНЕСКО) встречал нас мраком.
*
Баня
На станции мощные «Уралы» приняли новый живой груз и доставили через несколько минут в расположение части, не притормозив на КПП.
Кругом невысокие горы, поросшие елями и многими другими породами деревьев и кустарников, впрочем, кустарников совсем мало, если быть точным. Как написал один фантазёр родителям: «Ночью думал: ели стоят, утром увидел – ракеты». (Письма наши перлюстрировались. Выборочно)
Этому весёлому дуралею ничего не было, пожурили за болтливость,указав на плакат возле плаца"Болтун - находка для шпиона"
Нас завели в солдатский клуб. До утра растасовывали по подразделениям. Я попал в учебную роту, и через полгода полагались мне лычки мл.сержанта или сержанта и отделение подначальных ровесников солдатушек.
Скоро сказка сказывается…
В пять часов утра нас построили повзводно-поротно и повели в баню, располагавшуюся в пределах части под горой. В предбаннике мы скинули одежонку и поспешили греться в моечное отделение. Не тут-то было: пар валил только изо рта, горячей воды нет. Наскоро ополоснувшись, выскакивали в предбанник и мёрзли в очереди за бельём и формой. ЧуднОе ощущение в кальсонах на голое тело: кажешься себе обнажённым. В таких просторных кальсонах, белых, хлопчатобумажных с завязками у щиколоток, воевали в годы ВОВ - 1941-1945 - наши старшие братья и отцы, а, м.б., и в первую мировую – деды. Тут необходимо обратиться к историкам моды. Сам ответа не дам. А и к Васильеву-моднику обращаться не стану.
Натянул я впервые кальсоны - гульфик оказался сзади, напоминающий его разрез покороче – спереди. Вижу: не то. Исправился, перевернул. Надел форму, намотал портянки (c первого раза удачно, и ни одной мозоли за службу – экий способный парнишка!) А найти за кем стоял в строю не могу – все одинаковые, никого не узнать:стриженые налысо и форма мешком. Позже умельцы подогнали каждому по фигуре.
Пристроился я в конце отделения и пошагал. Правда, позже выровняли нас по ранжиру, по весу и по жиру – шутили местные рифмачи, построили заново, и оказался я отнюдь не самым низкорослым. Статистика того времени считала меня человеком среднего роста. В отделении семь солдат. Я третий от командира.
*
Казарма
Пришагали в казарму утром 5- го. Дали нам поспать часа четыре.
И вижу я восню такую: дом родной, в дому – гости. Проводы. Я с братом Мишей говорю, а тут кааак заорёт кто-то: «Рота!Подъём!Через минуту строю». И понеслась душа в рай.
В 10.00 повели нас завтракать. Впереди старшина Парсуков, за ним три взвода будущих младших командиров. Разумеется, шагали с песней. Солдаты куда ни идут – всегда поют. Петь предстояло два года. За год до моего призыва трёхгодичную службу заменили двухгодичной, но слухи о возврате к прежнему сроку висели над нами долго.
Казарма учебной роты: спальное помещение - четыре ряда коек, по два слева и справа от места построения в центре. Койки в один ярус.
В других ротах двухъярусные. Здесь курсант, солдат коротает ночь. Внизу спят старослужащие, вверху – молодые солдаты. Дню отведены другие помещения: комната для политзанятий (в ту пору называлась ленинской), здесь же учили уставы, проводили собрания комсомольцы, не члены ВЛКСМ –всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи – привлекались на время собраний к разным работам, вечером здесь же вас развлечёт телевизор, если не заняты, например, отработкой наряда вне очереди на кухне или в …хоть где; спецкласс – место освоения воинской профессии; каптёрка – место хранения мундиров, некоторых личных вещей, тут командует каптенармус, каптёрщик, прочим делать нечего, иногда писарь и каптёрщик в одном (?) лице; ружпарк – арсенал,место хранения оружия и патронов – большую часть времени закрыт, опечатан, открывает его перед учениями, стрельбами, маршбросками и для чистки оружия дежурный по роте; хозкомната… всё прочее - менее интересные места, описывать кои нет смысла.
В комнату командиров соваться нам не треба. Кто служил – подтвердит. Кто нет – тому и даром сведений этаких не надо. Много время проводит воин вне стен своего временного пристанища. Стрельбы. Маршброски. Спортивные соревнования на вольном воздухе и в спортзале. Соревнования по ОМП (оружие массового поражения) – надевание на скорость противогаза и химзащитного комплекта, отработка правильной реакции на химическую и атомную атаки противника. Строевая подготовка на плацу.
Я не мог поверить в реальность начавшейся службы и долго пассивно тянул лямку и не учил уставы, не вникал в тонкости армейской жизни. Перед Новым годом командир роты капитан Долженков вызвал меня к себе: «Ну что, курносый, не уразумел где находишься?» На моё объяснение причин нежелания командовать и подчиняться он отреагировал предложением нескольких тёплых мест, должностей вроде писаря, каптёрщика, почтальона при штабе и в конце концов перевёл меня без особой моей радости и сопротивления в роту сопровождения грузов рядовым. Много позже я сообразил, почему он доброжелательно ко мне отнёсся. – Вовсе не из личных симпатий, а из-за нехватки солдат со средним, средним специальным и высшим образованием. У меня за плечами незаконченное среднее специальное на тот момент имелось.
Никакой разницы я не видел в какой должности и звании нюхать миазмы портянок и тел десятков утомлённых солдат.
Мне тяжело давалась необходимость смирения с участью дисциплинированного, «но я себя смирял, становясь на горло собственной песне».
Физически перенести солдатчину оказалось проще.
*
Диетчик
Привыкать к солдатскому пайку не пришлось. Родители меня и братьев не баловали. Привык есть, что приготовлено. Я спокойно поглощал любую пищу. Некоторые, кого холили дома, пренебрегали первое время предлагаемыми блюдами, но вскоре высокая физическая нагрузка заставила всех есть всё подаваемое. На мой вкус меню виделось вполне разнообразным и высококалорийным – ни отощавших, ни ожиревших. Исключением стал повар: складки жира нависали над бляхой ремня уже на первом году службы. Встретился мне в конце службы и вегетарианец, Дягилев, но выдюжил ли он до дембеля – неизвестно.
Однако желудки отдельных солдат сдавались. Коего–кого комиссовали с язвами, прежде одних подлечив, других прооперировав.
Иные пошли другим путём, добились диетического питания. То ли больные, то ли хитрые.Мы с другом Валеркой Сунгуровым разнюхали такое дело и двинулись по их стопам чисто из желания подурачиться и – а вдруг? – немного полакомиться. Обработать добродушного медбрата чуваша Васю сумели быстро. Справки в столовую предоставили. - Оказалось, диетчикам кроме белого хлеба вместо серого доброго ничего не готовили, пичкали слизеподобными вторыми блюдами и прозрачными ненаваристыми супчиками. Мы скоренько переметнулись назад, сообразив, что от такой диеты здоровья не добавится. Однако незамеченными манёвры не остались.
Любовь к физическим упражнениям требовала калорий. Каждого молодого солдата старослужащие и сержанты и офицеры принуждают упражнять тело неустанно, повсюду призывы: «Тренируй своё тело с пользой для военного дела».
Ничем не лучше прочих и я. И на меня наседали. Да что мне с их наседаний, когда физкультуре рад и могу не хуже них выполнить некоторые упражнения. Занятия атлетической гимнастикой перед службой закалили и укрепили.Так, посрамлённые, они, сержанты, офицеры и старослужащие, отступали. Подтягивался я двадцать один раз, в то время как лучшие из учителей не более десяти. Отжимался от пола полста раз без напряга особого. Количество повторений упражнения для пресса – прогиб через скамейку с пятнадцатикилограммовым блином от штанги за головой - они считать уставали. Бегал по собственному желанию утром вдвое больше прочих. Рота бежала три км по бетонке, мы с дружками – шесть по горкам. А вот на лыжах пятидесятикилометровку на втором месяце службы не одолел – это правда. Старослужащий рядовой Исаков посочувствовал, тормознул проезжавший «Урал», и оставшиеся семь км я преодолел с комфортом. Второй раз шёл бодрее, преодолел вершину Дунькиного пупа,самой высокой точки Уральских гор вблизи от нашей части, благополучно спустился, резво бежал по долине, оставалось подняться на последний пригорок, и - вот она , казарма. Но ноги одеревенели и не шли. Не помогали и съеденные на привале хлеб и сало солёное и чай, и сахар. Я снял лыжи, водрузил их на левое плечо и пешком одолел последнее препятствие. Десятку бегал многократно. Уставал не более остальных. Подводила скорость. Ещё меня могло подвести плавание, да на озеро нас не водили, на речушке горной узкой и глубокой бултыхались раз вблизи части, однажды в открытом бассейне плавали.
Надумало как-то командование проверить силу своих подчинённых и устроить соревнование гиревиков. Моя весовая категория играла с полуторапудовыми гирями. От нашей роты выступал ваш покорный слуга и не посрамил чести сибиряка – занял первое место в жиме, рывке и толчке. Помню, один офицер-крепыш выматерился и в заключение словесного эквилибра удивлённо произнёс: «Вот ни хрена себе - диетчик!»
Прекращаю самовосхваление.
*
Кандейка
Кандейка – солдатская чайная. Небольшое одноэтажное строеньице находилось рядом с магазинчиком вблизи штаба. Здесь каждый имел возможность побаловать пузо, отдохнуть от кирзы и шрапнели. Кирзой и шрапнелью называли каши – ячневую и перловую. Их чаще прочих готовили, пореже пшёнка подавалась, гречка - изредка, рис – по праздникам, вроде Дня Великой Октябрьской Социалистической революции и Дня Победы.
Сюда реже всех заглядывали рядовые, на три рубля восемьдесят копеек не разгуляешься. А именно столько получал в месяц жалованья солдат рядовой. Ефрейтор – 4.80.Командир отделения, обычно мл.сержант или сержант – 10.80. Зам.ком. взвода, сержант, ст.сержант -13.80. Старшина роты, ст.сержант или старшина (прапорщики в ту пору не размножались в нашей армии) – 20.80. Должность командира взвода офицерская, я знал лишь одного срочника старшину, занимавшего её. Он получал в месяц -30.80. Для сравнения скажу, что средняя зарплата в СССР гражданского населения составляла в те годы примерно 100 (сто) рублей плюс-минус червонец.
Обычный ассортимент кандейки - чай, сгущёнка, булочки. Помощником продавщицы служил высокий сутулый солдат-самострел. На год раньше меня призванный. Говорили, стрелял в сердце из-за девки, вышедшей замуж в его отсутствие. Повезло – выжил. Второй раз повезло – не осудили, подлечили и дали возможность дослужить официантом-кандеем. Он насобачился одним движеним вскрывать банки, лихо прибирать со столов и мыть посуду. В этом и заключалось его служение отечеству. Он не знал ни подъёмов, ни отбоев, ни построений, ни парадов, ни учений, ни стрельб – отстрелялся раз навсегда. Думаю, однако никто не завидовал несчастному. Сплетен о нём и даме-кандейщице не ходило и я распространять фантазий не намерен.
Если и врачевала она его душевную рану – то и вся слава ей. А нет – так нет. Себя я обнаруживал в стенах кандейки не более трёх раз. Хорошо помнится один, в первые полгода службы. Я, Валерка Сунгуров и «дедушка» ефрейтор Володя Безродный, тоже омич, знакомый Валеркин по гражданке. Он опекал всегда конфликтовавшего с командирами и старослужащими Сунгурова, до первой весны. Кто кого угощал, в складчину ли лакомились – не вспомнить теперь. Сказать по правде, я сожалел о пропущенном ужине в солдатской столовой. Избыток сладкого не приносил удовлетворения. А сослуживцев, наверняка, кормили кашей с мясом или с рыбой, или гуляшом потчевали. Грех жаловаться на кормёжку. Сытно кормили и вкусно.
*
Гауптвахта
Так называлось место лишения свободы провинившихся защитников Отечества.
Мы прозвали его губой. От нашей казармы до губы ближе, чем до кандейки.
И попасть на губу проще. Но – вот странности – мне узником побывать не пришлось, несмотря на нелюбовь к дисциплине и мелкие нарушения устава.
Даже за употребление вина в командировке в опорном пункте г.Пензы я был наказан прямо там показной муштрой: командир взвода лейтенант Мих.Мих. Злывко вынужденно проявлял строгость перед выловившим нас военным патрулём. Злывко остался в моей памяти самым справедливым офицером. Что нам приказывал, то и сам проделывал, не уподоблялся пузатым немощным горлопанам, способным только гавкать.
Вернулись в часть, здесь услышал угрозы ротного, капитана Седова, он матерился, стращал ползанием по бетонному плацу до блевотины. Я стоял перед ротой. Не вынес оскорблений и ответил не меньшей грубостью: «Да, на … видал я тебя и твои командировки, и службу твою». Он сразу растерялся. Осёкся.Вероятно, до этого дня ни один рядовой не разговаривал с ним на равных, а хамство привык воспринимать от одних старших по званию. Недели две спустя из роты сопровождения грузов меня перевели в роту охраны. Валерку - в другую, того же назначения. И вечного сачка, добродушного пройдоху, товарища нашего Олега Харитина – в третью.
Отомстил капитан Седов. Капитан был хром. Хромал все два года моей службы. Почему не увольняли в запас – не понять. Возможно, из сострадания батя – комбат подполковник Жужгов Афанасий Павлович давал ему возможность дошкандыбать до пенсии. А сам до пенсии не дотянул. Но об этом факте его биографии позже.
Зато мне довелось охранять на губе друга Валерку Сунгурова.
Вот краткая история этого пустячного ЧП. Валерка (мы дослуживали последние четыре месяца в разных ротах) с кем-то из поваров не поделил не то место под солнцем, не то ещё что… а!О! – вспомнил – не выполнили его просьбу и не дали просимого. Он - в драку. Подкинули ему они. Пожаловался мне. Мы их выловили на стадионе и рассчитались. Они - к комбату. Наша рота службу тащила. Валеркина готовилась на сутки заступить. И заступила, сменив нас. А дружка моего комбат вывел перед построенным на плацу батальонном и отправил на гауптвахту.
Меня после службы вызвал, заставил остричься наголо и вновь явиться в штаб. Миролюбиво казанками пальцев потыкал мне в лоб и предложил не напоминать ему о своём существовании до дембеля.
А на губу почему-то не отправил. Остыл. М.б., за молниеносную стрижку. Я прилетел в казарму чуть позже известия о приказе постричься - юный парикмахер последнего призыва встретил меня с машинкой, усадил на табурет и окорнал с такой скоростью, что и чемпиону по стрижке овец не угнаться. И лейтенант Темников (по иронии судьбы - мой новый ротный, а капитан Исаченко – новый командир взвода -история странная,но о ней помолчим),капитан посоветовал затихнуть, если не хочу оказаться в дисбате. Я прислушался к словам бывшего пограничника, которого в бытность его рядовым срочной службы младшие сослуживцы возили на одноколёсной тачке вдоль южных границ СССР.
Ничем не напоминал я командованию о себе до последнего дня службы. Тихонько охранял на губе Валерку, разумеется, с поблажками. Переговаривался через глазок камеры. Охранял земляков, залетевших в самоволке по обвинению в изнасиловании известной всей части Машки-союзницы. Они-то четверо и стали виновниками увольнения комбата Жужгова. Батя он был справедливый. И по сей день, сорок лет спустя, жалко мужика-фронтовика. У него осенью истекал срок службы, а его летом уволили.
Приведу случай, характеризующий его. Служил со мной омич нашего призыва Казбек Садыков. Хилый малый. Старослужащие им помыкали. Командиры заездили.
Безропотно переносил тяготы армейской службы рядовой. И как-то раз возвращаюсь я из отпуска (мама болела и меня отпускали на десять дней на побывку)
Ребятам раздаю гостинцы от мамы моей. Они и спрашивают, не видал ли, мол, я Казбека на КПП или в Карабаше. Нет, говорю. За какие заслуги, думаю.
И тут они мне сообщают, как Садыков отпуск заслужил. - Казбек стоял на тумбочке, дневалил. Говнистый ефрейтор Б. досадил ему, Казбек впервые возроптал. Этот Б., эта б... продолжала искушать судьбу - и довела Садыкова до бешенства. Казбек выхватил штык-нож и понёсся за нарушителем устава, за подонком, любителем поизмываться над молодыми солдатами. Все понимали: если Казбек догонит Б., зарежет гадёныша. На их счастье входит дежурный по батальону – команда второго дневального: «Рота, смирно!Дежурный на выход!» заставляет всех замереть – Казбека скрутили и - на губу.
Утром Жужгов заглянул на гауптвахту и поинтересовался у вновь поступивших арестантов причиной их появления здесь. Внимательно выслушал моего земляка. И одобрил поступок. За оказание сопротивления старослужащему, нарушающему устав, за рвение в поддержании уставных отношений подполковник Жужгов объявляет рядовому первогодку десятидневный отпуск на Родину. Старослужащему ефрейтору Б. – пятнадцать суток губы.
Подобных Б. негодяев немного в войсках. Некий х… Х. плюгавый подражал ему, да писаришко ротный П., полутораметровый дохлик корчил из себе невесть кого, да сменивший его Г. обещал вырасти в большую гниду.
От искушения раздавить подобную гниду порой скрывались на время молодые солдаты в санчасти. Самых пакостных ждал расчёт на стрельбище. Тогда родителям покойного сообщалось о геройской гибели их сына, а воина, сделавшего его героем, ждала колония.
В нашей части выжили все. Подобные истории, происшествия доводили до личного состава части на еженедельных разводах.
Мордобоя, правда, отдельные паскудники не избежали и у нас. Кое-кому мозги вправляли после демобилизации, некоторые не доезжали до отчего дома. Командование старалось увольнять в запас младших командиров отдельно от рядовых. Криминальных историй стало больше после указа брать на воинскую службу отбывших срок преступников. Какому умнику в погонах взбрела идея в голову!?
Тогда-то и стали взаимоотношения в казарме походить на уголовные.Но всё-таки при мне накануне семидесятых годов ХХ века ещё сохранявшаяся дисциплина не позволяла доводить солдат до истощения, как на острове Русский десятилетия спустя.- Всё это было предзнаменованием развала СССР, не для всех очевидным.
*
Лазарет
В санчасти – сачки. В госпитале - болящие да самострелы, да получившие удовольствие на побывке - сифилитики и другие жертвы Венеры.
Санчасть в двух шагах от казармы. В неё бегут после утреннего построения объявившие себя больными. Немногие из таковых помещались на лечение в её палатах. Основная масса больных получала помощь и отправлялась в подразделения. Действительно больных отправляли в госпиталь. Как раз одного такого с вывихнутой челюстью при мне направляли туда. Никто его не бил, сам не ударялся, а стоял на посту, ночью, зевал, за зевотой его и застал филин. Филин ухнул – челюсти заклинило. На своих двоих дунул солдатик через горку,дождавшись смены караула; никаких карет скорой помощи и санитаров. За горкой офицерский посёлок, в нём госпиталь.
И меня разок приютили мрачные палаты санчасти (всего две комнатёнки-палаты, и не припомню сколько коек в них и крохотная столовая с одним овальным столом). Здесь в лазарете встретил дожидающегося превращения в «дедушку» рядового Малашкина. Я и не знал о существовании такого орла в нашей роте. У него на ногах не заживали раны, которые он, думается мне, растравлял по примеру зэков, желающих повалять дурака как можно дольше в больничке, отдохнуть от нар. Едва предыдущий призыв демобилизовали, как раны затянулись молодой кожей, и новоявленный «старик», намотав портянки, отправился учить молодых защищать страну.
Дня три я попридурялся с другими сачками, понаблюдал сквозь окна за оживающей природой - наступала первая весна армейская – и меня выпнули абсолютно здорового, годного к дальнейшему несению строевой службы.
Даже и не вспомню, чем я пытался разжалобить медбратьев. По-моему, температурой и ангиной, вечными моими спутниками, занесло меня ненароком в богадельню, точно не скажу. Возможно, просто в разведку ходил, да понял вовремя: по ложному следу шёл, врага не обнаружил, а лишь – пародию на дезертиров и храбрецов в одном лице.
Довелось и в госпитале оказаться. Дважды. Оба раза с фурункулами: сучье вымя под мышкой и на лбу чирей. Из казармы роту переселили в спортзал, баню ремонтировали тоже. Умывались из под крана на воздухе меж берёз и елей. До ноября. Многие простывали. И меня не миновала участь моих сослуживцев. Сперва нарыв под мышкой образовался. В народе сучьем выменем недуг зовётся. Причины две – грязь и переохлаждение. Сучье вымя не даёт рукой шевельнуть, не то что артикулы с автоматом выделывать. Командир заметил скованность движений и отправил в санчасть. Ребята, сержанты-срочники, фельдшеры умели только таблетки давать, перевязки делать и горчичники да банки ставить. Направили в госпиталь.
Сучье вымя вырезали. Выздоровел быстро. Понравилось без командиров. Библиотека напротив палаты. Питание изысканное, вроде как на откорме солдат: пьёт, ест, под душем полощется, книги почитывает да бока протирает. И медсёстры тёплые и добрые под боком. И офицеры хворые здесь же. И гражданское население, взрослые и дети. Только разные этажи и палаты. Имеется хирургическое отделение. И даже инфекционное. И терапевтическое. И трипперному служивому место нашлось.
Всё от службы, один сифилис от удовольствия. И гонорея, разумеется.
После долгого перерыва тогда в Союзе вдруг вспыхнула холера. Наши из командировки приехали, привезли заразу. Изолировали их да, поставив раком, «телевизорами» обследовали. Лечили. Выходили дристунов. Сержанта Ульянова, командира отделения моего по роте сопровождения грузов, угораздило оказаться среди заражённых. Этот спокойный конопатый воин, однофамилец вождя мирового пролетариата был не под стать заполошному сангвинику уравновешенным флегматиком, дивно, что сумел выучиться на младшего командира, как и его брат, из другого подразделения. Он не досаждал подчинённым приказами, а когда хотел изобразить командирский голос, становился смешным. Однако его подчинённые службу знали не хуже прочих. Таких вояк мне встретилось двое за два года.
Правда, второй – Вова Якушев - служил рядовым, но точно такой рыжеволосый и конопатый. Ему, казалось, всё едино: что чай пить, что дрова колоть, что в атаку идти – абы потеть. И потел. И не роптал особо. Телёнок телёнком.
Всяких ратников хватало: холериков, сангвиников, флегматиков, меланхоликов. Единицы не справлялись с обязанностями, большинство благополучно дотягивало лямку солдатчины, а некоторые оставались и на сверхсрочную. Мне двадцатипятилетняя служба виделась вечностью, и не отважился подать рапорт на сверхсрочную, о чём стал сожалеть десятилетия спустя, когда понял, что покинул рай ради ада - и до пенсии, как до Луны.
Понравилось мне с книжкой уединяться где-нибудь в углу или у окна с видом на ухоженный дворик между невысоких старых Уральских гор, поросших деревьями разных пород хвойных и лиственных.
Жаль, не долго длилась лафа. Вылечили и выпроводили. Правда, повезло, вторично с заплывшими от нарыва на лбу глазами оказался здесь. Поблаженствовал подолее. И не только читал, а и писать удумал – вот до чего безделье и сытость доводят. Прочитал рассказ самодельный солдатику вновь призванному, Суслопарову, другие б и слушать не стали, а салаге новобранцу деваться некуда. Добровольно согласился послушать быль о моём друге детства и его родителях. На том карьера военного писателя и закончилась – надвигался дембель.
Р.S. Ещё одной возможности оказаться на госпитальной койке помешал прочный череп. - Я спал на верхнем ярусе и отлежал руку. По сигналу дневального рота построилась, а я потерял опору, спикировал и воткнулся головой в нижнюю основу кровати первого яруса, в самый угол,чуть прикрытый одеялом, но не только не расколол череп, а даже и лёгкого сотрясения не случилось. Может то, что сотрясают находилось на стадии зарождения и сотрясаться нечему оказалось?
*
Кино субб. И воскр. Солдатский клуб. Капитан Молдаван - КВН. Досуг: шашбеш (нарды), армяне, мордва, сибиряки, уральцы; шахматы, биллиард…библиотека (рша)
Патрулирование офицерского городка: Бузинец спас офицера – без награды и отпуска. Лёша Иванов рисовальщик, а я отказался.Лёша и на пенсию ушёл художником.
Володя Ляхов рассказчик. Винник оформитель ленкомнаты. Фока оператор стрельбища. Шуруп -Сашка Кошакин.. Ванька Лаптев часовой мастер- добрейший парень.
Муха –Бухтояров. Никакие Харин и Силкин. Бжицкий –пианист музвзводовский.
Старцев с дудой на похоронах. Костерин. Маркс – мой соперник в политподготовке.
Командиры: комчасти ПивенЬ; Баранов –баран –замполит вислогубый слюнявый; комбат Жужгов, старлей Рябошапка, вахлак, утерял пистолет; матершинник Осадчий, Мухортов сташина склада химзащит;, Исаченко - разжалованный капитан; Темников комвзвода; Злывко, лейтенант, ровесник брата Миши.
Долженков командир учебки.Братья Тренькаевы. Петелин, Мироненко, Шеховцов. Парсуков, Пахолкин(?)ком.отделения. Павлючков.Кучеров. Консевич.Дробышев.Репин Володя. Автухов из стройроты, отец француз,Вовка Волков - Волчок. Оба знакомцы Валерки Сунгурова. Балуев, Вторников. Гитарист мелкий -?--
Тюлев. Каштанов.Манси Вася Майбуров - биатлонист. Дорожкин.Пимкин "исполнительный". Брюханов, Тулупов. Шичавин качок неуклюжий. Пахомов здоровяк добродушный. Миша Антошин, умело изображавший с понтом приблатнённого.Добросовестно тащил службу…Братья Брынь немощные толстозадые...
Эх, друзья-товарищи, где взять время рассказать о всех вас добродушные с юморком случаи.
Живите, здравствуйте, ждите.