Клара

               
Одно свербило мозг старика Иннокентия – как его угораздило всю жизнь, долее пятидесяти годов, промаяться со своей Кларой. Двадцатитрёхлетняя девка из разряда «такси бэ» превратилась в обрюзгшую старуху и, как и прежде, помыкает им.
Почему он, зная, что его обманывают с первых дней, согласился жениться? Она же ничего из себя не представляла особенного. Не обладала она ни привлекательными  формами, ни лицом сносным, впрочем, плача, становилась миловидной.Даже дарованное природой отдала не ему, а профукала с ухажёром подружки, обещавшим носить её, Клару, на руках и жениться.
 Дура, как будто не знала о существовании для этой цели автомобилей. Теперь сидит барыней позади, развалясь, пыхтит от сала Иннокентию в затылок, учит рулить, и ни разу не попросила понести. Понимает, что не поднимет.
 Обещание носить на руках тот хлопец-ухарь сдержал (один раз донёс до дивана), а жениться не пожелал ни на ней, ни на её подружке. Клара  и жаловалась, и хвалилась  подружкам, а те из чувства женской солидарности (из анекдота) пересказывали ему, Иннокентию всё, что слетало с её языка. Не забывали приглашать к себе в гости и сочувствовать, затаскивая в постель.
Подруг она известила и о его девственности до женитьбы, и о его боязни потерять её, Клару.
-Неужели боялся? Вот безмозглая зелень! – думал Иннокентий.
Неприятная сценка встала перед глазами. На дне рождения Ника, его друга детства, компания холостяков, среди которых и Кешка, и Клара. Он выходит из-за стола и, проходя мимо распахнутой двери смежной комнаты, видит Клару. Она лежит поперёк  распластавшегося на спине с закинутыми за голову руками незнакомого ему сотрудника Ника; она лежит чуть ниже живота его. Она тоже на спине и руки под головой. Истома половая томит лежащих и млеющих. День. Народу и тут, и всюду хватает, чтобы включить мозги и не искать продолжения желания. И не настолько пьяны, чтобы пренебречь присутствием посторонних. Кешка возвращается к столу и пропускает несколько рюмок  водки.
Она собирается домой и зовёт его. Он говорит самоуничиженно, что не достоин её и отказывается идти с ней. На самом деле в душе поселяется предчувствие освобождения. И ещё ему представилась подружка в его отсутствие в компании мужской. И радость объяла его, когда за ней закрылась дверь. Впереди свобода. Утром надежды не оправдались – в окно его дома на окраине города постучалась Клара. Он твёрдо решил не открывать – и открыл...
и оказался в лесу. Клара опять с ним. По дороге к месту отдыха он  одним беглым  взглядом заметил Кларино неравнодушие к страдающему на месте кондуктора  пареньку. Клара спрашивает о причинах его плохого самочувствия. Предлагает водички. Далее весь день она избегает Кешки, отчего он закуривает, прервав двухмесячное воздержание.
 А ночью, сидя у костра, почуял неладное, как чуют звери приближение претендента на его самку, стремительно ворвался в палатку, застав того кобелька с места кондуктора копошащимся, молча сопящим в унисон вместе с Кларой. Легче всего подумать о медицинской помощи, которую собиралась оказывать  его сердобольная подруга страдальцу.
И мы так и подумали. Она тревожно спросила, непонятно к кому обращаясь:  «Кто это?»
Мысли взревновавшего Кешки нам неизвестны. Действия стремительны. Пинком в зад вышибает парня, пытавшегося стать партнёром его подруги легкомысленной. И, не слушая оправданий Клары, уходит сам. Резвой, резвее обычного, походкой преодолел поляну меж лесом и рекой. Побродил у тихих вод её. Успокоился слегка. Отошёл на сухое место, лёг в траву и стал смотреть в небо, в его бесконечную глубину. Сегодня, вопреки обыкновению, мысли о бескрайности  Вселенной  не будоражили, не угнетали своей непостижимостью, а утихомиривали. И он не двигался. Доносился слабый голос  певуна из компании, в которую чёрт дёрнул нашего героя вклиниться и затащить…нет, она  радостно приняла предложение выехать за город с его знакомым шофёром.
 Клара птичкой на просторе чувствовала себя в таких скопищах двуногих особей противоположного пола. Он ощущал прохладу от бдизко текущей воды и земли и продолжал недвижимо лежать.
Услышал голос Клары, доносящийся с окраины мироздания, рассматриваемого им. Не откликался. Нашла. Вероятно, по запаху табачного дыма.  Или по энергии гнева, исходящего от оскорблённого её поведением парня, которого она намеревалась сделать мужем. Легла рядом. Говорила. Не слышал. Отодвинулся. Положила на его голову руку. Оправдывалась. Молчал. Поцеловала. Ложе травяное, наконец, укачало, уняло боль ревности – он передумал расставаться с ней по возвращении в город. На рассвете он стал искать и нашёл трусливого соперника. Тот сидел в палатке, в другой, и растерянно глядел на Кешку, вводящего к нему Клару. Кешка заставил его извиняться перед Кларой.
Больной стал ещё больнее, когда выдавил из себя просьбу простить его, обращённую к предмету своих ночных вожделений, так и не осуществлённых. И уже не высунул носа до появления автобуса вечером следующего дня. Где он неожиданно ожил, и хамом понесло и от слов его, и от облика гнусного.
Кешку убаюкивала езда...
и он снова с Кларой… на свадьбе. Свадьба набирала обороты. Свадьба его друга. Народ гудел.  Женился Ник, женился на Кларе, на совсем другой Кларе, просто тёзке. А где моя? – Спохватился Кешка. «Моя» танцевала со стройным высоким седовласым начальником Ника.  В перерыве Клара и седой переглядывались, им явно не лезло в глотку ни питьё, ни еда. Ему ломился бес в ребро, ей он зудил  иное место. Она всегда, с зелёных соплей, мечтала о высоком женихе. Да, поздновато появился, встретился старикан.
Стрельба глазками продолжалась, покуда музыка вальса вновь не поднимала желающих танцевать. И они, двадцатитрёхлетняя и пятидесятидевятилетний, до окончания гулянки не меняли партнёра. Даже когда кто-то пьяным радостным голосом прокричал о грядущем белом танце, и у Кешки появились желание и надежда оказаться приглашённым, им пренебрегли. Пара танцевала замечательно, некоторое запаздывание движения ног седого умело исправляла безупречностью движений   молодая партнёрша. Они смеялись и говорили безостановочно. В паузах перестали садиться за стол, стояли в стороне и явно собирались удрать. Но, видно, математические способности Клары пересилили  её сиюминутные хотения и она  не поддалась уговариванию седого уехать к нему.
 А Кеша уже не сопротивлялся событиям и вдруг понял: он желает их отъезда. Тут-то в самый неподходящий момент, Клара неожиданно двинулась к нему, укладывая в памяти на видное место номер телефона, взятый на прощание у престарелого бодрящегося для виду кавалера.
Позже Ник скажет другу о встрече на работе (Ник работал мастером в рембыттехнике) с его подругой, она якобы приносила сдавать в ремонт  пылесос, а возле появился шеф и увёл её к себе в кабинет. Когда, всё-таки, она произвела очередной математический расчёт и сделала Кешку своим мужем – он обратил внимание на её неумелое пользование пылесосом и обмолвку о давнем желании иметь такую вещь...
пылесос вдруг бешено загудел – Иннокентий очнулся и увидел себя в пионерском лагере. Его жена пионервожатая. Двое их сыновей-близнецов с ней. Он приехал к ним на несколько часов. Стоял тихий час… и его уложили спать. У жены опять «болела» голова. И работы невпроворот. Ожидал  напрасно жену, думал о ней. Уснул. Разбудили дети.
Настало время спешить на автобус. И он двинулся, неудовлетворённый, через сосновый бор. Жене предстояло много «дел». Дети немного проводили отца по тропинке и вернулись бегом к маме. Она поцеловала и  отправила их в отряд. Они оглянулись. И оба увидели «противного» физрука, опять идущего на руках к их маме. Между прочим, многолетние ссылки на головную боль помогали ей избегать, когда пресыщалась,  близости, а ему,Кешке, – приобрести эту самую хворь.
 Вскоре к головным болям присоединилась бессонница. Он стал раздражителен. И бывал груб с ней и с мальчишками-сыновьями. В доме то и дело гостили пьющие подруги Клары. Одна из них, Эрика, на слова Кешки: «А мне о тебе Клара много интересного рассказывала» пообещала рассказать «и не такое, а поинтереснее» и рассказала  нечто, опровергающее версию Клары о некогда случившемся насилии над ней, всё случилось добровольно, думая досадить Эрике (Кто из них кого первым наградил букетом Венеры –понять никакой возможности у Иннокентия не оставалось). И легенда о строгих нравах Клары, ею же слагаемая, развеялась в прах. Терпению пришёл конец. Ему захотелось реакцию суженой увидеть на «россказни» подруги  – и, пересказав услышанное , узнал массу прелюбопытных подробностей интимной жизни Эрики. Разумеется, подруги на пороге их дома никто никогда  не встречал впредь. Вообще число «этих поганок», как теперь большинство своих знакомых  характеризовала жена, резко сократилось. На смену подругам явился друг детства, якобы соседский мальчик-ровесник. «Мальчик» имел обыкновение напиваться  и под этим предлогом засыпать в гостях. В один из визитов уснул раньше ребятишек. Уснула Клара. Дети угомонились, успокоившись от впечатлений дня. Иннокентий не спал. Лежал молча, как привык переносить бессонницу с некоторых пор, считая такой способ лучше чтения, глазения на экран, метания по комнатам.
А их в унаследованном от родителей рубленом доме, доставшемся им в свою очередь от деда с бабкой, насчитывалось пять. Вдруг благоверная встала. Зашла в детскую. Оттуда, крадучись, подошла к нему. Послушала дыхание. Иннокентий умело притворялся спящим. Не притворялся, а просто молчал и ровно неслышно дышал, как дышат здоровые  мужики. Он предугадал дальнейшее. Жена стала красться в комнату к гостю. Не возвращалась долго. Вероятно, дружили, вспоминая давнее. Закалённый её выходками, Иннокентий продолжал молча лежать.
 Утром за завтраком не мог смотреть на отъезжаюжего, ставшего излишне говорливым. Криминальные идейки, посетившие голову хозяина ночью, были им же и задавлены. И сейчас он без сверхусилий заставлял себя притворяться невидящим своих рогов. Жена изображала не очень приветливую хозяюшку. Он, напротив, просил её потчевать дорогого гостя посытнее, дорога предстоит дальняя.  «Расстаёмся, как-никак, навсегда»,- вдруг неожиданно для всех вымолвил Иннокентий. Установилась тишина, пауза затягивалась, становилась излишне театральной. Неожиданно  сыновья братья-близнецы в один голос заканючили: «А почему навсегда –а-а-а?»...
их громкий для утра голос встряхнул отца – и он увидел себя вдруг моментально переместившимся  на работу. Он беседует с новичком.
Выясняется его биография трудовая. Иннокентий соображает: жена, его Клара, получается, работала с новеньким   некогда. Язык не повернулся назвать её имя и девичью фамилию и, тем более, сознаться в супружестве.  Неожиданно ненависть непреодолимая и гадливость обуяли его, и он не в силах оказался додюжить до конца смены. Отпросился домой, сославшись на недомогание. Вернулся и с порога  стал рассказывать о новеньком, описав его внешность, назвав имя и фамилию.
 Клара встрепенулась и притворно-безразличным тоном спросила: «И что он тебе рассказывал?» И, без паузы: «Ты сказал ему, что я твоя жена?»
«Разумеется, что за секрет»,- ответил он, корча наивного. «А он?» - продолжала жена уточняющие вопросы растерянно. Иннокентий зашёл в ванную комнату и, приглушая голос  шумом воды, дал понять, что новенькому теперь и на исповедь ходить не стоит – во всём покаялся. Клара заюлила вокруг да около, Иннокентий ушёл на кухню и на вопросы перестал отвечать, напихал полный рот еды. А себя ругал последними словами, и дума о генетической экспертизе впервые посетила его головёнку. «С чего это мальчики белобрысые и плюгавые?» - думалось ему и он почёсывал свою смоляную курчавую голову. От внутреннего монолога  он поперхнулся, закашлялся и услышал грубый, но не строгий голос Клары: « Кешенька, пойди водички попей». Он поднял голову от тарелки  - и увидел Клару...
она стояла у доски с мелом в руке, в синем, в сальных пятнах, сарафаноподобном одеянии, всегда одном и том же, и рассказывала о Майкле Фарадее… но он видел совсем не ту Клару, не жену, а учительницу физики, Клару Михайловну, которую за глаза  ученики всегда называли по имени, отбрасывая отчество. Учительница непристойно подмигивает ему, подходит, неприметно суёт  записку с предложением жениться на ней, иначе за четверть выставит двойку, а – нет, так чтобы без отца завтра не являлся. Иннокентий робеет и неожиданно для себя, Клары и одноклассников заявляет о «преклонных летах, не позволяющих  думать о вступлении в брак с  молодой женщиной детородного возраста».
Она принимает ответ за издёвку и намёк на её скорый уход на пенсию. А он добавляет опять неожиданно для всех о любви его отца-вдовца к подобным ей пышнотелым дамам.
Учительница срывается на крик и приказывает и ему, и отцу его выучить законы Ома, Фарадея и Джоуля-Ленца.
Кешка раскрывает рот ответить и замечает перед собой Клару, да совсем не ту, а  - подругу жены своего старшего брата. Они сидят вчетвером в ресторане: он, брат, жена брата и Клара. Клара всё норовит сесть на колени мужчин, занимающих весь соседний столик. Мужчины вежливо отвергают её приставания и недвусмысленно  выпроваживают прочь дамочку, которой и не требовалось бы соблазнять их, окажись она с любым наедине и в более подходящей обстановке – слишком хороша: стройна, как тополёк и красивее только в сказках увидеть возможно.
Жаль, к осени ветра и холода обтреплют тополёк, оставив один ветвистый каркас. Сейчас идёт обыкновенная провокация, способная столкнуть их с удивительно похожими, хотя и разными по калибру, её спутниками–быками.
Иннокинтий приземистей брата Фёдора, но явно энергичней своего могучего брата. Скорость поглощения блюд тоже говорит в пользу не четверых, но двоих. Вдруг прибегает официант и легко усаживает Клару на поднос, всучив той в руки посуду и пепельницу, и уносит в подсобку.
Иннокентий кидается выручать  и натыкается на сорокатрёхлетнюю Клару, другую Клару, грузную, но привлекательную. И начинает объяснять ей причину своего визита к её племяннице, а его подружке, тоже Кларе. Спьяну он ранее успел  распространить нелепый слух, им же придуманный, о  смерти своей подружки Клары двадцатитрёхлетней. Изменнице. Они с ней уже сговорились о свадьбе, и – вот те на:  их общая знакомая сообщает ему о её замужестве  предстоящем, отнюдь не с ним.
И он встретил изменницу Клару с  женихом. Она выглядела неприступной, суровой. Жених  - флегматичным, и напрасно на него наговорила знакомая будто он опасен для Кешки. Кешка сам опасен любому.
Но ведь нелепой выдумкой о её смерти, ошалевший от известия о её измене, Кешка отторг от неё себя навсегда. А теперь ждёт опровержения своего же бреда. Это ль не бред? Клара–тётя начинает рассказывать, как «я, дура такая ревновала» её к дяде-алкоголику, мужу своему. Оба плачут, Клара-тётя с Иннокентием. Каются. Входят молодые  в брачных одеждах. Иннокентий облегчённо вздыхает и выходит на площадку, где совершенно неожиданно появляются все Клары разом (откуда на Руси столько Клар?). Они  наскакивают на него и галдят, и пытаются ударить, задавить, плюются, одна задирает подол и мочится ему на туфли.
Дед Иннокентий очнулся и обнаружил себя склонённым над опрокинутым стаканом. Вино течёт по ногам. На лбу цыганский пот. Под носом – не пот. На глазах слёзы.
Сообразил, что наступил новый день,день Клары Цеткин,а поздравлять-то и некого.
И несказанно обрадовался прекращению сновидения; обрадовался,что он, слава богу, холост, жив и здоров. Правда, давно не молод. И похвалил себя за то, что зная во время оно всех привидевшихся ему дам-тёзок, и помышляя  если и не жениться, то что-нибудь подобное изобразить с каждой второй,кроме Цеткин,  далее того не пошёл.
За что и возблагодарил судьбу.
И, странное дело, имя Клара с этого момента навсегда оставило его голову, а если случалось услышать, то звуки его стремительно замещались скороговорочными персонажами и напоминали исключительно о кражах кларнетов и кораллов.
 Ох уж эти сновидения странные  старых холостяков  пенсионеров – ничего в них не понять никаким толкователям.
Воистину, небывалые комбинации былых впечатлений – так  некий умник назвал сны. Кто? – Да шут его знает. Всё разве упомнишь.
А! вот, главное, чуть не упустил спросить, когда мы друг у друга красть перестанем?
                Февраль 2013-го.
                ***