Я купил ей торт и поехал на вокзал, встречать. Я ей – торт, а она мне – того, кого выбрала в замену. Стоит, возбуждённая, обстреливает на поражение словами, которых я не слышу и не могу услышать. Смотрю прямо в глаза; не могу оторваться. Плачет; жестом подзывает его к себе, потерявшегося, стало быть, меня увидев. Прядь волос опускается ей на лоб, после – на искажённое в плаче лицо. Стою под обстрелом неприподъёмных слов, готовый грудью нести удары её кулачков. Подойди, обними её, ну же. Не мои это уж полномочия. Краем глаза вижу – совсем мальчонка; против больших глаз – мои воспалённые, полузакрытые, сожранные морщинами. Женский голос врывается на перрон с объявлением какой-то платформы, какого-то пути. И что теперь? Куда теперь? Она всхлипывает, тяжело дышит, продолжает своё выученное, видимо, обдуманное объяснение. Для чего? Нужно ли оно тебе? Живи, смотри в те большие, влюблённые, открытые миру и тебе глаза; не обременяй себя лишним. Пожалуйста, перестань, это того не стоит, ты знаешь. Стало слишком тесно в пальто; оно душит, губит. Я задыхаюсь.
– На, возьми. – Протягиваю торт.
Так никто уже не делает.