Прошла без малого неделя с того дня, как я принял должность военного комиссара отдалённого северного района нашей замечательной республики.
Вникая в дела, работаю в своём кабинете: перебираю накопившуюся почту, проверяю подготовленные к отправке доклады о призыве, воинском учёте и мобилизационной подготовке.
Когда в полдень сотрудники убегают на перерыв, я тоже, почувствовав, призывное подсасывание в области желудка, надеваю свой оливковый «прикид»: шинель и цигейковую шапку, говорю дежурному: «Я – на обеде» и выхожу на мороз.
Я шагаю в своих лохматых унтах по спрессованному снежному тротуару. Яркое декабрьское солнышко слепит глаза: и сверху – с чистого голубого неба, и снизу (отражённое от белоснежных сугробов). Погода тихая и безветренная. Морозец щиплет за уши и щёки, прихватывает подбородок. Север.
Вынужденно холостякуя по той причине, что жена, беременная сыном, ещё не приехала ко мне, дожидаясь, пока наладится немудрёный быт, я направляюсь в какое-нибудь общепитовское заведение.
Небольшое кафе «Терек», расположенное в стеклянном павильоне советской постройки, держит местный чеченец по имени Арби. Его сын Гилани работает в нём барменом и менеджером зала. Сняв одежду и пристроив её на покосившейся вешалке, я заказываю порцию пельменей и фруктовый компот, и присаживаюсь за ближайшим столиком, в ожидании слушая раздающиеся из динамиков куплеты какого-то молодого вайнахского боевика про войну с Ельциным и всей Россией.
Скучая, лениво глазею на обшитые потемневшим отлакированным багетом стены с безвкусными круглыми панно, на которых изображены яркие стилизованные птицы (а, может быть, цветы).
За соседним столиком сидят две молоденькие девушки, попивающие из белых пластмассовых одноразовых стаканчиков то ли чай, то ли кофе с пирожными. Они негромко щебечут, обсуждая какие-то свои молодёжные дела.
– Пельмени заберите, – выкрикивает бармен и продолжает заниматься своими делами.
Взяв поднос, я снова присаживаюсь и приступаю к обеду, вяло наблюдая за происходящим перед моим взором.
Девчонки собрались уходить, скомкав привычным движением тонкие стаканчики и бросив их на квадратную столешницу…
– Ти что??! – заорал «гордый горец», выбежал из-за стойки и набросился на малолеток, выкрикивая ругательства и толкая их на улицу. Девушки не знали, что в приличных заведениях одноразовая посуда подлежит мойке, сушке и подаче посетителям повторно.
Я, совсем недавно прибывший из Германии, еле удерживаюсь, чтобы не смять свой стаканчик из-под компота. Тут так не заведено…
Выхожу из кафешки, в общем-то сытый. Настроение немного смазано из-за грубого инцидента. Но успокаивает одно – больше в это заведение девчонки не придут, да и меня как-то не тянет. Возвращаюсь на рабочее место.
В правом боку что-то ноет. Не обращая особого внимания на это, шуршу бумажками в прохладе своего кабинета.
Вникая в курс дел и в существующие проблемы, я в эти дни стараюсь задерживаться на работе подольше. Но сегодня что-то идёт не так: боль в правом подреберье – ноющая и какая-то изнуряющая – не проходя ни на минуту, не купируется ни поглаживаниями, ни сменой осанки и положения тела на кресле. Это тревожит тем, что не даёт ответа на вопрос – что происходит?
Наконец, решаюсь сходить в больницу. На часах – далеко за шесть. Почти стемнело, когда я зашёл в приёмное отделение и обратился к кому-то из персонала.
Дежурный врач, положив меня на кушетку, щупает под рёбрами и распоряжается вызвать из дома клинического лаборанта и хирурга на «острый живот».
Я сел на лежанку, ещё мало осознавая, что происходит вокруг моего чрева.
Минут через двадцать в разговоре лаборантки, «прилетевшей по тревоге», и хирурга Баира Галдановича слышу загадочные фразочки вроде: «ураганное по лейкоцитам».
– Идите переодеваться, Семён Петрович, – говорит зашедшая сестричка, выведя меня из фрустрации. Сидя в ожидании, я отвлёкся, наблюдая за тем, как привезли трёхлетнюю девочку, которая плакала, жалуясь на боль в животике, а медики копошились возле неё.
– Зачем? – глупо спрашиваю я.
– Готовим Вас к операции.
– А что у меня?
– Аппендицит, – буднично говорит она, – пошли.
Я лежу голый на хирургическом столе, холодно поблескивающем хромированными деталями. Руки уже пришпандорены к боковинам кожаными ремешками. Подходит Баир Галданович и врач-анестезиолог Владимир Николаевич.
– Сейчас будет пахнуть не очень приятно, – говорит тот, поднося к моему лицу маску с резиновой трубкой, из которой в сторону моего носа уже направляется тонкое облачко эфира, – если будет больно, Вы нам скажете…
«Вы что-нибудь чувствуете?» – доносится до моего сознания откуда-то издалека. Я на мгновение отключаюсь – мне видится, что я стал вдруг очень-очень маленьким – не крупнее горошины и покатился на самое дно какого-то чёрного ящика…
Вокруг меня сгрудились медики в белых халатах. Я говорю им, что я ещё не заснул. Они берут меня на руки и перекладывают с каталки на кровать. Я недоумённо оглядываю стены палаты, освещённые тусклым ночником.
– А что, операции не будет??
– Операция уже прошла, Семён Петрович, – говорит медсестра, накрывая меня простынёй. Я, наклонив голову, мельком вижу наклеенную на живот медицинскую салфетку с розовым пятнышком крови посередине.
Острая боль начинается почти сразу. Пока сестра ещё рядом, я прошу её сделать укол обезболивающего. Она подходит со шприцем и вкалывает промедол в левое плечо.
– Как зовут Вас, сестричка?
– Анастасия Павловна, – слышу я и проваливаюсь в сон.
Через несколько месяцев – на заседании призывной комиссии. В моём кабинете, ярко освещённом весенним солнышком, за длинным столом сидят: зампред главы района Бакуменко, заместитель главного врача Ольга Васильевна, замполит райотдела милиции и я.
В ожидании очередного призывника проходит минут десять, во время которых члены ареопага обмениваются новостями, различными историями из жизни и анекдотами. Замглавы обычно сыплет байками, мент – всё больше молчит и улыбается, Ольга Васильевна рассказывает интересные истории из жизни врачей и пациентов.
Я, в тему и в дополнение к её монологу, вспоминаю о том, как совсем недавно попал на операционный стол к замечательному хирургу Баиру Галдановичу, который сделал свою работу очень качественно.
Лицо Ольги Васильевны озаряется широкой ироничной улыбкой. Мне приятно, что врач доволен похвалой в адрес подчинённого…
– Семён Петрович, – мягко начинает Ольга Васильевна, повернув ко мне своё красивое круглое лицо, – хорошо, что в тот день Баир Галданович был… трезвым.
Она хихикнула, и увидев моё невольное смятение, умиротворённо добавила:
– Но Вы не переживайте, Семён Петрович, эту операцию Баир Галданович делает нормально… в любом состоянии.
Успокоила.