Каббалист

Виктор Печорин
Наша жизнь соткана из предощущений грядущей гармонии. А если этих предощущений нет, то нет и самой жизни, ничего нет.
Авраам Абулафия.

Авраам бен Самуэль Абулафия принадлежал к старинному еврейскому роду Ха-Леви (Галеви), роду левитов - священников Иерусалимского Храма. После взятия римлянами Иерусалима в 70 году и разрушения Храма, предки Авраама вынуждены были бежать в Тунис, где приобрели фамилию Абулафия, что в переводе  с арабского означает: «отец просящих милости». Первоначально это было прозвище, которым одного из предков прозвали местные жители. Во времена завоевания арабами Иберийского полуострова, семейство Абулафии перебралось в Испанию и поселилось в районе Сарагоссы.
Здесь, в городке Тудела Авраам провел свое детство и отрочество, ничем особенно не выделяясь, разве что склонностью к падучей болезни, приступы которой время от времени (не слишком часто) с ним случались. Семья чтила свои корни и придерживалась обычаев предков. Читать и писать Авраама научил его отец Самуэль. Под руководством отца он также изучал Тору и Талмуд, проявляя при этом чрезвычайное  любопытство и жажду познания. 
Авраама ждала типичная судьба еврейского юноши: закончил бы хедер, унаследовал торговый бизнес отца, женился и обучал бы Торе собственных детей.
Однако провидению было угодно распорядиться иначе. Когда Аврааму исполнилось восемнадцать, умер отец, и он был вынужден сам устраивать свое будущее.
Вдохновленный юношеской мечтой, он решился на отчаянный шаг – отправился в долгое и опасное странствование в Святую Землю, землю его предков, чтобы помолиться на руинах Храма в священном Иерусалиме, а может быть найти  чудесную реку Самбатион.
В книгах древних историков Иосифа Флавия и Тита Ливия Авраам вычитал об удивительном свойстве этой реки: будто бы она  течет бурно и обильно ровно шесть дней, а на седьмой совершенно иссякает, представляя собой сухое русло. А затем воды ее опять начинают течь как ни в чем не бывало. Вследствие этого речка получила название Субботней (Самбатион), по имени священного седьмого дня, празднуемого иудеями.
Объяснение необычайного свойства реки Авраам обнаружил в трактате «Санхедрин». Если верить этой книге, римский наместник Тиний Руф однажды спросил мудреца-великомученника Акиву, почему иудеи празднуют субботу, которая ничем не отличается от других дней недели, на что рабби Акива ответил: «Река Самбатион течет шесть дней, а в седьмой прерывается течение, и она отдыхает, соблюдая повеление Всевышнего о всеобщем отдыхе от труда в день субботы».
Чудесное свойство реки не исчерпывает, однако, всех ее тайн. По преданию ассирийским царем Салманнасаром были некогда уведены в плен десять колен Израилевых, и поселены они были в некой неведомой далекой стране. А страна эта – та самая, через которую протекает река Самбатион. Стало быть, если найти реку, то, возможно, удастся отыскать и потерянные колена Израилевы! 
Да, именно такую амбициозную задачу поставил перед собой 18-летний Авраам Абулафия.
В 1262 году он прибывает морским путем в Акку, тогдашнюю столицу Иерусалимского королевства. В те времена Акка сделалась популярным центром еврейской учености. Всего двумя годами раньше сюда переехала из Парижа иешива рабби Иехиэля вместе с 300 учениками. Не удивительно, что Абулафия нашел здесь своих единоверцев и даже единомышленников, которых он заразил своей идеей. Вокруг него сплотилась группа молодых людей, готовых следовать за ним на поиски реки Самбатион.
Однако древние историки не сходятся во мнениях относительно местоположения реки. Их сведения противоречивы. В «Берешит рабба» отмечено, что десять колен Израилевых были поселены в далекой стране по ту сторону Самбатиона. А Иосиф Флавий утверждает, что река находится посредине между Аркеей (на свевере Ливана) и Рафанеей (в Сирии). Похоже, Флавий явно тут напутал или же сознательно исказил истину. Еще раз перерыв источники, Абулафия наткнулся на свидетельство Петахии Регенсбургского, который поместил Самбатион на расстоянии десяти дней пути от гроба Иезекииля, возле Багдада. Это свидетельство, по мнению Абулафии, заслуживало наибольшего доверия из всех прочих. Именно туда, в сторону Багдада он и намеревался отправиться со своими новообретенными друзьями.
Этим планам, однако, не суждено было исполниться. В те времена Святая земля более всего напоминала мешок со змеями: здесь все кишело изменами, враждой и смертью. Мусульмане усиливали натиск, захватывая одну крепость за другой. С востока по отчаянным просьбам папы в мусульманские области вторглись монгольские орды хана Хулагу. Египетский султан Кутуз нанёс поражение монголам в битве при Айн-Джалуте и овладел Дамаском и Халебом. При этом в стане самих крестоносцев продолжались бесконечные распри и раздоры. Покидать мощные стены Акки в такой обстановке было подобно самоубийству. Местности, которые намеревался посетить Абулафия, оказались совершенно недоступны: ни удерживаемый турками Иерусалим, ни, тем более, Багдад. 
Охладев к своим географическим затеям, Абулафия, однако нашел здесь, в Акке, новое увлечение.
«Господь свел меня с неким Божьим человеком, каббалистом, который наставил меня в началах каббалы, - пишет он в своих мемуарах. - Поначалу путь тайного учения показался мне слишком невероятным, почти невозможным. Тогда мой учитель (звали его Барух Тагарми) сказал мне: «Сын мой, почему ты отвергаешь то, чего ты не испытал? Гораздо больше подобало бы тебе испробовать это. Если бы затем ты заключил, что путь сей бесполезен для тебя, тогда только ты мог бы сказать, что это бессмысленно». После сих слов я стал рассуждать в душе: «Я могу здесь только обрести, а не потерять. Посмотрим, найду я что-нибудь во всем этом, значит, это будет чистым выигрышем для меня, а если нет, то мое останется при мне».
Тагарми обучал Авраама способу перестановок и комбинирования букв, мистике чисел и другим путям соединения с Божественным. Комбинации букв священного Писания не были для Тагарми самоцелью, а скорее объектом медитации. Он учил более полагаться не на правила комбинаторики, а на освобождение воли и сознания.  Абулафия оказался способным учеником и вскоре превзошел в этом искусстве своего учителя.
  «Когда минули два месяца и мысль моя освободилась от всего вещественного, - писал он, - я осознал, что во мне происходит нечто странное». С этого момента он начинает практиковать самостоятельно и открывает собственную технику медитации на комбинациях и перестановках букв. Собственную Каббалу.
Ночи напролет Абулафия посвящает этим занятиям, все выше и выше восходя к вершинам духовного созерцания. В одну из ночей, отмечает он, «сила медитации настолько возросла во мне, что я не успевал записывать комбинации букв, которые сами собой лились из-под моего пера, и если бы при этом присутствовали десять человек, то и они не смогли бы записать такого множества комбинаций, какое являлось мне во время притока Божественного разума».
В этом и заключалась конечная цель Каббалы Абулафии: войти в состояние общения с Высшей силой, позволив ей овладеть собой, и получить от нее ответы на самые сокровенные вопросы бытия, зафиксированные в виде комбинаций священных букв.
Он заметил, что наиболее удобное время для этого – вторая половина ночи, когда тело слабеет, позволяя Божественной силе овладеть им.  Поэтому ночь стала его излюбленным временем для практики.
Отточив свое искусство на различных словах Священного Писания, в одну из ночей Абулафия, невзирая на предостережения учителя,  приступил к перестановке и комбинированию частей Великого Имени Божьего, состоящего из семидесяти двух имен.
Однако то, что он увидел, когда Шхина, Божественная сила или Слава Господня овладела его разумом, сильно испугало его.
«Буквы приняли в моих глазах вид огромных гор. Меня обуяла неуемная дрожь, силы оставили меня, волосы мои вздыбились, и я почувствовал себя так, как если бы я покинул сей мир. Я тут же упал, ибо из-за совершенной разбитости не мог держаться на ногах.
И вот некое подобие речи родилось в моем сердце и дошло до моих уст, понудив их прийти в движение. И я помыслил: «Не вселился ли в меня, помилуй Боже, дух безумия?»
Он едва не сошел с ума той ночью. Однако дух исследования не покидал его. Не было ли это случайностью? – подумал он. Как убедиться в том, что медитация на Божественном Имени приводит к такому эффекту?
Когда покинувшие его силы вновь вернулись к нему, он встал, и, невзирая на страшную усталость, вновь занялся Именем, - и оно опять оказало на него такое же воздействие. Но он не поверил себе, пока  не испытал этого четыре или пять раз. Только теперь он убедился, что выявил закономерность и нашел метод воссоединения со Шхиной, Славой Божьей, которую христиане называют Святым Духом.
Встав утром, он рассказал обо всем происшедшем учителю.
«Кто позволил тебе касаться Имени? Разве я не наказывал тебе переставлять только буквы?» - пришел в негодование наставник.  А затем, остыв, признал: «Если ты не врешь, то, что с тобой произошло является поистине высокой ступенью в степенях пророчества».
Тагарми, видя в каком состоянии находится ученик, хотел освободить его от этого. Но Абулафия попросил его о другом. Он не хотел, чтобы дверь в иной мир, только что открывшаяся ему, вновь захлопнулась. Он хотел лишь научиться управлять явлением, с которым он столкнулся, и которое его столь же пугало, сколь и манило. 
«Во имя Неба,  - взмолился он, - не можешь ли ты немного укрепить меня, чтобы я мог вынести силу, восстающую из моего сердца, и принять исток ее, ибо она весьма напоминает источник, наполняющий водою вместительный бассейн. Если человек, не имеющий для этого надлежащей подготовки, откроет шлюз, то воды источника затопят его, и душа покинет его».
 «Сын мой, - ответил Тагарми, понимая, что Абулафия достиг вершин гораздо более высоких, чем те, что покорились ему самому, -  этой силой может наделить тебя только Господь, ибо человек не властен над ней».
Тагарми был прав: смертный может, преодолев ряд этапов и преобразовав самого себя,  приблизиться к входу в иной мир, но дверь в этот мир открывается… с той стороны. 
Та ночь была первым прорывом Абулафии за пределы земного круга, его первым Откровением.
«Я напряг свою волю и дерзнул выйти за пределы своей познавательной способности» - вспоминал он.
С этого момента его жизнь ему уже не принадлежала. 
Впоследствии, когда его спрашивали, от кого он получает свои Откровения, он отвечал, что это магид («тот, кто говорит») – божественный спутник и наставник, проявляющий себя посредством голоса, и что для него этим магидом была Шхина, дух Божий.
А пока что, подавленный и поглощенный новизной и необычностью ощущений, скованный страхом неизвестности и опасением лишиться рассудка, он мало что успел разглядеть из того, что было ему показано.
Но он ведь не собирался ограничиваться только этим первым опытом.  Вдохновленный первым успехом, он продолжает свои занятия с  еще большим упорством. И они начинают приносить свои плоды. Абулафии открываются знания, недоступные обыкновенному человеку. А вместе с ними - приказ донести эти знания до всех людей.
Отдавая ночи мистическим практикам,  днем Абулафия  обдумывал и записывал результаты ночных бдений, скрываясь в уединенной пещерке на горе Кармель, возвышающейся над Аккой.
 «Большая часть видений, явленных мне на вершине горы Кармель, - напишет он позже, - основывается на Имени Божьем и его гносисе и на новом небывалом Откровении, подобного коему не было от Адама и до этого времени».
«Всякая низшая форма существования имеет свой прообраз (дмут).
Прообразы вплетены в занавесь, расстеленную перед Престолом Славы. Эта занавесь состоит из синего пламени и окружает престол (Духовный мир – Авт.) со всех сторон.
Прообраз есть глубочайший источник скрытой жизненной силы души.
Судьба каждого существа заключается в его прообразе и каждое изменение в его состоянии имеет свой прообраз.
Не только ангелы и демоны черпают свое предвидение человеческой судьбы из этих прообразов; пророк также способен увидеть их и через это узнать будущее. О Моисее не случайно сказано: Господь показал ему прообразы».
Как и многие пророки,  Абулафия вскоре столкнулся с тем, что люди, с которыми он хотел поделиться полученными им знаниями, вовсе не жаждали принимать этот дар. Слишком уж новыми, непривычными и намного опережающими свое время были эти знания, превосходящие  тесные рамки средневекового мышления.
Не найдя понимания и необходимого покоя в столице крестоносного королевства, раздираемой внутренними противоречиями, соперничеством генуэзцев с венецианцами и иоаннитов с тамплиерами, жители которой были более озабочены собственным выживанием, чем исследованием Божественных тайн, Абулафия покидает Акку и морским путем направляется в Грецию, а затем в Италию и на Мальту, не прекращая своих занятий, и везде ища учителей и единомышленников.
 «Пребывая в Италии и затем на острове Мальта, - пишет он в своих записках, - я познал истинное имя Святого [так каббалисты именуют Бога – авт.], будь благословен Он, и имел многократные видения (особенно часто они посещали меня на Сицилии)».
Наличие видений свидетельствовало об успешности применяемой им технике медитации. Однако его скептический ум заставляет его задуматься об источнике этих видений.
Абулафия пытается анализировать свои видения и приводит к выводу, что они могут иметь разные источники. Одни из них, истинные Откровения, исходят от самого Бога посредством Шхины (Святого Духа), а другие посылаются демонами, специально чтобы сбить его с толку. Ему так и не удалось разобраться в природе тех и других видений и найти объективный критерий их различения. Абулафия оценивал их исходя из их содержания и своих ощущений при получении этих видений.
В 1270 году он вернулся в Испанию и, обосновавшись в Барселоне, прожил там три или четыре года, практикуя каббалу. Здесь он нашел благоприятную почву для своих занятий, а также немало последователей и учеников, среди которых были Моше из Бургоса и Иосиф бен Авраам Гикатилла .
«Необходимо снять печать с души,  - советовал Абулафия своим ученикам, - развязать узлы, опутавшие ее. Вы должны освободить душу от оков чувственного мира… Повседневное бытие заполняет душу множеством чувственных форм. И так как душа заполнена и даже зачастую переполнена ими, то ей невероятно трудно воспринимать божественные явления и духовные формы. На душу наложены печати, предохраняющие ее от восприятия божественного потока, который струится и омывает душу со всех сторон. Ты должен научиться сосредоточиться и развязать узлы. Таковы необходимые условия, при которых достигается Откровение».
«Истинно пророческий дар пробуждается лишь после того, как «я» тайновидца растворится в Едином. Вот почему высочайшая, пятая ступень восхождения души именуется «йехида» – совершенное единение».
По словам Иосифа Гикатиллы, хотя поначалу наставления Абулафии были для него сложны и непонятны, в конечном итоге, следуя советам учителя, он овладел его методом и испытал единение с Шхиной. Правда, случилось это уже после исчезновения Абулафии.   
У нас имеется уникальная возможность ознакомиться с конспектом учения Абулафии, преподанного им своим ученикам. Этот конспект записан Гикатиллой в 1270 году, а затем помещен им в примечания к своему трактату «Врата света»: 
«Святой, будь благословен Он, и Шхина суть единое целое, даже когда они разделены. Их совершенное единение (йихудим) – в этом и заключен смысл всего, что существует. Все ради этого. Ради блаженства высшего соединения.
Если и есть счастье, если и есть восторг, то они именно в этом – в совершенном единении, в божественном соединении (йихудим елоним) Святого и Шхины.
Живя, поступками своими, мы должны соединять Священного и Благословенного со Шхиной.
Шхина временно отделена, отдалена от Святого. Наш долг – восстановить пошатнувшееся единство… До окончательного восстановления гармонии еще слишком далеко – оно еще слишком несбыточно в наше темное, грешное, дикое время… Но мы можем приближать это соединение, а можем отдалять его, грехами своими загоняя Шхину еще дальше в изгнание. Так что от нас зависит не так уж и мало. Своими деяниями мы определяем судьбу этого мира…
Достигший cовершенного соединения (йехиды), исполняется Шефы, истечения божественной благодати, и почитается пророком. Достигнуть в себе соединения Святого со Шхиной – вот истинная цель.
Шхина есть Врата Света. Свет состоит из живых, шевелящихся сгустков энергии, из крохотных световых существ, сцепленных друг с другом. Шхина принимает в себя Божественный Свет, пронизываясь и насыщаясь им. Божественный же свет есть семя творения. Этот Свет относится непосредственно к Божественной Сущности, как она воспринимается в мистическом созерцании.
Ищи постоянно, друг мой, царство блаженства, ищи Врата Света, готовые принять потоки световых существ».
Однажды майским утром 1270 года после ночной медитации Абулафия собрал в своем домике на окраине Барселоны учеников, адептов своей доктрины, числом до сорока, и поведал, к их изумлению и совершенному восторгу, что в полночь к нему явилась Шхина и объявила его пророком Всевышнего и Мессией, который вернет евреям милость Бога и восстановит Соломонов храм.
В предисловии к «Книге Свидетельства», основная часть которой утеряна, он сравнивал себя с пророком Йешаяѓу, или Исаией: «Дважды окликнул меня голос: «Авраам, Авраам…».  Я ответил: «Вот я!» После этого голос наставил меня на истинный путь, пробудил из дремы и вдохновил записать нечто новое».
Эти слова, буквально повторяющие стихи Торы (Брейшит, 22:11) и книги пророка Йешаягу (Ис 6:8), как и пророчества Абулафии, навлекли на него гнев духовных лидеров еврейства и «ортодоксальных» каббалистов. В их лице он нажил себе влиятельных противников, таких как Шломо бен Авраам Адрет, обвинивший его в провозглашении себя самого Мессией.
«Они называют меня еретиком и безбожником, потому что я решил поклоняться Богу в истине, а не блуждать, как они, в потемках, - с горечью отмечал Абулафия. - Погрузившись в бездну, они и им подобные были бы рады впутать меня в свои суетные и темные дела. Но, Боже упаси, чтобы я променял путь истины на путь лжи».
Несмотря на противодействие со стороны ортодоксов, он начинает открыто проповедовать о своем мессианском призвании в течение последующих трех лет,  а на четвертый покидает Испанию и перебирается в Капую, где он нашел много единомышленников, убежденных в его мессианстве.
Странствуя по Италии и Греции он повсюду распространял свое учение.
В 1279 году на греческом острове Патрас он написал книгу Сефер га-яшар («Книга Праведности»), которую направил своим единомышленникам в Испании, и в том же году через Трани вернулся в Капую по приглашению учеников.
В 1280 году, следуя внутреннему голосу, Абулафия решается на чрезвычайно рискованный шаг. Он отправляется в Рим чтобы обратить папу… в иудаизм,  рассказать ему о страданиях еврейского народа, просить облегчить его участь, а также освободить для евреев Святую Землю. Этот, на первый взгляд, скандальный поступок в контексте эпохи был вполне ожидаемым. Идея близкого пришествия мессии буквально носилась в воздухе. Ее высказывал, например, Моше бен Нахман во время диспута с вероотступником Пабло Кристиани, заявив: «Когда наступит конец дней, Мессия по Божьему повелению явится к папе и попросит его освободить свой народ, и только тогда, но никак не раньше, поверят в его пришествие».
К папе новоявленный пророк должен был явиться в канун еврейского Нового года, 5041 по еврейскому летоисчислению и 1280 от Рождества Христова. Когда до папы Николая III дошли вести о цели визита Абулафии, он отдал приказание сжечь фанатика на костре, как только тот приблизится к папской резиденции в Сориано. Костёр был уже приготовлен перед внутренними воротами. 22 августа Абулафия прибыл в Сориано и прошёл через внешние ворота. Однако при входе в город он узнал, что папа умер предыдущей ночью от апоплексического удара.
Он вернулся в Рим, где его схватили и удерживали в своем монастыре францисканцы, но, по прошествии 28 дней, был отпущен. В память о своем чудесном спасении и сопутствовавших этому видениях Абулафия написал «Книгу Свидетельства».
Последователи Абулафии встретили его как триумфатора и предложили ему укрыться от преследователей на Сицилии, где он был объявлен пророком и Мессией. Здесь в течение следующих десяти лет он  создал целую россыпь своих мистических творений: «Хаей Олам ѓа-ба» («Книга о вечной жизни», 1280), «Ор ѓа-сехель» («Свет разума», 1285), «Имрей шефер» («Слова красоты», 1291), «Сефер ѓа-церуф» («Книга о комбинировании», 1291). В этих книгах записаны Откровения Абулафии, которые прежде он обычно передавал изустно, а также  советы по применению открытой им медитативной техники.
Свои труды он посвящал тем, кто найдет в себе смелость и волю последовать его путем. В том числе и нам, людям будущих времен. За семьсот лет, истекшие с тех времен его советы не потеряли своей актуальности.
«Необходимо полностью забыть себя. Вы должны просто стать ухом, слушающим, что говорит в вас вселенная Божьего Слова. Но как только вы начнете слышать в себе только себя, немедленно останавливайтесь. Необыкновенно опасно слышать в себе только себя.
Явление Шхины есть символ глубочайшей внутренней концентрации, достигаемой в ходе упорной медитации.
Дыхание становится настолько сосредоточенным и медленным, что его почти невозможно различить. Этот уровень медитации я называю «Обиталищем духов».
Вступив в эту стадию, вы можете встретить эфирную форму себя самого. Но если вы не будете предельно осторожны, встреча с мысленной проекций своего «я» может причинить вам немалый вред».
Среди прочих пророчеств, было предсказано им наступление Мессианской эры в 5050 году (1290 от Р.Х.). Многие поверили этому и готовились к переселению в Святую Землю, однако, похоже, пророчество касалось не судьбы мира, а его собственной.
Во всяком случае, после 1291 года следы Абулафии совершенно теряются.
Что с ним сталось?
Скептики утверждали, что подорвав свое здоровье едва не ежедневными ночными бдениями, сопровождающимися крайним напряжением душевных и телесных сил, Абулафия умер от нервного и физического истощения в возрасте около 50 лет. Но если бы это было так, это конечно было бы известно его ученикам и последователям на Сицилии. Был бы известен год и день его кончины. Осталась бы его могила.
В Барселоне и в других городах Испании ходили слухи, что в награду за свое великое пророческое служение Авраам Бен-Самуил Абулафия, как и некогда праведный Энох, был вознесен на небеса.
Рискнем утверждать, эта версия, которую многие сочтут легендарной, ближе к истине.
Совершив свое восхождение по трудному пути духовного развития, Авраам Абулафия дошел до самого конца и испытал пресуществление из человека телесного и смертного - в духовное существо. После этого физическая оболочка перестала быть для него необходимостью и превратилась в обузу, препятствующую окончательному освобождению. Входя во врата своей Святой Земли – Духовного мира, он без сожаления покинул ее, связав присутствующих при этом самых доверенных учеников обетом молчания. Он поступил при этом так же, как Лао-цзы, который, достигнув вершины восхождения и оставив нам записи своих откровений, отправился в свое последнее путешествие.