Гарнизонные

    
        Коммуналка в военном гарнизоне. Длинный коридор с двенадцатью выходящими в него дверями. Двенадцать семей. Всего на втором этаже проживает пятьдесят один человек: двадцать девять взрослых и тридцать один - дети разного возраста, привыкшие к «кочевой» жизни и хорошо знающие, как себя вести, чтобы не мешать соседям.
     Узкая длинная кухня, в которой много места занимает печка с шестью конфорками. Она редко используется, только во время стирки. Бельё - не знающее, в то время, моющих порошков и стиральных машин, вываривалось в двадцати-литровых кастрюлях-баках. На тёрке измельчалось хозяйственное мыло и иногда в воду, для придания белью белизны, добавлялся нашатырный спирт.
     Вплотную друг к другу стоят двенадцать табуреток, на каждой примус, керогаз или керосинка с двумя фитилями. Запах керосина, теснота - мало раздражают  бывалых женщин, разве, как обычно, заводится одна, которая  устраивает склоки.
     Нас у родителей трое:  самая старшая - я - ученица шестого класса. Серёжа- шести лет, Витя – три с половиной годика.
Мама всегда с нами, папа на службе, на бесконечных дежурствах. Отца мы видим поздними вечерами, мама не может нас уложить спать до его прихода.
     Папа нас балует, читая вслух. Появился новый роман Шолохова - «Поднятая целина». С увлечением слушаем. Папа, обладая некоторыми актёрскими способностями, легко превращает чтение романа  в некий моноспектакль. Неудержимо хохочем  над проделками, суждениями деда Щукаря; а как звучат слова взбунтовавшихся женщин, поселившихся жить в конюшне:
     - Мы вам не какие–нибудь …, а мужние жёны!
     Однажды осенью родители отправились за грибами. Уже за полночь, а их нет. У меня истерика. Рыдая в голос, подняла всех на ноги. Матросы отправились их искать. А они вдруг сами объявились. Идут усталые, а на плечах у папы, свесив ноги, сидит кто-то белый ... без верхней части тела и без головы. Оказалось, что это... кальсоны с подосиновиками. Заполнив корзинку и ведро, находчивый папа не захотел расставаться с удачей. В городке долго вспоминали их поход. 
      Наша неутомимая хлопотунья, любимая мама, попадает в госпиталь. Вся домашняя работа падает на меня. Готовить я могу ещё очень немного, но мы не голодаем. Со стиркой проблема. Уже использованы все чистые комплекты постельного белья, а мамы всё нет. Я решилась постирать сама. При маминых стирках я всегда была рядом  - помогала. Растопив печку, встав на табурет, поставила бак, загрузила постиранное в корыте на стиральной доске бельё, долго размешивала его, чтобы пена не попала на плиту. Тётеньки помогли снять и переставить бак. Натаскав ведром холодной воды, прополоскала бельё и, как могла, отжала из него воду.
    Верёвок между деревьями натянуто много. Повесила на самую низкую, до которой смогла дотянуться, подпёрла длинной палкой – пусть простыни и пододеяльники  трепыхаются  на ветру. Поторопилась приготовить обед.  Варю суп с грибами  и слышу вопль:
    - Кто посмел на мою верёвку бельё повесить?
 Это тётка Фрида, жена подполковника, крик подняла.
Смотрю в окно, а она моё мокрое бельё с верёвки сбрасывает. Стою, реву. Наши женщины, долго терпевшие её капризность и склоки, сплочённой толпой  накинулись на обидчицу. Имея повод - высказали ей всё о её  «колхозном» происхождении и о неимоверных амбициях, сплетнях и заносчивости. 
     - Твой муж - подполковник, а не ты. Вначале научись свои локти отмывать и уши с мылом мыть. Хорошего мужика позоришь! Стерва, кого обижаешь…?
     Вся в папильотках - Фрида, боясь, что её отлупят, убежала в свою комнату.   
     Вновь переполоскать бельё помогли мамины подруги. Хорошо отжали и развесили его сушиться на своих верёвках.
     Папе о происшедшем я ничего не рассказала. Зачем его расстраивать? Пока мамы не было, читать нам он перестал.
     Однажды, посеревший от переживаний, папа велел мне приодеть мальчиков:
     - К маме поедем.
     Я погладила чистые рубашонки для братишек, своё школьное платьице, повязала алый галстук. Оделись. Автобус доставил нас в областной город - Калининград. Шли мимо разбитых войной домов, огороженных заборами. Трамваем  подъехали к воротам госпиталя. Здесь увидали стайку карликовых кур, возглавляемую ярким петушком.
     Младший брат Витя кинулся к ним.  Игрушечно-живые куры - врассыпную, а боевой петушок бросился защищать свой гарем. Папа спас братишку от налетающего на него петуха.   
     Тихо вошли мы в палату к маме. Это по её просьбе врач позвонил в часть и попросил, чтобы папа привёз детей.  Диагноз был неутешительным и она хотела нас увидеть… чтобы проститься.
     На наше счастье в госпитале оказался профессор, по фамилии Шор, сумевший выдернуть маму из лап костлявой. При беседе профессора с мамой выяснилось, что он - друг её двоюродного брата, с которым прошёл всю войну и переписывается до сих пор. Маму подлечили, она вернулась к нам домой.   
     Мои братишки вместе со сверстниками заняты были  «гарнизонной» жизнью. Они знали все физические упражнения, выходили с матросами на утреннюю зарядку. Возвращались домой перемазанные машинном маслом, их было не оттащить от гаражей. Матросы всегда строем, с песней ходили на обед, а впереди вышагивали мои перемазанные  братишки в «шофёрских» штанах.
   "Гарнизонные" дети того времени много читали,  "пропадали " на спортивных площадках, катались на  велосипедах. Посмотрев французский фильм  "Три мушкетёра", лихо сражались, взяв в руки ветки. Однажды с подружкой Алей мы читали  книгу М. Сервантеса «Дон Кихот». Ведь совсем не смешной роман, скорее печальный, а мы  умирали со смеху над действиями  Ламанческого и его толстого слуги Санчо-Панса.   
      Как-то поздно вечером нас с улицы позвала мама. Младшие не послушались. Мы уже поели, а их нет. Они в казарме  развлекали матросов. Появились очень поздно.
     Мама им не открывает дверь:
     - Где были, там и спите.
     Сергей заплакал, а младший:
     - Там отбой уже, что нам, как сойкам, на дереве спать?
     Посмеявшись - впустили  бродяг.
   Раньше  за играющих на улицах ребят не волновались, как сейчас. Мы были в безопасности.