роман Юденич. Снежный штурм

Апарин Владимир
Глава 1

В это истории так много белых пятен, что с расстояния в 100 лет она видится одним белым пятном. И в ней не поставлена точка… А значит что-то всё ещё происходит.
Вселенная любит симметрию и если она нарушена, то стремится любыми способами восстановить гармонию. Поверьте, в человеческом обществе это происходит гораздо быстрее. Как же иначе, мы – часть космоса. И вот иногда находится часть, которая иногда перестаёт отвечать этим принципам и совершает такое, за что приходится долго-долго расплачиваться.
Двадцатый век тем и отличается, что уж очень часто находилась такая «часть» и очень быстро расплачивалась. Это была «болезнь всего человечества», как сказал Сергей Петрович Капица. Первыми ею переболели турки и их двоюродные «братья» азербайджанцы. И было бы это их личным делом, но вот живут эти части космоса в самом густонаселенном месте Земли, в Малой Азии и на Кавказе! И пострадали от этой болезни ближайшие их  соседи – армяне. Первыми, в ХХ веке! Это был такой силы исторический случай, который на глазах у всех полностью изменил целый народ. Они стали задумчивы и печальны.
Но началось всё гораздо раньше.
Наступал 1900 год. Северная столица Российской империи встретила его балами, фейерверками, необычной стужей – замёрз Финский залив, и несколькими пожарами, а также зрелищами зимнего тушения их.
Серёжа Тихомиров, четырёхлетний сын надворного советника Льва Станиславовича Тихомирова и Юлии Александровны, урождённой Фон Югенсбург. Встретили его посреди проезжей части улицы на бесчисленных узлах, коробках и перевёрнутых креслах. Его не  пугал этот человеческий гомон, запах лошадей, сердитые усачи в блестящих шлемах и длинных шинелях, молодецким покриком раскатывающие ленты брезентовых шлангов. Мама, закрывающая ему уши во время этих покриков, боявшаяся, что чадо их тут же запомнит. Визг прислуги Стеши, когда стали лопаться стёкла окон. А главное, необычное озарение и всеобщий стон собравшейся толпы, когда пламя вырвалось наружу. Горел Серёжин дом!
Но страшно совершенно не было, было весело.
- О, Господи! Что же такое делается?! – Стеша взяла Серёжу на руки, - дом горит, а дитя радуется! Вот попомните моё слово, барыня Юлия Александровна, не к добру это! Серёжу надо унести с улицы.
- Да я что-то растерялась, Стешенька, унеси, голубушка.
- Да куда же?
- Да хоть в парадную Суденцовых.
- И то, - вздохнула Стеша и двинулась в сторону соседской четырехэтажки.
Последнее, что увидел из пожара Серёжа, это выглядывающие с верхних этажей их дома жильцы. Они висели в окнах как елочные игрушки и как рыбы ловили ртами свежий воздух. К дому кинулась толпа встречать прыгающих…
Серёжин папа Лев Станиславович Тихомиров был надворным советником горного департамента Его Величества горной коллегии, и большую часть своего времени разъезжал по городам и весям необъятной империи, проверяя и контролируя. При всеобщей коррумпированности чиновничьей составляющей гигантского государственного механизма, что-то всё-таки происходило, а следовательно, и кто-то всё-таки работал!
Папа Серёжи был работягой и старался честно выполнять свои обязанности. А кто везёт, на том и едут. Выходец из обедневшей дворянской семьи, Лев Станиславович, вёз! И только поэтому его семья осталась с 31 декабря на 1 января на проезжей части Елоховской улицы. Будь он дома, Серёжино любопытство было бы удовлетворено. Ему папа спокойно мог показать как устроены фонарики на новогодней ёлке, а не само чадо бы полезло удовлетворять своё любопытство. А так, Серёжу выдернули из-за взявшихся весёлым огоньком, портьер прибежавшая с кухни и почуявшая дым Стеша, а вослед завалилась на бок горевшая с рёвом, как факел, ёлка.
Я не сторонник теории жёсткой судьбы. Человек для чего-то космосом предназначен и освобождён от пут предопределённостей, но какая-то колея всё-таки существует. Судите сами… Погорельцев тут же приютила мадам Суденцова. Их вселили в громадную пустующую угловую квартиру второго этажа. Занимал её в своё время на то время покойный профессор химии Пётр Петрович Шнекк. Он всю жизнь преподавал в Петербургском Императорском горном институте. Фамилия Петра Петровича соответствовала своему передовому значению, профессор был одинок и всю интересную работу тащил домой. Квартира была филиалом химического кабинета института и так пропиталась запахами, что после перехода Петра Петровича с этого света на тот, мадам Суденцова испытывала огромные трудности со сдачей в наём. Вернее, квартирантов не было вовсе. Но теперь всё совпало. И Лев Станиславович был в восторге, профессор Шнекк был в своё время его любимым преподавателем, да и квартира устраивала. В общем, как в поговорке, не было бы счастья, да несчастье помогло. Все были довольны, особенно маленький Серёжа. Поначалу никто не обратил внимания почему. Когда заметил особый интерес к оставшимся от старого профессора шкафам, было поздно. Молодой человечек уже стал на стезю своей судьбы – попал в колею.
Но это было позже. А пока 1900 год, отсалютовав салютами и фейерверками по столицам и застольями по весям и провинциям, удивил весь свет небывалым чудом. Это была Всемирная Парижская промышленная выставка! Человечество восхитило себя грандиозными достижениями! Это была сверка часов и возможностей, целых государств, а по Гамбургскому счёту, целых цивилизаций! И, увы, восточная цивилизация опаздывала. Когда парижане и их гости, встречаемые гостеприимным президентом Французской Республики Лубе, раскатывали на движущихся тротуарах со скоростью 8 километров в час, наслаждались ощущениями с Эйфелевой башни или погружались в урбанистические недра Парижского метро. Русские гостеприимно вывалили на обозрение километры сыра, масла, копчёной свинины, выставили небывалых коров, лошадей, груды осетров, бочки водки, ковры, пушнину, золотые изделия Фаберже и всего-всего-всего. Наши угощали и искренне радовались, гости ели, улыбались и очень сильно возбуждались, щёлкнув пальцами и хищно сузив глаза. Еды было вдоволь, но не было паровозов, станков, оборудования и не было … учебных заведений. А так как было вбито с материнским молоком в головы всех этих юнкеров, бауэров, джентльменов – от любого свинства можно отрезать кусочек ветчины, нужно было нашим понимать, что они будут этот кусок когда ни будь да отрезать.
Превосходство западной цивилизации было подавляющим. На Парижской выставке это было видно невооружённым глазом. И невооружённый взгляд стал катализатором … для срочного вооружения всех участников этой мирной выставки. Слишком большой был перекос, слишком тесные были границы лидеров, слишком быстры темпы их  роста и слишком медленны были аутсайдеры. Очень беспечен был главный аутсайдер, успокоившийся в своих гигантских просторах, сытой жизни, лопавшийся от удовольствий элиты. И Вселенная наказала восстановлением симметрии через четырнадцать лет.
А пока маленький Серёжа смотрел далёкий сон и от переживаний шевелил губами…