Оборотень. Часть первая

               
Целых три часа без остановки я ехал по уже знакомой мне дороге, по необычно-пустой дороге. Именно сегодня, в пятницу вечером, 13-го июня, она показалась мне такой необычно-странной.
В какие-то моменты меня иногда даже пронизывали необъяснимые и странные мысли от того, что я видел вокруг. Раньше такого невероятного и непривычного пейзажа здесь никогда не было.
Это шоссе мне хорошо знакомо. Я знаю каждую ямку и каждую трещинку. Несколько раз в году я езжу по нему уже на протяжении двенадцати лет, но сегодня на этой дороге что-то не так. Эту дорогу словно подменили! За стеклом диковинно-странный, я бы даже сказал удручающий и скорбный пейзаж.
Выехав прилично за город, вижу вдоль дорожного полотна стоят только лишь чахлые сухие, безобразно-скрученные стволы деревьев. На абсолютно голых ветках висят плотные, косматые клоки сухой желто-белой травы. На многих деревьях виднеется содранная кора. Была эта кора содрана жестоко и откровенно по-зверски, это видно сразу. Длинными, метровыми кусками, оголяя белёсое волокно висели рваные куски темно-коричневой древесной плоти. А ведь совсем недавно тут были густые кусты у обочины, густая листвы на деревьях, и высокая, сочно-зеленая трава кругом. Тут росло множество пушистых одуванчиков, бело-желтых ромашек и стояли оранжевые поля с огромными подсолнухами и ярким почти метровым люпином.
Сейчас почему-то всё опустело. Подсолнухи кажутся издали обгоревшими и уродливо-скрюченными спичками, вся трава вокруг черная, словно сгорела! Как так?! Что случилось с природой?!
Словно какой-то ужасный, какой-то дьявольский смерч невиданной силы промчался по округе превращая все живое в мертвое и вырвал с мясом все, что можно не брезгуя ничем, пожирая, поглощая, разрывая в клочья и уничтожая все то милое, и все то прелестное, что дорого любому человеческому взгляду.
Я вижу вокруг серые и унылые поля и луга. Вместо юрких, веселых птиц и большекрылых белых аистов надо мной высоко летают огромные стаи крикливых, черных ворон. Их сотни, а может и тысячи!  Они летают высоко, большими, темными пятнами сразу в нескольких местах, закрывая собой небо. Что или кого они высматривают на земле? Их противное карканье было слышно даже в салоне машины.
- Может я не туда случайно заехал? Может ошибся? Может это просто все сниться мне? – мелькали такие мысли в моей голове.
Вместо привычных теплых, приятных солнечных лучей с неба, я вижу только лишь какую-то мерзко-сизую дымку. Она низко стелется и ползет по черной земле до самого горизонта, как ядовитая змея во время линьки.
Именно этот вид давно-знакомой местности и вызвал у меня некоторое временное недоумение.
Но все же, почему-то не придавая этому странному пейзажу какого-то особого значения я, занятый своими мыслями и наслаждаясь музыкой из динамиков продолжал ехать, спокойно, вдумчиво и без остановок.
 Сегодня я ехал один, на своей любимой машине, с добрыми мыслями в голове, в предвкушении нормального человеческого отдыха в предстоящей тихой спокойной атмосфере, в которой нет места ни городской суете, ни спешке, ни гонке за непонятно чем.
Свернув с основной трассы, я выехал на грунтовку. Тут стали ещё чаще встречаться сухие деревья с седыми, покрученими стволами устрашаещего вида. Их удручающий и мрачный образ вызывал определенную жалость.
Вдруг стали появляться, один за другим и придорожные кресты с венками. В прошлый раз их на этом участке точно небыло! Я заметил штук пять, они были все свежие!
Грунтовка разделяла луг на две части и уходила прямо в большой, густой, темный лес.
Через минуту, в небе стали видны тяжелые, свинцовые тучи, как раз над местом моей конечной остановки. Стал моросить противный дождик.
Въехав в лесные заросли, я включил фары. Густые листья деревьев напрочь скрывали свет и плотно окутывали саму дорогу. Тут даже днем стоял полумрак, был виден только узкий, тусклый просвет в самом конце этого темно-зеленого длинного тоннеля.
Некоторые ветки из общей лесной массы агрессивно торчали прямо в дорогу и напоминали сухие, костлявые руки, способные вцепиться в случайного, одинокого, пешего путника и уволочь его в зеленую гущу леса.
Большие капли дождя изредка капали на лобовое стекло и расплывались по нему причудливыми пятнами. Иногда на стекло и капот падали сверху большие улитки, непонятно откуда взявшиеся! Звонко били о капот, оставляя за собой следы, скатывались и затем пропадали под колесами и трескались, словно сухие ветки.
Ехать было все интереснее и интереснее. Какие еще неожиданности и сюрпризы ждут меня впереди, 13-го июня?
- Откуда тут взялись улитки?! - удивленно дума я, - странно, они что, на дубовых листьях сидят и лес едят?!
Вдруг с правой стороны, в метрах пяти от колеи, меж нескольких ровных кленовых стволов я отчетливо замелил сквозь заросли нечто большое и рыжее.
Это была корова! Настоящая рыжая, исхудавшая корова с белыми пятнами на боках. Она молча стояла, словно завороженная смотрела в одну точку и не шевелилась.
- Заблудилась? Отбилась от стада? Убежала? – думал я мельком, крепко вцепившись за руль и еще
внимательнее всматриваясь в перёд.
Я не притормаживал и не рассматривал это животное - некогда было.
- Очень странно, - думал я, - одна корова в лесу средь бела дня. А в глазах-то, у коровы-то был страх, и она не просто стояла, она точно пряталась.
Это я уже потом, через минуту проанализировал увиденное. Но что так могло напугать большую корову?
Проехав лес, грунтовая дорога перешла в асфальт, на небе тучи разошлись, показалось солнце, стало немного веселее.
Крошечная деревушка - конечный пункт моего маршрута находилась всего в семи километрах за этим лесом.
Её окружали обширные не кошенные луга, с десятком маленьких озер, широкая и извилистая речка с дьявольскими водоворотами и безмолвные, угрюмые, непроходимее болота. Местный люд избегал этих болот.
Много лет назад там несколько раз бесследно пропадали рыбаки-одиночки и собиратели ягод.
В этой отдаленной от всего мира, маленькой деревеньке я и собирался скоротать две недели своего, такого долгожданного отпуска.
Я вымотался за последнее время и мне нужна была тишина, умиротворение, спокойствие, гармония с самим собой и природой.
В деревушке этой всего-то тридцать дворов. Есть также много пустующих, полуразрушенных, старых глиняных хаток под соломенной крышей с зияющими глубокой чернотой окнами.
В этих домах уже давно никто не живет. Трухлые заборы завалились, деревянные калитки отпали, все густо заросло крапивой и хмелем. Местами серо-зеленый мох укрывал плотным ковром черепичные крыши и старые тонкие оконные рамы этих хибар. Все было покинуто, забыто, заброшено.
Зато изредка сюда приходят незваные гости. Гости, как правило уносят с собой доски для растопки и разную старую домашнюю утварь.
Вот я и приехал. Заехал во двор и стал распаковываться.
Все-таки как хорошо! Как неописуемо приятно отдыхать летом в деревне! Отдыхать вдалеке от большого шумного города - это же настоящая благодать!
Я в жизни своей нигде не видывал таких причудливых, великолепных, снежно-белых облаков на голубом небе, как тут. Умиротворенность и девственное спокойствие этих мест всегда вызывали у меня глубокое чувство гармонии и неописуемого блаженства. Сюда меня тянуло.
Тут и природа удивительная, и неба много - чистого и красивого. Есть и лес, и озёра великолепные неподалёку. И рыбалка есть, и грибочки и ягодки, и тишина звенящая, и воздух девственно чистый. А запахи на лугу такие, что голова кругом идет!
Только изредка видно, как мимо проезжают по дороге машины. Только изредка слышно, как соседские коровы мычат вдалеке, возвращаясь вечерами с пастбища. Только изредка, засушливым летом горит сухая трава на лугах, наводя на местных жителей ужас и тревогу. Только изредка, раз в три месяца проносят мимо нашего двора, усопшего.
- Но что же все-таки делала эта корова в лесу, одна? - мельком думал я, выставляя на стол пакеты с едой, - вероятно просто отбилась от стада, у кого бы спросить?
В старых, глухих деревнях всякое бывает.
Бывает, что и корова чья-то заблудиться - ищут два дня по всей округе и не находят.
Бывает, что одинокий грибник сутки не может выйти из леса – что-то водит его. Бывает, что колодец чей-то резко пересохнет.
Бывает, что все молоденькие цветочки на плодовых деревьях в момент цветения съели какие-то странные жуки.
Бывает, что по всем дворам прыгают сотни маленьких зеленых лягушек, неведомо откуда взявшиеся!
Эта невероятная история имела место, как раз в момент моего последнего пребывания и запомнилась мне на долго.
Жил в этой деревне один странный юноша по имени Ермолай. Он умел немного читать, писать не умел. Зато матерился звонко и залихватски. Обитал Ермолай один в старом деревянном домике с одной комнатой, завалиной печкой и пятью окнами, трое из которых были плотно заколочены толстыми, необтесанными досками.
Его родная бабка Варвара, дожившая до девяносто девяти лет померла несколько лет назад, а родителей он и вовсе не помнит.
По всему его заросшему и запущенному двору хаотично валялась и висела на сухих ветках старая, рваная одежда, были как попало раскиданы гнилые доски, местами из чёрной земли выглядывали, словно белые кости куски битых тарелок. Повсюду были горы пустых стеклянных и пластиковых бутылок и кучи прошлогодних листьев. Это все запустелое хозяйство вызывало своим видом уныние, отвращение и неприятные мысли. 
Угрюмый, нелюдимый и не общительный Ермолай, изредка выезжал на телеге, запряженной худющей лошадкой со своего двора в неизвестном направлении. Бывало целыми днями его никто не видел.
Как-то раз, на второй день моего пребывания привел этот Ермолай, из соседней деревни, что за болотами одну страшную псину, худую, злую и с наглым муторным взором.
Это странное существо было черного цвета и напоминало своим видом скорее какого-то жуткого демона, чем собаку. На её вытянутой морде горели красные глазища и уродливо, не естественно торчали на перед нижние зубы. Взгляд был на столько отвратительным, что приводил многих местных жителей в панический страх и даже в истерику!
При приближении чужого, эта псина злобно рычала, скалила уродливо кривые, но острые зубы, резко поднимала свои облезлые, длинные уши, напрягала костлявые ноги, и вот-вот готова была бросится на нарушителя личного пространства своего нового хозяина.
Её черная шерсть на темно-лиловой коже местами была причудливо выстрижена странными полосками и узорами. Словно какой-то маньяк-парикмахер специально потрудился и создал эту зловещую красоту. Это еще больше приводило в удивление местную публику, не избалованную эстетикой.
При виде такого четвероногого, облезлого чудовища многие сельчане останавливались, торопели и медленно, не поворачиваясь к ней спиной обходили это место стороной. А у некоторых молодых женщин и девушек вообще пропадало желание выходить на улицу, за пределы своего двора.
Но сам Ермолай её не боялся. Он часто гладил обнимал её и чесал палкой ей спину - собака продолжительно и мелодично урчала от удовольствия. Ермолай и эта черная, страшная псина быстро породнились.
Привязал Ермолай это животное у себя во дворе на толстую и длинную ржавую цепь. Стала эта псина молча ходить, словно часовой в зад и в перед, осматривая двор и принюхиваясь к каждому углу. Было слышно, как лязгала длинная цепь, привязанная сверху на длинную, толстую проволоку. 
Зато по ночам эта отвратительная тварь невыносимо жутко выла! Выла громко, от души. Выла так, что мурашки по спине у всех соседей! Так, что волосы дыбом вставали на голове! 
Страшный, звериный, душераздирающий вой разносился по всей деревеньке. Он был слышан в каждом доме, в каждом дворе и даже у речки, в двух километрах.
Кровь стыла в жилах от таких звуков в ночи. Первая, вторая и третья ночи стали сущим кошмаром для местных обитателей этой деревушки.
В эти жуткие ночи соседские коровы в сараях вскакивали на ноги, громко мычали и бились рогами и копытами о деревянные загородки и стены сарая, срывая петли, сбивая доски, ломая деревянные загородки - пытаясь убежать. Малые детки просыпались, судорожно вскакивали, становились в полный рост и безутешно, безудержно плакали и тряслись несколько часов подряд, что-то бормоча невнятное. Старые бабки рыдали, крестились и молились. Местные мужики злились, женщины плакали и ругались! Невыносимо, неприятно и обморочно было слышать все эти звуки и ночные страдания.
- Откуда такое наказание?! - спрашивали вместо приветствия при встрече заплаканные жители деревушки и трясущимися руками долго и крепко обнимались, вытирая друг другу слёзы.
Бедные сельчане, доведенные до безумия, измученные бессонными ночами приходили и упрашивали Ермолая отвязывать эту псину на ночь и выпускать её - уж слишком муторно, уж слишком невыносимо и тяжело было от этого кошмарного воя.
Сперва угрюмый Ермолай не соглашался.
- А дом-то мой, блин, кто охранять-то будет?! А если блин, воры заберутся-то?!
- Да что там брать у тебя?! Ржавые дырявые ведра, трухлявые доски, листья, прошлогодние, трухлявые орехи, гору пустых бутылок со двора или старую рваную одежду?!- возмущались замученные соседи.
- А если убежит-то собачка, блин?! Что я, блин делать-то буду, а?! Как же я без неё-то?!
Как могли уговаривали несчастные люди Ермолая. Упрашивали долго, даже большую бутылку самогонки отдали. Одним словом, с горем по полам, договорились. Отвязал Ермолай эту псину, а сам тут же, закрыв за собой все двери, калитку и ворота, молча уселся на подводу и уехал с деревни куда-то вместе с мутной литровой бутылкой.
На пустынной сельской улице уже смеркалось. Аисты в большом гнезде, на высоком столбе в самом центре деревни были все в сборе. Эти птицы давно тут селятся. Нравится им тут - видать просторное и тихое место. Люди расходились по своим домам и готовились ко сну.
Но не знала местная публика во что выльется эта их простая на первый взгляд просьба.
Чудовищный ночной вой прекратился. Снова в этом маленьком селе стало по ночам тихо и спокойно. Детки не рыдают - спят спокойно. Коровы не мычат и никуда не рвутся. Люди успокоились. Слезы под глазами сельчан стали понемногу высыхать.
Не слышно никого, кроме сверчков. Да и те стали петь несколько иначе – осторожнее и реже.
Это благодатное затишье продолжалось первые несколько ночей и дней.
На третье утро у соседей, живущих дальше через три дома по этой же улице, вдруг не стало гусей! 
Десяток жирных, откормленных, красивых, белых гусей пропали бесследно! Никаких следов ни во дворе, ни в огороде. Нашли только утром одно белое пёрышко в самом неожиданном месте – на пороге, под ковриком. Все подумали - лиса. Раньше сюда лисы часто наведывались. А гусей конечно же жалко. Кормили их сытно.
Через день у тети Геры – соседки, что напротив, не стало курей. Шесть курочек как в воду канули. Вечером закрывала – были, а утром открывала курятник-нет! Только рябое пёрышко на пороге под ковриком. Ворота закрыты, калитка закрыта, забор вокруг двора! А куры исчезли. Мистика какая-то.
Все эти пропажи бурно обсуждались и вызывали удивление, некоторый страх и самые немыслимые слухи, догадки и домыслы.
Кто из местных обитателей посмышлёнее был - стал усиливать заборы, укреплять калитки, стены и крыши, двери на сараях, кладовках, погребах и курятниках.
Через два дня пропали индюки у бабы Глаши. Она живет в самом конце села на отшибе. Шесть индюков. Только одно черно перо на пороге лежит, под веточкой.
Потом таинственным образом у кого-то пропали цыплята. Потом и петухов на селе не стало. Некому стало будить людей по утрам. За петухами пропали и утки. У людей за несколько ночей исчезла вся домашняя птица!
Жители деревни снова не на шутку встревожились и испугались. Кто или что так дерзко и таким таинственным и профессиональным образом ворует птицу? 
Через неделю у тети Гали пропала черно-белая собачка по кличке Муму. Это была тихая, спокойная, лохматая черно-белая дворняжка. Её исчезновение даже никто особо и не заметил. Она практически никогда ни на кого не гавкала. Бродила себе ежедневно вдоль длинных заборов тихо и мирно, словно тень, заглядывая в чужие дворы, облизывалась и хвостом виляла. А тут вдруг исчезла!
Через несколько дней народ искал и своих котов! Все коты, как в воду канули! Их было всего около десяти: рыженькие, пепельные, черные, пушистые и лысые – все пропали.
Соседи в растерянности и в отчаянии пытались найти хотя бы останки, хотя бы косточки - но все напрасно. Чисто сработано, даже следов крови не видно нигде.
Приходили и к Ермолаю. Зеленые, металлические ворота и калитка Ермолая были закрыты, висел замок. Его самого уже несколько дней никто не видел. Куда он уехал никто не знал. А кто же тогда присматривал за собакой все это время? Кто её…кормил-то?!
Ежедневно, словно по расписанию к его воротам приходили делегации из трёх-пяти человек, часами дежурили, в надежде выяснить не его ли псина сожрала всю домашнюю птицу. Во дворе было тихо. Через щели в заборе ничего не видно. Пахло прелыми листьями. Из глубины двора доносилось только странное жужжание чего-то.
Спустя три дня, к вечеру Ермолай вернулся, угрюмый и весь страшный.
Ждавшие его на лавочке мужики встали и попросту онемели на месте. Руки Ермолая были черные! Вся кожа была покрыта черными густыми волосами и на щеках виднелись клоки выросших черных волос! Нижняя же челюсть его не типично выступала в перед.
Чахлая лошадка, везущая подводу остановилась прямо перед воротами.
- Варвара, Варвара! - громко крикнул парень хриплым, прокуренным голосом не вставая с подводы.
Все помнят, что Варварой звали покойную бабку Ермолая.
Через секунду в воздухе, над двухметровым забором молнией пролетела черная тень. Это была его собака.
Она с легкостью перепрыгнула двухметровое деревянное ограждение и бесшумно приземлилась прямо у ног Ермолая, вывалив язык.
Его худая лошадь, запряженная в телегу резко заржала, задергалась и стала уходить в сторону.
Черное, мерзкое животное повернулось своей мордой к людям.
Деревенские мужики, стоявшие напротив и видавшие всякое в этой жизни рухнули на землю от увиденного.
Я молча наблюдал все это происходящее из большого окна своего дома, стоя на втором этаже. Все было видно словно на ладони.
Я внимательно вглядывался в самого Ермолая, его страшную псину и его худющую лошадь. Меня вдруг всего пронизал необъяснимый ужас и странное давящее чувство от того, на сколько лицо Ермолая было похоже на дьявольскую, звериную морду его черной псины.
Всем своим нутром я почувствовал какую-то страшную тайну, которую мне предстоит ещё разгадать.
..
Продолжение следует.
Напишите пожалуйста рецензию.