Никто не виноват

Сергей Балдин
 - Всё кончено, Учитель, мы проиграли…
- Нет, мальчик, нет! Это победа. Твоя победа.… Пусть мы не взяли приз, и даже не вышли на сцену, так угодно было провидению, но ты одержал победу. Ты не сдался, не опустил рук, боролся до конца, не бросил дело, а это самое ценное. Ты потом это поймёшь, быть может, а сейчас не вини себя, ибо ты сделал всё что мог…
Он плакал, тихо, беззвучно. Фигурка его удалялась по ярко освещенному коридору, по нарядно украшенным лестницам, а он шёл, и утирая слёзы шептал: - Всё кончено, Учитель, мы проиграли…

К состязанию гимназических и лицейских театров всё было готово. Коридоры и зал красиво убраны цветами и лентами, ярко горели люстры, играла торжественная музыка.  Собирались именитые гости.  В экипажах подъезжали дамы в прекрасных туалетах, чиновники и офицеры в парадных мундирах, Были даже иностранные гости, а самое главное – это приезд императора с семьёй.
Труппа нашей гимназии представляла из Пушкина, Евгений Онегин. Мне, как учителю словесности и создателю театральной труппы должно было находиться за кулисами с управляющим спектаклем. Надо упомянуть о том, что управляющий действием и все актёры – дети. Мальчик сильно волновался, впрочем, как и все участвующие в действии. Суета за кулисами была как в настоящих театрах, кто повторял слова, кто-то поправлял парики и костюмы, он, чем мог, помогал всем. Наверное, волнение передавалось даже в зал. Спектакль наконец-то начался, занавес раздвинут, и… Главный герой, стоя посреди сцены, вдруг покраснел и зажмурился,  не успев сказать ни слова. Все глаза в зале и на сцене в ожидании и удивлении были устремлены на него. Он с явным усилием открыл глаза, сделал шаг назад и упал. Я и доктор выбежали на сцену. – Обморок! Переволновался. Испуг и нервы, следствием потеря голоса. Был вердикт. Играть не сможет. Мы унесли его на руках в гримёрную. На этом выступление нашей труппы закончилось. Прекрасно понимаю его состояние – дебют, зал, важные персоны.…  Не выдержал детский организм. Да… Конфуз. Но мне пошли навстречу и дали труппе второй шанс. Управляющий действием мальчик взял на себя главную роль, и пока выступали другие труппы, нам надо было подготовиться. Мы бегали по аудиториям и коридорам в поисках письменных приборов, чем можно было писать, где-то в закоулке нашли конторку с красками, перьями и чернилами, мальчик сел и стал писать красными чернилами по напечатанным с текстами листам, ибо вдруг выяснилось, что части пьесы нет, в замешательстве потерялась и Алёша на память писал и писал, для суфлёра.  Лист за листом, строфу за строфой… Второй, третий, десятый, чтобы кто-нибудь из ребят не сбился. А время идёт, труппа за труппой заканчивают выступление… Пьяненький датчанин видя, как  в сумерках, при свечах напряжённо пишет мальчик, прослезился и решил помочь, взял перо и тоже стал что-то мазать, но Алёша уже не обращал ни на что внимания, он заканчивал, а славная барышня-переводчица  вовремя увела доброго господина. – Всё! Это в суфлёрскую будку! Крикнул мальчик. - Теперь гримироваться,- Есть здесь зеркало и кресло цирюльника? Спросил я у дам. – Конечно! И они увели мальчика. И вот он вышел. Юный Пушкин. Право слово, так барышни постарались, славный мальчик. А теперь все на сцену!… Но тут затрубили фанфары, мы выглянули в высокие окна, и увидели, как со двора в свете фонарей кортеж  императора тронулся, за ним под звуки оркестра нарядные экипажи и ландо… Сказка закончилась. Нас не дождались. О Боги!! Где же справедливость? Мои дети стояли вокруг и смотрели на меня глазами полными слёз, а я… А что я мог сделать? Простой учитель словесности. Нам просто не хватило времени.  Публике надоело ждать, она устала и разъехалась. Никто не виноват.