В кинозале тишь: вот-вот начнётся фильм. Из-за полотна экрана, за которым располагалась музыкальная комната, вдруг вышел неторопливо парень лет пятнадцати и развязной походкой подошёл к карантинским. Он не закрыл дверь за собой, и до зала донеслись звуки духового оркестра. Сидевшие за инструментами были далеко не профессионалы. Подошедший к карантинским колонист тоже, видимо, был музыкантом: на плече висела труба. Молчан, в обязанность которого входило немедленное пресечение подозрительных общений, вырос перед музыкантом. Но тот оттолкнул Молчана, процедив:
- Отойди, сволочь, не то позову своих, - он кивнул в сторону музыкальной комнаты.
Опустившись на корточки и не глядя на Молчана, покорно отступившего в сторону, парень спросил:
- Из Омска есть кто?
У Сашки перехватило дыхание от неожиданности.
- Я из Омска, - проговорил он, заикаясь.
Музыкант, растолкав карантинских, сел около него. «Откуда?», «Как попал сюда?», «Как имя?» - и ещё массу вопросов посыпались на Сашку. Тот отвечал, пугливо оглядываясь на Молчана; музыкант успокоил его, прикрикнув на играющего желваками командира:
- Тронешь его, похороним. - Он взял за плечо Сашку и, встав, потащил его за собой: - Кстати, меня зови Федя.
Быстро пройдя по сцене, они оказались в светлой, после сумрачного зала, комнате, немыслимо воняющей табаком. На столе из металлической пепельницы вился дым недокуренной цигарки. Шесть подростков отложили инструменты и посмотрели на Сашку.
- Земляка вот нашёл – из Омска, - объяснил Федя.
Усадив Сашку и позволив ему докурить дымящуюся в пепельнице цигарку, угадав желанье его, Федя начал расспрос - где проживал Сашка и что нового в городе. Сашка знал плохо Омск, но, как мог, старался быть на высоте роли человека, встретившего земляка: вспомнил новое общежитие, церковь. Когда же заикнулся о магазине с вывеской: «Мясо», Федя воскликнул, что жил на улице Подгорной – это близко от того магазина. При этом он дружески ударил Сашку по плечу. Ударил не сильно, но Сашка ойкнул и скривил лицо. Через минуту, по просьбе Феди, он оголил плечо, опухшее, в ярких синяках. В приоткрытую дверь в это время сунул нос Молчан. Никто в комнате, кроме Сашки, не увидел его, и Молчан, оценив происходящее, скрылся. Кино началось, а Сашка душой отдыхал среди дружески настроенных к пришельцу ребят.
- Вот что, - назидательно сказал Федя, - какая тебя сволочь не тронет – сразу к нам. А с Молчаном я поговорю, шёлковым будет. Как только тебя переведут в отряд, скажешь – в какой.
На прощанье он ссыпал большую горсть махорки в Сашкин карман и провёл его на место. Сашка ликовал. Сидящим рядом с ним пацанам он дал пощупать махорку, оттопырившую его карман, но через некоторое время почувствовал беспокойство. «Здесь, понятно, у музыкантов власть, а там – у Молчана… Убьёт ».
Опасенья оказались пустыми. Выстроив карантинских вдоль постелей, Молчан привычно отвесил пару звонких оплеух одному, другому, а Сашку обошёл, лишь косо зыркнул на него. В спальне витал аромат махорочного дыма. Молчан понимал, откуда табак, но придрался не к Сашке, а к дежурному, в наказание, продлив его дежурство ещё на сутки. Подобное поведение Молчана продолжилось и в следующие дни. Не трогая Сашку, Молчан с лихвою отыгрывался на других. Сашку это начинало мучить, но что он мог поделать? Чувствуя вину перед пацанами, он бы хотел, чтобы Молчан снова, как и прежде, стал издеваться над ним. Попытался попросить новых друзей подействовать на Молчана, чтобы тот не касался и остальных, но ему сказали: «Не подходит к тебе, и ладно. Можно бы сделать тёмную ему, но за него горой стоит заместитель начальника колонии и Мишаня. Свяжешься – нарвёшься». Мишаня - тот самый сероглазый, который едва не отбил Сашке копчик. В колонии он работал воспитателем второго отряда.