Встреча

Алёна Утюмова
Я сидела у подъезда старой «сталинки», размазывала сопли и слезы по лицу.  Промозглый октябрьский вечер, тусклый свет фонаря словно умножали мою боль. Куда теперь?  У чемодана сломалось колесо. Он плашмя валялся на мокром грязном асфальте. Вдруг на меня сверху посыпался листопад из старых черно-белых фото. Смотрела как  они кружатся  в воздухе, плавно опускаясь. Фотографии отвлекли меня от тяжелых мыслей, захотелось разглядеть их поближе. На всех фотографиях одна и та же девушка, на многих она же, но уже женщина: красивая, таких сегодня редко встретишь. Говорят, наше лицо ассиметрично, а у нее оно было идеальным. Чем-то напомнила мне Одри Хепберн – идеал женской красоты по мнению моей мамы. Любовалась фотографиями, когда сверху прилетела картонная коробка – в такие посылки складывают. Следом чемоданчик угловатый, обтянутый коричневым дерматином. У моего деда такой был. Только и успела, что в сторону отскочить от этих «снарядов». Встала под козырек: мало ли – вдруг еще чего-нибудь выкинут, минут пять стояла в ожидании.

– Эй, вы еще что-нибудь выкидывать будете? – крикнула в пустоту.

– Нет, можешь выходить, – ответил мне женский голос.

Я вышла из засады, с опаской смотря наверх. В окне второго этажа был виден силуэт женщины.

– А что в коробке? 

– Письма.

– А в чемодане?

– Тоже письма.

– А почитать можно?

– Читай, – получила добро от практически невидимой женщины.

Коробка разорвалась, письма торчали из разрывов, я вынула одно: марки, штампы, пожелтевший от времени конверт, раскрыла его, предвкушая, но увы не прочесть: письмо было на иностранном языке.

– Какой это язык?

– Французский.

– А в чемодане тоже французский?

– Не совсем, там русские мысли на французском.

– А вы зачем все это сюда выбросили?

– Минутная слабость, наверное, – ответила женщина спокойно.

– О чем эти письма?

– О разном.

– Вы мне прочтете их?

Пришлось послушать тишину, прежде чем женщина ответила:

– Семнадцатая квартира.

Не знаю зачем, но мне хотелось узнать, что в этих письмах.

Коробка была порвана, фотографии просто валялись, но нужно было всё-всё забрать, тогда я вывалила вещи из своего чемодана за маленький заборчик,  на цветник – теперь уже слегка увядший. Семнадцать в домофон. Как дотащила чемодан не знаю и вот уже стою у двери. Мне открыла пожилая женщина в черном платье, дополненном старинной брошью; аккуратная прическа, легкий макияж и  благородная осанка, не свойственная людям ее  возраста – восхищали. Первая мысль  при взгляде: «Я хочу состариться именно так». Ни глубокие морщины, ни абсолютно седая голова  не делали ее старой и некрасивой. Наоборот, все это придавало ее образу особую изящность.

Она тоже с минуту разглядывала меня, потом развернулась и, не спеша, опираясь на трость, пошла вглубь квартиры. Я затолкала чемодан в прихожую и поплелась следом, разглядывая обстановку вокруг. Картины, мебель как в музее, ощущение, что попала в другую эпоху. Глазела по сторонам, пока не врезалась в хозяйку дома.

– Пойди разуйся и сними верхнюю одежду, у меня в доме не ходят в уличной обуви, – слегка повернув голову дала указания.

Я послушно выполнила указ. Когда вернулась, она сидела за круглым столом, накрытым белой кружевной скатертью.

– Неси письма, прочту раз просишь.

Она не сразу взяла конверт из моих рук, долго смотрела на него, не решаясь. Вздохнула одевая очки, что висели на тонкой цепочке. Достав письмо, молча  смотрела на текст. Не решилась, положила листок на стол.
– Нет я не буду читать тебе, если хочешь, могу просто рассказать свою историю.

– Хочу, очень хочу, – заерзала я на стуле от нетерпения, слегка подавшись вперед.

Мы познакомились на Набережной. Солнечный день, люди гуляли не спеша. Пара ребят устроили что-то вроде концерта. Один играл на аккордеоне, второй пел. Прохожие с удовольствием слушали, остановившись, некоторые танцевали.  Ко мне подошел высокий худой мужчина, каштановые волнистые волосы, голубые глаза и легкая улыбка тонких губ. Он был одет в белую рубашку, клетчатый пиджак и темные брюки и выделялся из толпы аристократичностью и элегантностью. Слегка наклонившись, протянул мне руку, без слов приглашая на танец. Мы кружились в вальсе, он шептал  мне комплименты на французском, а я молчала, боялась спугнуть этот сладостный шепот.  Тот день был самым солнечным в моей жизни. Французский, можно сказать, мой второй язык: мама преподавала его в университете…

Поль, мой милый Поль. Мы стали встречаться. У нас было целое лето: прогулки, взгляды, прикосновения, стихи, дни и ночи вместе. Нам было о чем поговорить: он художник, а я училась на искусствоведа. Я восхищалась им, а он мной. Любил разглядывать меня, и нежно гладил по лицу. А я всегда перехватывала его ладони, целуя их. Взаимная нежность делала наши дни невесомыми. 

Поль работал у нас реставратором. Его контракт закончился в конце лета, он уехал, оставив любовь в моем сердце. Начались бесконечные письма и в каждом: «...ты только жди, я обязательно вернусь...». И я ждала, а он не приезжал. 

Сначала все объяснялось трудностями въезда и выезда, потом – когда Союз стал Федерацией – нехваткой денег. Он бедный художник, я искусствовед в стране, где людям не до прекрасного.  Я отпускала его, и не раз. Были моменты, когда он не присылал писем.  Я пыталась начать другую жизнь – без него. У меня было много поклонников, но приходило очередное письмо и я снова ждала… Прошлое не так-то легко выбросить, обязательно кто-нибудь притащит его назад. Так и прожила всю жизнь в ожидании. Одиночество. Письма вместо человека рядом. Он перестал писать десять лет назад…

В прошлом году мне пришла посылка.  В ней мои письма, фотографии, каталог его работ. На многих – я. О том, что он умер, узнала из письма его жены. С самого начала он был женат, трое детей, счастливая семья. Так и не смогла понять, зачем он просил ждать? Почему так часто возвращал меня? Вот и вся история, множество писем и мало слов.

Она рассказывала, не спеша, делая долгие паузы между предложениями, будто проваливалась в себя. А я плакала, опять некрасиво, – хлюпая носом и  размазывая сырость по лицу?

– Ты чего воешь?

– У меня тоже неразделенная любовь. Меня парень бросил. Думала любит, а он просто выгнал, ничего не объяснив.
Я плакала, жалея себя,  а она молча утешала меня взглядом.  Я успокоилась, она встала из-за стола и ушла в другую комнату. Вернулась с кипой постельного белья.

– Держи, – протянула мне стопку. – Диван раскладывается. Ты  сходи, панталончики-то свои с клумбы забери, у меня для тебя трусов нет. И ещё: деньги в комоде в первом ящике, драгоценности там же, картины не оригиналы – копии, больше у меня ничего ценного нет.

– Зачем вы мне все это говорите, – возмутилась.

– Я порядок люблю, если решишь ограбить, хоть погром не наведешь. 

– Не собираюсь я вас грабить! Вы хорошая, а еще красивая очень. Вы фотографии и письма оставьте: прошлое не выкинешь.

– Да, как показывает практика, действительно не выкинешь, обязательно найдется тот, кто притащит его назад. Ладно хватит слов, притомила ты меня. Будешь ложиться, свет не забудь выключить.

Следующий день мы провели вместе.