Утром, как обычно, у Максима болели рёбра, да ещё и ощутимо першило в горле. Он знал – почему, помнил: потому что этой ночью он снова был змеёй. На этот раз – коброй, крупным самцом, который съел змею, полоза, тоже крупного, но такого до смешного беззащитного перед его, Максима, ядом и неоспоримой силой.
«Силой… ага, - думал раздражённо Максим, глядя в зеркало в ванной на своё опухшее от тяжёлого сна лицо. – Когда ж это кончится уже?..» Вопрос был риторический, «это» длилось уже лет десять и не собиралось кончаться.
Подсознание Максима, пользуясь ночным бесконтролием, с завидным упорством оборачивало его змеёй, червём, личинкой короеда, майского хруща, грибного комарика. И только однажды – этот сон Максим вспоминал с удовольствием – он был норной собакой, вероятно таксой, и преследовал под землёй лису. Ну хоть какое-то разнообразие.
Он знал, что обычно с людьми бывает всё наоборот, и во сне мозг пытается найти объяснения раздражителям извне, придумать свою историю по канве доносящихся до спящего сознания звуков и ощущений. Но он, Максим, был видимо на особом счету у Морфея – на плохом.
Ковыряясь в проводах очередного сломанного лифта - да, он был электромонтёром лифтового оборудования, и эти люди нарасхват между прочим – в душной, тёмной шахте, Максим думал с тоской: «Ну почему я не птица?.. Ладно, пусть не чайка, пусть какой-нибудь плохонький воробей, пусть даже ворона, но я бы летал!»
Напарник, только взглянув на Максима, спросил: «Опять ползал? - И продолжил: - Это карма, брат… Сходил бы ты в дацан». Максим покивал и сдержался напомнить, что точно так же напарник советовал ему сходить в церковь, к психотерапевту, к бабке-знахарке. Но что-то не помогло. А в дацан решил сходить – душа его измучилась и жаждала избавления – неважно, от кого оно придёт.
Настоятель удивительно напоминал Джеки Чана, сверкнул улыбкой и ласково спросил, что беспокоит посетителя? Услышав – что, посуровел, сказал, что люди на самом деле свободны от невозможных способов существования.
- Не хочешь ползать? Так лети, - положил тяжёлую тёплую ладонь на лоб Максима и слегка толкнул.
Может быть, настоятель хотел сказать ему ещё что-то поясняющее, но Максим поднялся и вышел из дацана, как лунатик, забыв снять бахилы.
С того дня, вернее ночи, сны Максима изменились. По-прежнему болели рёбра, потому что он всё же ползал, но уже иначе – больше не охотился, не искал спаривания. Ему снилось, что он змееподобный инопланетянин и поднимается по спиральной «лестнице» - такие у них там способы выхода наверх - к свету. Наверх, к свету – это было очень важно – свет становился всё ближе, казалось, ещё ночь или две, и вот оно – небо, и полёт.
Он внимательно разглядывал себя в зеркале, и всё ему чудилось, что что-то меняется – выражение глаз, может быть форма головы чуть иная, силуэт -более обтекаемый, что ли… Неуловимо в деталях, но очевидно в общем – вот как.
Напарник заметил, интересовался не без ехидства, что за интересную фемину подцепил вечно холостой Максим, но тот отшучивался, да и не смог бы объяснить, даже если бы хотел. Но он и не хотел и жил ожиданием.
Тем вечером Максим возвращался с работы, задумчивый, в предвкушении будущей свободы. Внезапно брызнул дождик, и девушка, идущая впереди, с хлопком раскрыла зонт. Хлопок проник внутрь души, как что-то необыкновенно важное, как выстрел стартового пистолета. Он вздохнул вдруг мокрый воздух глубоко-глубоко, жадно, словно саму жизнь.
Капли воды сквозь солнце ласково касались кожи и так пахли одновременно и взбитой пылью и облачной свежестью, что он словно поднялся с ними в небо и снова упал к земле.
Лифт родного дома загудел ему, как своему, и Максим с радостным удивлением подумал, что как же раньше он не догадался, что лифты - это не путь в шахту, в глубину, в норы, а путь наверх – к небу. Даже в ладонях закололо, кончики пальцев жгло – как будто там уже рвалась наружу иная суть.
Он не стал откладывать – зачем? Поднялся на самый верх, походил по крыше шестнадцатиэтажки, определяя, где ветер чувствуется сильнее, где подхватит его, когда он полетит. Наконец нашёл, встал на бортике, улыбнулся солнцу и взмахнул руками-крыльями…