Он нажал на спусковой крючок и невыносимый шум мгновенно прекратился. Солдат не понял, что произошло. К страху в его глазах, шальных от пережитого и слезящихся от грязи, примешалось удивление. Взрыв, который в тридцати метрах от него ещё секунду назад больно ударил по перепонкам и разметал комья земли, завис в воздухе. Миллионы больших и маленьких чёрных комочков застыли тучей. Внутри этой тучи блестели металлические смертельные осколки снаряда. Но самое страшное, что дым не двигался. Весь в складках и завихрениях, он жирной тьмой сохранял своё положение.
Солдат моргнул. Капля пота скатилась по щеке на «трёхлинейку», которую он продолжал держать в руках, точно нацеленную на измазанного грязью противника в немецкой форме, который, как и всё вокруг, «окаменел», перепрыгивая через земляную насыпь.
Солдат медленно осматривался вокруг со всё возрастающим волнением, которое переходило в безумие. Он с криком отшатнулся и упал в жирное месиво под собой. Винтовка осталась висеть в воздухе. Барахтаясь в грязи, он вдруг тоже замер, присоединившись к этому неестественно обездвиженному миру.
Пулемёт слева от него, только что нёсший смерть и разрушение, теперь просто молча вглядывался в окопы врага. Профиль пулемётчика был достоин картины. Молчаливая ярость отражалась на его искривлённых в презрении губах. Белая пелена застилала голубые глаза. Ствол пулемёта пульсировал красным. И повсюду дым. Дым, который расхотел вдруг двигаться.
Медленно, шатаясь как пьяный, солдат подошёл к пулемётчику. Он подвёл своё лицо почти вплотную к его лицу. От стрелка пахло кровью и маслом. Дотронулся до раскалённого жерла пулемёта и ничего не почувствовал. Потом, как безумный, закричал во всё горло, и ответом ему была тишина. Такая тишина, которой он никогда раньше не слышал.
Ноги были будто бы связанные. Но солдат бежал вдоль окопов, громко дыша и хрипя, спотыкаясь и падая в жижу под ногами. На лицах товарищей мимо проносились отпечатки страха и героической серьёзности. Он видел вжавшихся в землю недавних смельчаков и сложивших в молитве руки атеистов. Он поскальзывался на оторванных конечностях, метался из стороны в сторону и проглатывал землю, когда вновь и вновь падал. Тут и там перед глазами являлись гримасы и картины застывшей обыденности боя. Такой же ужасной, как и не имеющей ни для кого никакого значения. Столько всего оказывается происходило в одно мгновение боя, чего он раньше не замечал, что про каждое такое мгновение можно написать целую книгу. Ведь всё это были люди, со своими судьбами и жизнями.
Вот врач, тяжело раненый в ногу, превозмогая свою боль, оперировал другого раненого. Это был совсем ещё юнец с лицом полным страдания. А вон два человека сошлись в штыковой и боролись каждый за свою прекрасную жизнь, готовый отобрать её у другого. Так много ярости источало это застывшее мгновение, что становилось не по себе, от того, что человек на такое способен. Где-то происходило спасение жизни, где-то убийство – но всё это однозначно не было нужно ни одному из участников этой процессии.
Когда он выбился из сил, понял, что оказался на своём изначальном месте, возле висящей в воздухе «трёхлинейки».
Тогда солдат сел, обхватив голову руками. Война была вокруг него. Слева, справа, спереди и даже снизу, куда всё настырно пытались дорваться бомбы. Единственный сейчас живой человек посмотрел в небо, которое обволакивал дым, как какое-то древнее чудовище. И ветра сейчас не было, чтобы разогнать эти страшные чёрные щупальца и завихрения. Лишь крылатые ястребы-бомбы парили над всем полем боя.
Он сидел так миллионы лет. Вставал и ходил по полю боя, затем вновь возвращался. Сам бы солдат ни за что не смог сказать, сколько прошло времени. Но он успел многое понять. Он бросался на колени и просил прощения за всё это. За себя, за людей вокруг него.
А потом вдруг с яростью бросился на свою винтовку. Он бил её сокрушительными ударами, кромсая свои костяшки. Ногой он погнул штык-нож, но оружие продолжало парить в воздухе. Солдат кинулся всем телом на неё, но безрезультатно. Он просто висел вместе с ней.
- Подумать только, ещё до боя ты начищал и смазывал её, будто это самое дорогое, что у тебя есть.
Солдат, висящий в странном положении на своей парящей в воздухе винтовке, от неожиданности перевернулся и упал. Затем, сдвинув каску с глаз, увидел молодого человека в костюме, достойном самого дотошного английского джентльмена. У него была довольно беспорядочная причёска. Волосы торчали в разные стороны, будто раскиданные ветром, которого нету.
- Ты не сможешь ничего здесь сдвинуть, кроме земли. И то несколько сантиметров. Просто, если ты сейчас начнёшь здесь всё менять, придётся сделать огромное количество расчётов. А у меня есть дела и поважнее. Война вечно доставляет неудобства. Да-да, не только вам! Впрочем, не важно. Ты догадываешься кто я такой?
У солдата пересохло в горле. Язык как у аллергика вяло зашевелился в высохшем напрочь рту.
- Ты бог?
- Стоит людям показать хоть что-то, что они не понимают и сразу бог. Нет, к сожалению нет. Я и сам его не видел, да и не знаю, если честно, есть ли он вообще. Уж настолько сложен наш мир. Но для тебя, я обладаю возможностями бога. Да, любой человек принял бы меня за такового, продемонстрируй я хоть что-нибудь из своих возможностей. Но всё же я ограничен в своих действиях. И, как и все, подчиняюсь единым законам. Например, мне тоже не желательно менять всё то, что здесь происходит, даже если очень хочется. Но всё-таки возможность есть.
Мужчина в костюме подмигнул и улыбнулся.
- А знаешь почему сейчас ничего не двигается, кроме тебя?
Военный медленно поднялся и покачал головой. Тогда мужчина схватил его за локоть и потащил за собой. Несмотря на его довольно хрупкое телосложение, он обладал сверхъестественной силой. Они направлялись к врагу, в которого произвёл выстрел солдат из своей винтовки.
Солдат упирался и хрипел, но появившийся пришелец, который вполне возможно мог быть и ангелом, настойчиво продолжал свой путь и тащил его за собой.
Лицо солдата непонимающе уставилось на человека, которого он практически убил, если бы не эта «остановка» всего вокруг, а потом на незнакомца, всё ещё крепко державшего его.
- Я не хотел. - тот упал на колени перед незнакомцем.
- Посмотри внимательнее. - сказал тот, подошёл и вытер грязь с лица застывшего врага в немецкой форме.
Солдат долго вглядывался в это лицо. Он посмотрел на губы, которые были очень красивые, как и у него самого, полные и с завитушками в уголках. Посмотрел на чёрный спадающий локон вьющихся волос. Вгляделся в глаза, в которых отражался он сам в помятой военной форме. А ещё в них отражалось ячменное поле, деревянный дом за поворотом да высокий тополь у забора. В прицеле винтовки всего этого видно не было.
- Это мой брат. - выдохнул солдат, - Но как? Почему он в немецкой армии? Перед войной он писал мне, что его выдворяют из Германии.
- Он влюбился и остался там. У него теперь новая родина. Он не хотел воевать, так же, как и ты. Но люди всё время всё делают не по своей воле. Его призвали на службу, и он пошёл. Ну-ка вставай! - скомандовал мужчина и повёл его назад, а потом грубо пихнул, - Видишь?
- Нет.
Тогда мужчина подошёл к блестящему металлическому предмету и постучал костяшкой по нему.
- Не твоё ли это?
Солдат подошёл и увидел, что это было.
- Пуля, - прошептал он, а затем с мольбой посмотрел на незнакомца, - я выстрелил в брата?
- Да. И пуля летит точно в сердце.
Солдат ошеломлённый стоял перед суровым пришельцем. Глаза его щипало от горечи. Он мысленно проклинал судьбу.
- Не стоит сетовать на судьбу. Уже ничего не изменишь. Никто за тебя не стрелял. Сделал это только ты сам.
- Что мне теперь делать?! Ты можешь убрать пулю? Можешь его спасти?
- Нет, я уже говорил, что не могу. Что сделано, то сделано.
- Ты ведь можешь время останавливать!
- Останавливать время? Хмм… Как можно остановить то, что не существует? Время лишь инструмент измерения изменений в этом мире. Чем более масштабное изменение, тем больше времени для него требуется. Каждое изменение имеет начало и имеет конец. Этот промежуток и можно назвать временем. Хотя это просто действие. На уровне атомов, например, время вообще оказывается не нужно. Это как линейка, ни больше ни меньше. Для вашего же собственного удобства, вами же изобретённое понятие, просто условность.
Признаю, без этих условностей, жизнь была бы сущим хаосом. Как же ваши полководцы определились бы с началом хотя бы этой операции? Время подкрепляется действием. Вот сейчас вокруг нет никакого действия и времени тоже нет. Подумай, ведь и метр не существует, если нету чего-то, что можно измерить этим метром. Ну да ладно! Стоить мне заговорить с людьми, как начинаю сразу же им что-то объяснять.
Что ещё должны знать люди, так это что каждое действие ведёт к определённым последствиям.
Солдат дрожащими руками полез за флягой. Но как он ни старался, открыть её так и не смог.
- Дай-ка мне её сюда. - он с лёгкостью открутил флягу и дал солдату попить. - Те предметы, которые не сильно повлияют на дальнейшее развитие событий, я могу вырвать из этого хаоса действий. В данном случае, попьёшь ты воду или нет, имеет не сильно важное значение. Хоть и это твоё действие так же может иметь некоторые последствия. Моя работа - их просчитывать и проследить за их должным исполнением.
Только представь, что будет, если я сейчас соберу все зависшие в воздухе пули, отберу всё оружие и отнесу за пределы солнечной системы? Да я до конца вашей цивилизации не управлюсь с последствиями. Хотя, должен признать, с вашей стороны зрелище будет интересным. Может, когда я познаю тонкости этой работы, я смогу в будущем провернуть что-то такое. Иногда я делаю исключения.
- Пожалуйста, можете убрать хотя бы мою пулю? Отклонить её полёт, уничтожить, я не знаю! Я вернусь на своё место к винтовке. Вы восстановите ход времени, а я больше стрелять не буду. Я просто уйду, клянусь!
- Ты не вспомнишь наш разговор. И вообще ничего не вспомнишь. Если бы я мог сделать, как ты сказал, то для тебя бой показался бы непрерывным. Поэтому ты и дальше будешь целится в своего брата и сделаешь другой выстрел. Это всё пустое. Он умрёт в любом случае. Но есть и другой вариант.
- Какой?
- Ты не вернёшься к своей винтовке.
Солдат грязным, закопчённым лицом внимательно смотрел на своего собеседника. У него кружилась голова. Он очень плохо соображал. Вырванный из мясорубки, сейчас он как со старым приятелем разговаривает с каким-то божеством.
- Я понял. Пусть лучше я, - шепнул солдат себе под нос.
Человек медленно подошёл к месту, где зависла выпущенная им пуля. Он потрогал её, но ощутил лишь нечто твёрдое. Потом прищурился и сделал так, что пуля указывала ровно в его собственное сердце.
- Вы предлагаете мне умереть за брата?
- Я предлагаю искупить вину. У меня тоже есть чувства, и я решил дать тебе эту возможность. Но выбор только за тобой. Мне и так много работы предстоит теперь.
Солдат отошёл от пули и пошёл к брату. Тот всё так же «висел» в прыжке. Одна нога согнута в колене, другой он отталкивался от земли. От сапог разлетались в воздухе маленькие чёрные комочки.
Им двоим только-только стукнуло за двадцать. Столько планов и всё рухнуло. Война. С её приходом рушится даже самое крепкое, даже то, что связывает людей. Она как цунами, которое бессмысленно вторгается в тихий городок, сносит всё, а потом исчезает. И никто не понимает, что произошло. Лишь обломки, да ожесточенные глаза, смотрящие на эти обломки.
- Так ты нашёл себе красавицу в Германии, братишка? - солдат положил брату руку на плечо и то ли засмеялся, то ли заплакал: - Ты никогда не делился со мной личной жизнью. Но ближе тебя, у меня никого не было. Я уж думал после всего этого выпьем с тобой пива во Франции после войны. Или на родине, в России, как прежде. Думал, будем косить бескрайние поля с утра до вечера, а потом завалимся смертельно уставшие на сеновал. Ты бы назвал меня идиотом, а я бы влепил тебе затрещину. Но ты бы всё равно согласился, я знаю.
Его глубокие глаза смотрели сейчас на брата с точно таким же теплом, как смотрели когда-то, когда они оба подростками сидели у костра с друзьями под полной луной и рассуждали о будущих планах, просто шутили и много смеялись.
- Живи, брат, я чуть было не лишил тебя этого удовольствия.
Таинственный мужчина восхищённо смотрел на грязного солдата. Но и сожаление читалось в его глазах.
- Я порой удивляюсь людям. Всё-таки вы самые противоречивые существа.
Солдат медленно подошёл на линию поражения своей «трёхлинейки».
- Эй, спасибо тебе, кто бы ты ни был!
- Не каждый заслуживает такого. И не с каждым такое происходит. Мне жаль, что так получилось.
- Да. И мне жаль. Жаль, что по-другому нельзя, - сказал солдат и закрыл глаза.
Звуки ворвались в его уши ужасным грохотом. Мгновением позже что-то невероятно сильно ударило его в грудь. Он даже не понял каким образом, стоя в окопе, его достали. И где его «трёхлинейка». Он судорожно попытался вдохнуть, но не мог. Боль прошла также быстро, как и пришла.
* * *
Молодой немецкий унтер-офицер смеялся с сослуживцами за картами. Сегодня ему особенно везло. Немного захмелевший от пива, он самоуверенно выставил на стол свои трофейные французские часы. К их палатке подошёл высокий человек.
- Господин обер-фельдфебель! Мы получили сведения о вашем брате!
- Ну же, говорите быстрее!
- Может, пройдёмте?
Офицер напрягся. Что-то недоброе затаилось в его груди. Они шли по проселочной дороге.
- Ваш брат погиб в этом сражении. Когда убирали мёртвых, нашли его документы. Там ваша фамилия. Забрался практически к нашим окопам. А ещё он...
Посыльный продолжал говорить, а офицер пошёл дальше, уже не слушая его. Он сел сбоку дороги, закурил и смотрел на колышущиеся колосья. Они плавали в молочном лунном свете, который лился во мрак ночи.